фалафель

и в черни сгоревших лесов
воют волки в минорах на звезды,
которые дышат мне в спину, пока я лежу лицом вниз,
примерно, две тысячи семь сотен ****ых часов.
кинопроектор под слоем пыли
со скрипом выдаст мне старые фильмы
с зажеванной пленки о том, как
на разделочных досках мясники рубили с плеча
мою душу нагую, пока,
раздвинув руки, ожидая тебя,
искал за спиною опору, чтобы
не выдать слабости духа, слабости тела и мысли.
в паранжу радости окутав лицо,
держась за невидимый поручень,
что стоит между мной и путями, на которых червями поезда лезут в разные стороны света, в них, как в маленьком бункере прятаться
под выжженно белой простынкой
и чтобы с утра было стыдно поднять взгляд на соседей,
как будто всю ночь громко храпел, мешая всем спать.

обними его, как обнимала меня на прощание,
дай ему имя что-нибудь типа Фалафеля,
вдохни в него жизнь, как дышала мне в плечи,
и скажи ему то, чего мне не решалась.
ты смотрела мне вслед куполами Иоанна Предтечи
и небо нахмурилось от того, что был вынужден тебя отпустить из объятий.
придя домой искал под скомкавшимся одеялом тебя,
да пускай даже иллюзией.
сутки прошли, мне жить бы начать заново,
да я хочу старую перебирать по кусочкам, как паззлы,
чтобы нечаянно, уткнувшись губами в ухо той милой,
пропищать, что это любовь с невиданной силой.
и сторож среди берёзовых зарослей
медведь из киндер-сюрприза.
я закрою глаза и забудусь,
и увижу сон, в котором, как будто,
я в первом классе и девочка,
которая мне очень нравится,

скажет, вдруг, ни с чего,
что мы должны с ней завести
сына, дочь и собаку.
к сожалению, или, может быть, к счастью,
я проснулся и не оставил возвратных путей в этот сон,
ни дорожки железной,
растланной шрамом вдоль всей необъятной,
а вывих, вдруг, вправлен спустя тридцать тысяч шагов без особого замысла,
рассекая с асфальта испарину.
трещину даст единый механизм из двух тел,
разделившись на крупицы стекла,
прахом унесенные по всей планете.
собирай их невзирая на порезанные в кровь ладони
и однажды ты вспомнишь, перебегая под ливнем дорогу,
что у моей куртки, если что вдруг, есть капюшон.


Рецензии