Одинцовская быль 3

                ДО ПОСЛЕДНЕГО ВЗДОХА 

   Миновали годы и Станислав Павлович Агеев отслужив в армии, а затем закончив литературный институт, стал известным российским поэтом. Многие издательства считали за честь напечатать его правдивые, полные душевной силы и красоты стихи. Сменив за это время место жительства и, казалось навеки распрощавщись с Одинцово, осел он в большом областном центре. Познакомился с одной миловидной девушкой по имени Антонина и вскоре молодые справили свадебку. К этому времени вышла пятая книга поэта. Как и предыдущие, имела она огромный успех и заговорили о Станиславе Агееве, как о возможном приемнике Великих русских поэтов. Своего первенца супруги назвали Радионом в честь прадеда. Все было бы хорошо, если бы не заноза в душе Станислава, посеянная еще в юношеские годы: так и не мог он забыть своей первой Одинцовской любови. Все чаще думал он о той, синеглазой царевне, с которой так легко и необдуманно расстался. «Поди уже давно замуж вышла и детишек нарожала. К чему теперь эти страдания? А может быть еще не поздно? Все бросить, поехать к ней в деревню да в ножки поклонится: может все простит да примет? – терзался Станислав и снова окунался с головой в свою стихию – творчество. Супруга Станислава, Антонина, с которой он прожил без малого пятнадцать лет, не очень то ценила профессиональные и человеческие качества мужа. «Ну знаменит, ну ценят его на работе, однако денег домой мало приносит и чумной какой-то по вечерам сидит, все больше с книгами. Ни в театр, ни в кино его не вытянешь: скучно ему видите ли. Все норовит в деревню уехать, а я еще молодая: вон, от мужиков отбоя нет - все красавцы, как на подбор, а моему только речку подавай да лес с березками», - жаловалась соседке Антонина.

   Станиславу по прежнему удавалось многое и стихи его шли на расхват. Было в них нечто пронзительное, родное, отчего щемило сердце, а душа наполнялась добрым светом и любовью к своему отечеству. К этому времени обстановка в стране сильно изменилась. К власти пришли новые люди. Говорили много и ожесточенно, до хрипоты спорили. Вот только жизнь в Россиии ни на йоту не изменилась к лучшему и с каждым днем становилась все хуже. Привычное рушилось прямо на глазах: людям подолгу не платили зарплату, а в магазины не поступало самое необходимое. Начинались беспорядки. Все чаще можно было слышать, что страной управляет какая-то темная, враждебная сила; что сам президент пьяница и разбойник, окруживший себя авантюристами и предателями; что на земле русской бродят какие-то лихие люди под стать уголовникам и, что мошенники всех мастей скупают добро за бесценок. Народ бедствовал, роптал и зверел прямо на глазах. Убить человека стало так же просто и безнаказанно, как раздавить насекомое. Станислав переживал это лютое время, как мог, но и он видя озлобленность и равнодушие в глазах земляков, все чаще впадал в депрессию. Теперь, когда законная власть, словно бы самоустранилась, жизнь на просторах Союза изменилась до неузнаваемости. Даже лучшие произведения Агеева, издатели отказывались печатать, ссылаясь на «невостребованность». Не раз слышал он из уст некоторых, умело перестроившихся «личностей», что наступило время избранных и свободных людей. Станислав презрительно усмехался и уходил прочь. Видя, как нищает и разваливается некогда могучий и великий Союз, он все больше замыкался в себе. Не находя выхода своим думам и чувствам, начал Агеев прикладываться к бутылке, благо рядом всегда оказывались такие, кто готов был «поддержать» знаменитого поэта. 

   Семейная жизнь Агеевых разлаживалась постепенно. Не стало в доме того уюта и тепла, что прежде. Все чаще стали замечать Станислава в компании каких-то незнакомых людей да на веселе. Старая российская традиция – «заливать душу» по любому поводу, проявилось в это губительное для страны время с особой силой. Уж ни с чьей-то дьявольской подачки значительно подешевела водка? И даже в руки малых детей, продавалось прежде запрещенное зелье, калеча неокрепший организм и уродуя душу. И уже вскоре, повальный бич пьянства охватил все пространство огромного государства. Друзья-товарищи не шибко держались подле Агеева: каждый выживал как мог. Являясь на деле тонким психологом и мастером, Станислав просто возненавидил эту «новую, судьбоносную жизнь». Ему была милее та, утраченная, где все было ясно и просто: где легко можно было отличить друга от недруга, где человека ценили по труду, где чувство стыда и ответственности было нормой жизни. Не раз в компании Станислав говорил: «Ну, что мы за страна такая? Живем хуже какой-то Японии». Спрашивал и не находил ответа. Отношения между людьми тоже претерпели значительные изменения или выражаясь языком чуждого нам «сленга», стали «одноразовыми». Все больше слышал Станислав такие высказывания: «Надо иметь выгоду в любом деле», а то просто: «Хороший и умный человек еще не достоинство, другое дело богатство и связи - они все решают»...

   Однако не пришлась Станиславу по нраву, полная условностей и коварного лицемерия городская жизнь. Все чаще и с глубокой тоской вспоминал он о той, светлой и безоблачной, деревенской. «Родители поди заждались, соскучились. (Последнее время он не писал им и лишь однажды позвонил, сообщив о скором приезде). И как я сразу об этом не подумал, вот голова садовая!» - словно бы очнувшись произнес Агеев. Решив навсегда вернуться в родное Одинцово, он тем не менее не спешил, убеждая себя, что всегда успеет это сделать. И вновь потянулись беспросветные серые будни, заполненные случайными встречами, выпивками и глубокими разочарованиями. Сетуя на объективные обстоятельства и трудности, Станислав понимал, что сам далеко не ангел, что мог сдержаться и не пить; что не всем кто его окружал можно доверять; что мог работать еще – никто в шею не гнал, да и семейные дела не такие уж безнадежные были. Только с каждым днем жизнь становилась беспросветней: угасал тот могучий интерес ко всему, что его окружало – товарищи, работа, общее дело ради которого жили все эти годы, не щадя живота своего. В это смутное для страны время число умерших и погибших насчитывало сотни тысяч...
   
   Бывали на Руси лихие времена, но каждый раз в гуще народной, в самой ее сердцевине, спасительной искоркой зарождалась надежда: что не все потеряно, что можно наверстать еще всем миром. Однако не у всех на это хватало сил и времени. Однажды Агеев вернется в родное село, в свое Одинцово, больным, рано поседевшим, сильно состарившим человеком. Еще теплилась в его груди надежда, что только здесь, среди родной природы, близких и дорогих ему людей, сможет он стать в строй, окончательно освободившись от этой страшной зависимости. Но слишком далеко зашла болезнь. Однажды Станислав возьмет лодку и, как в былые годы, поплывет к другому берегу, на встречу счастью. Еще живы были воспоминания о лучших годах, самых светлых, самых дорогих, когда еще был жив отец с братом и здорова мать. Обессиленный он оставит лодку, решив добраться до берега самостоятельно, по мелководью. Хлебнув холодной воды, Станислав удивится, что слишком глубоко и попытается плыть. Но к своему ужасу почувствует острую боль в груди и не способность побороться за свою жизнь. Он снова глотнет озерной водицы, безнадежно барахтаясь в глубокой воде. В гаснущем сознании промелькнет золотыми змейками такое светлое и коварное песчаное дно, да вспыхнет на мгновение белоснежная лилия на черной воде, обозначив призрачный облик царевны-лебедя...
   
   Говорят, человек умирает тогда, когда может. Не знаю, спорить не буду. Знаю лишь одно, что Станислав Агеев не изменил своей мечте, выдержав тяжкое испытание до конца. Его лучшие, самые звонкие и ясные произведения, и поныне звучат, вселяя  в нас надежду и веру в то, что русский дух неистребим.

      
                «Кто в нас вселил эту неимоверную тягу
                К речке у дома, к березе корявой и древней,
                К легкой церквушке над склоном большого оврага,
                К жителям добрым из нашей мещерской деревни?

                Знаю: при каждом с краями родимыми встрече
                Вдруг на глаза навернутся светлейшие слезы –
                И расправляются тяжесть познавшие плечи,
                И исчезают из сердца больные занозы!..

                Глянет звезда с высоты над полуночным лугом,
                Друже ты выйди, оставив уют свой домашний,
                И поклонись теплым избам, всей нашей округе,
                Этой звезде и деревьям, всей Родине нашей!..»


               
                Осень 2004, 2009 г.