Хроники Эми Ли

ЛУЧОМ ЛИЦЕЙСКИХ ДНЕЙ,,,

Моя первая героиня ещё не знает как её зовут, но слово «СЦЕНА» для неё начинается с ноты «ЦЕ». Что ещё за глупости? - спросит кто-то, эта нота обязательно будет услышана: в шорохе цветов, в шёпоте уходящих на ципочках теней, эта солёная , словно кровь слизанная с царапин нота останется в нём — в ком-то, чьи чувства не сочитаются с моими.
За годы учёбы в Ли я так и не собралась на семинар по драматургии, в конце концов после утренних размышлений каждый вторник я останавливалась на мысли, мол меня там только и не хватало и шла в компанию публицистов, либо же просто оставалась до вечера в общежитии: пить чай, беседуя с призраками лабиринтов своего сознания. Приблизительно в шестнадцатом часу мне становилось неловко оттого, что я могу опоздать на семинар своих преподавателей, я начинала суетиться, и всё же, случалось, опаздывала и тогда меня захватывало острое чувство вины, которое преследует меня много лет спустя. А тогда...
Моя героиня шла на карнавал, где чьи-то маски заворожённо ждали момента, когда они заберут сердца избранных в свой плен. Где-то издалека звала к себе музыка Шопена, лоскутиками света, словно бабочки порхали под кожей рождённые чьими-то виртуозными пальцами звуки рояля, и где-то в нижнем регистре давала знать о себе та скамая нота — нота «ЦЕ».
Я не боялась паутины цитат, услышанных на лекциях в институте, выхваченных со страниц книг, Эта паутина опутывала меня с ног до головы. Из этой паутины зз феи смастерили мне роскошное бальное платье. Но ведь это не я — созналась однажды себе моя героиня, имя которой ещё не было известно мне.
Кто её придумал? - может быть...страшная догадка пришла мне в голову, когда выпускные экзамены уже были назначены на определённый час. Ирина Викторовна? Я набрала её номер и была очень рада, когда она согласилась жить со мной в одной комнате, коротая заключительные учебные дни. Человек поразительной тишины — думала я о ней, наблюдая украдкой как она щёлкает по клавишам ноутбука. Мы не часто о чём-то разговаривали, когда нам случалось делить другие учебные будни, но сейчас я решилась спросить её о многом и тревожно ждала её появления в комнате. Что-то изменилось во мне именно в тот час, когда я переступила порог комнаты, в которой нам предстояло встретиться и расстаться на долгие годы, а может быть, даже навсегда. Она была для меня примером среди студентов — эту мысль я допускаю лишь сейчас, вспоминая свою тревогу, с которой я в суетливых движениях яростно двигала в комнате мебель, а после раскладывала неадекватно яркие шмотки в застеклённой тумбочке. Не подвластное моему контролю стремление произвести на неё впечатление: звериными тощими лапами с длинными когтя ми лапало меня моё собственное воображение и я не могла противостоять этому странному ужасу.


\-Сколько времени ты уделяешь музыке? - спросила меня журналистка Анна Киселёва, Я замялась. Ну часа три, наверное, занимаешься? - она настаива.ла. Позже мы с учителем много раз вспоминали этот случай, он добродушно смеялся, а мне было не понятно — много или мало для занятий музыкой три часа, если ты не скрипач Паганини, которого чуть ли не в цепи заковали и не пианист Моцарт, который осваивал ноты с помощью чайной посуды? О том, что музыке надо отдаться без остатка мы говорили шутя и два часа в неделю собирались в актовом зале, чтобы собрать воедино выученное за часы, которые уделялись каждому в отдельности. Всё свободное время между уроками и самоподготовкой мы проводили в кабинете музыки. Нас никогда не заставляли, но на уроках изобразительного исскусства мы слушали пластинку про Буратино , и каждый раз, когда дело доходило до распева строк Пьеро о Карабасе-Барабасе, я думала о Василии Петровиче, который рассказывает о судьбах, загубленных ради истории государства. Когда на сцене в доме культуры перед выступлением нашего детского коллектива объявляли ряд званий мне представлялся гордый сеньор Помидор, Но эти образы не укладывались в моём робком и в то же время смелом сердце, когда учитель начинал говорить о нас.

Алиса — произнесла она, едва шевеля губами. Она назвала своё имя, когда в очередной раз влюбилась с первого взгляда. На этот раз. Влюляться — это была её новая привычка. Она затеяла что-то, что мне уже не нравится. Осознавю,что герои могут делать что-то по своему, раньше я была уверена, что всё зависит от автора. Алиса — повторила я про себя, понимая, что влюбилась не я, а она. Имя этому парню Вадим, и сейчас начинается игра в жмурки.
Я перешла дорогу на зелёный свет. Холодные искры снега впивались в мои щёки. Мир покачивался, слегка дрожа. Вместо зданий - геометрические фигуры усыпанные вкрапинку неравномерно и напряжённые пятна света уличных фонарей - всё на беллом листе дневного света. Чья-то кисть рисует меня - маленькую фигурку в лохматой шубке,

Я вас очень прошу, не трогайте этот цветок — сказала Н А, - иначе он не зацветёт. И я стала ждать: когда же он зацветёт? Когда мне случалось остаться в классе одной, я подходила к нему и разглядывала узкие, похожие на кружевную тесьму листья. Каждый из них словно струя фонтана дугообразно тянулся из горшка к поверхности тумбы, на которой стояло растение. Однажды я не удержалась и дотронулась до него. С этого момента время ожидания цветения стало для меня пыткой. Я боялась, что теперь он не зацветёт никогда и просила греческого бога с картины, который, обернувшись быком, уплывал вместе с украденной красавицей по морю в неизвестную даль., просила, чтобы цветок зацвёл. И он зацвёл: Так начинается рассвет:будто тихая мечта.
Когда Юра вручил мне небольшую подушку -сердца с атласной оборкой по контуру, мне показался странным выбор белой нитки, соединяющей красную и розовую ткани, и, отвела взгляд в сторону его картины, где заснеженный лес был расцвечен золотыми лучами солнца. Но когда прошло много лет, его сердце напомнило о себе картинками из прошлого, которые возникали передо мной под музыку Рахманинова (вокализ). С волнением, похожим на страх, я тянулась к нему, но когда брала в руки, оно превращалось в другие предметы красного цвета...

Супруга Василия Петровича Нина Ивановна с восторгом рассказывала, какие красивые шапки шила одна из его выпускниц. А я в это время тщательно пережёвывала нежный салатик, пытаясь разгадать удивительное сочетание ингредиентов.

Я изменилась, а ты вот всё та же — писала я о берёзе, которая ждала меня на улице труда, но детям из ддт я рассказала о берёзе, срубленной людьми, купившими дом, в котором жила моя бабушка по маминой линии — директор сельской школы. В обязанности которого входило приготовление пищи для детей.
Кстати школьный винегрет и тушёная картошка в нашей школе как будто не изменились — такой вывод сделала я во время продолжения праздничного банкета в кругу младшего поколения.

Однажды я гадала на картах директору. Это происходило в коридоре возле кабинета истории. В большом количестве тёмной масти я нагадала ему много денег и печали. Мне было неловко огорчить человека, который однажды разрешил мне с казённого телефона поздравить маму с днём матери, но ничего другого я сказать в тот час не могла.

Я редко писала маме письма. Мне писала старшая сестра и бабушка по папиной линии. Но однажды мне вручили телеграмму. На открытке были изображены нарциссы. Мама поздравляла меня с днём рождения, о котором я забыла. Сколько мне исполнилось в тот день, я не помню, я ещё не закончила начальную школу.

Экзамен по рисованию я завалила. Когда меня спросили, могу ли я работать красками на большой стене, я с неуверенным энтузиазмом решилась пробовать свои силы. Не могу сейчас вспомнить по чьей инициативе оговаривалась денежная сумма касательно моей работы, помню, что это казалаось мне более, чем достаточно. Впервые работа потребовала от меня большого количества кистей. Поднимая ввысь стволы берёз, я долго не могла создать нужный мне оттенок чёрного по белому. отчего кривизна линий становилась неестественной. Прорисовывать каждый лист было очень сложно, мне казалось, что ветки качаются от ветра, который проникал в столовую через открытое настежь окно. От солнца, играющего с ветром, хотелось жмуриться. Цветы склонялись над синевой ручья, а тропинка звала к себе вдаль, и между ней и столовой были мостик из трёх дощечек и камень — на противоположном берегу.
А камень-то зачем — спросила завхоз. Я и сама не знала зачем, но почему-то с левой стороны от тропинки он лежал, не видя в воде своего отражения. Кроме этой картины была ещё одна: корзина с фруктами. И её мы рисовали вместе с сестрой. Но вот дело дошло до заработной платы. и обещанный куш на деле уменьшился в четыре раза. Нет, я не хотела скандалить вовсе, но всё же осмелись упрекнуть работодателя в эксплуатации детского труда. Чуть позже я убеждала себя, что апельсины без чебурашки — это не так уж и плохо, из фантиков от конфет можно смастерить красивую занавеску, но у мамы на апельсины алергия.

Неужели гуашь? - с грустью думала я, глядя на рыжие слёзы больничной стены. Зачем вы смываете лисичку? - спросила я санитарок. Так велено — оправдывались они. Мне казалось, что это не просто лисичка, а моя больная душа.

Прежде чем покрыть фанеру лаком, необходимо ещё раз внимательно оценить свою работу. Подтаявшие сугробы на берегу ручья, льда уже нет, но яркая синева дышит холодом, забор возле домика, который, требует ремонта. За домиком видны деревья, где наверняка уже суетятся птицы. Свежесть неба как будто проникает в пространство класса. Но что-то я не дописала, и это не интуитивное чувство, это я знала точно. Я долго всматривалась, меряя шагами полтара метра от доски, на которой располагалась моя работа, и в конце концов пришла к выводу, что необходимо запечатлеть мою недоработку лаком. Картину взяла домой, но не повесила на стене. Прошло немало времени, и однажды картина попалась мне на глаза во время очередного приезда с учёбы. Я улыбнулась своему открытию: поленница, которая сливалась со снегом накрывающим её. Грифель отсвечивал, теряясь среди красок. Именно поленница привлекла меня, когда я выбирала открытку, чтобы сделать копию, но она осталась незакрашенной.

Новость о том, что оркестру необходимы новые костюмы у всех вызвала бурный прилив положительных эмоций, меня же охватило некоторое разочарование. Мне очень нравились жакет и юбка : тёмно-синие в едва заметную полоску. Кружевную блузку с длинным пышным рукавом и жабо я осмелилась выпросить на память. Почему не весь костюм? - не могу себе объяснить сейчас, вспоминая как в раннем детстве рисовала на больших листах разные платья, которые все хвалили, и только бабушке были не по нраву косые подолы, которые удавались мне такими не преднамеренно, но бабушка сшила мне однажды платье по моему образцу. Итак вспомнив об этом, я с интересом ждала, чем обернётся задумка руководства. Однажды мне довелось увидеть часть костюма на рисунке, я не решилась обсудить свои впечатления с преподавателем. Но вот дело дошло до примерки. Цветовое сочетание воспринималась совсем иначе, чем на рисунке. Блеск атласной блузки придавал костюму особенную торжественность . Я не сразу оценила бант который заменил жабо и призналась что галстук в сочетании с квадратным воротом мне более по душе. Сегодня я мечтаю именно о таком костюме: с бантом.

Иллюстрируя книгу, я решила, что картинки будут чёрно-белыми. Перебирая коллекцию обёрток от шоколада и листая любимые книги ,я собирала из них что-то своё. Это была вторая работа, результат которой меня радовал и вдохновлял. Но даже в этот раз я не решилась обсуждать работу в изостудии. Неправильно, странно.

В один из воскресных дней кисточку я взяла из рук Василия Петровича. На столе стояла баночка с маслом для медных инструментов. Не помню времени года за окном, помню солнечные блики на масляных помпах и неторопливый голос, рассказывающий мне печальную историю о девочке, которая больше жизни любила свой кларнет. В те минуты я и представить себе не могла, что однажды взгляну на свой инструмент как на очень дорогую игрушку, время которой — жизнь в миг разочарований.

Пушкин — единственный, с кого следует брать пример — такой вывод сделала я, вслушиваясь в интонации вкратчивых речей Василия Петровича. Он много цитировал энциклопедию русской жизни, иногда мне даже казалось, что он видит себя похожим на Евгения Онегина, Я стеснялась признаться даже себе, что онегинская строфа кажется мне не достаточно лёгкой. Стеснялась до тех пор, пока не открыла для себя её оттенки: бирюза и лазурь. На пути в кабинет литературы и русского языка можно было встретить картину, на которой изображён Пушкин, сидящий под деревом. Много неба не вполне естественного цвета - фиолетовый и голубой, даль в которую смотрю я,Что видит перед собой поэт ? Я вижу его впрофиль и угадываю в нём черты кудрявых мальчишек из нашей школы, в которых искала черты Пушкина.

Возле кабинета музыки была расположена картина, написаннаяя на ватмане. В рамке за стеклом росла над водой берёза с махровой листвой. До этой листвы очень хотелось дотронуться, и хотя картина висела высоко и была не чуть больше альбомного листа, казалось, что до неё рукой подать На другой стене того же коридора можно было представить себя на веранде и помнить: где-то в саду, если покинуть веранду, можно прийти к той самой берёзе. Я очень любила тропинку, которая через роскошный сад вела меня в кабинет музыки.