Женщины солдата Федора Левадного

      

      Муторно на душе у Варвары,  мотыжит грядки, а сама под ногами ничего не видит. Бывает, срывается непрошенная слеза. Причина одна – нет от мужа Федора весточки с фронта. Даже когда отступали, была такая неразбериха, Варя получала фронтовые треугольнички. На дворе уже сорок четвёртый год, наши гонят «фрица» по всем направлениям. Фёдор молчит. Может в госпиталь угодил, да не хочет её, Варвару, преждевременно в страх вгонять.  Где приходится бывать: в аптеке, в магазинах, на базаре – только и слышно:  там-то того-то убили, к какой-то муж вернулся без ног,  какой-то несчастной пришла  похоронка. Ну, если ей нет казённой бумаги – значит, её Фёдор жив. И Варвара его обязательно дождётся. Утверждается она в своём мнении, и взор затуманивается растревоженной женщины. Начинает перебирать, в который раз, воспоминания, связанные с мужем.
    

      Припоминается, как они познакомились несколько лет назад. Тогда ещё в городском парке впервые установили: качели, карусели, гигантские шаги. Молодёжь топталась за ограждением и никто не хотел рискнуть - идти на качели. И зря надрывался массовик-затейник, зазывая смелых: А ну, ребята, покажите девчонкам свою удаль...  И тут один парень вызвался кататься на качелях.  Он держал в руке два билета:  - А кто желает покататься со мной?    Парень был стройным, с кудрявым чубом и дерзким взглядом. Варвара выскочила вперёд и громко выкрикнула:  -Я желаю покататься!  – А не забоишься? Я, ведь,  раскачивать буду шибко.  Он снял пиджак, наброшенный на плечо, и передал товарищу. Взял Варю за руку,  повёл к качелям. Сначала ребята раскачивались осторожно как бы примеряясь друг к другу. Видя, что девчонка не из робкого десятка, парень начал раскачивать качели   сильнее.  – Как же зовут тебя, храбрая девушка?    - Вар–ва–ра-а-а... - сквозь свист ветра прокричала девчонка. – А  я – Фё –до- р-р.

       А потом они гуляли по набережной, по аллеям парка. Отдыхали на красивых скамейках, ели мороженое. Федя и Варя встречались целый год.  А на Новый Год  Фёдор сделал Варе предложение. Мол, хватит ходить с края города на край. Пора составлять семью. И, чтоб, детки непременно были. А вот деток – то и не было. Фёдор водил свою Вареньку к докторам. Никаких заболеваний и изъянов доктора не находили.  Один старый врач сказал: - Куда, вы, молодёжь, спешите? Успеется, ещё нанянькаетесь. Так бывает, никак не получается зачать, а как первый ребёночек появится - "посыплется", как из мешка. Не будете знать, куда от них деться.

      Фёдору не понравилось высказывание доктора, и он решил сводить жену к другим докторам, но... началась война, и он ушёл на фронт. В доме, где жили Фёдор с Варварой проживало ещё несколько семей. У всех  были дети.  В  одной семье родился третий ребёнок. Родители назвали его Егоркой. Был  Егорка спокойным, улыбчивым. Федя  любовался чужим малышом, а когда тот немного подрос, зачастил к многодетным соседям. Всё играл с чужим ребёнком. Зачастую, приносил к себе в комнату, тем самым растравляя Варино сердечко. И без того убивалась Варенька, что не может подарить  любимому мужу сыночка. 

      Вскоре и в их дом пришла беда. Погиб отец Егорки, того самого, к которому привязался Фёдор накануне войны. Пришла  «похоронка»  из госпиталя. В ней сообщалось, что солдат Ефремов Ю. Я. умер от ран, не совместимых с жизнью. Нюрка, комкая в руке казённую бумагу, выла на весь двор. Соседи, в том числе и Варвара, утешали несчастную, как могли. Дети Нюркины тоже пытались обнять мать, пожалеть, но та продолжала выть, отталкивая ребятишек:  - И что теперь делать? Настрогал косяк, а сам помер. Как теперь жить, как детей подымать? Потом грубо схватила младшенького, Егорку и прошипела: - Куда теперь с тобою, последыш? И на работу не пойти.  Сам-то всё просил: - Роди, Нюрушка. Больно ребятки у нас получаются хорошие.  Нету нашего кормильца! Не- е-ту! - причитала плачущая женщина.  Варя предложила помочь - оформить Егорку в детсад. - Хоть он будет сытым, - сказала она.   Они  вместе с Нюрой  начали хлопотать об устройстве Егора в сад.

     Нюрка торжественно вела малыша в садик.  Она проходила мимо окон детсада, держа Егорку за руку. Варваре было немного неудобно за свою соседку. В первый же день Нюрка привела мальчишку в том, в чём он бегал во дворе. На малыше была замусоленная рубашонка и рваные штанишки. Егорка был даже не умыт. Сотрудницы перешёптывались  между собой, но Варвара  Захаровна - воспитательница этого же детсада, пресекла пересуды, объяснив, что женщина несколько дней назад получила «похоронку».

      А дальше ещё интереснее: то Нюрка скажется больной, то она куда-то опаздывает, то её вызывают в горисполком (и какие у неё могут быть там дела?)  А сама подталкивает Егорку к Варваре Захаровне, мол, отведите в сад, Вам же всё равно туда идти. А потом Варе пришлось и грязные вещички мальчонки забирать и стирать. Жаль было неприкаянного ребёнка. А его «мамаша» делала вид, что всё ещё сокрушается по погибшему мужу.  По вечерам стала она приводить в свою  комнату  таких же «несчастных» бабёнок, якобы тоже потерявших на фронте мужей.  Егорка прибегал к Варе:

     - Валвала  Захаловна! Можно я у Вас буду ночь, а то мамка опять в калты лежутся.

     Сколько раз Варвара укоряла Нюрку, советовала одуматься, прекратить бражничать. Этим мужа не воскресить, а вот настроить соседей против себя  очень просто. Ведь не у неё одной остался лежать муж в чужой земле. Трое детей, кто о них позаботится?   Нюрка затихала на недельку, а потом всё повторялось.  И получалось, что Егор больше находился с Варей и дома, и в детсаду. Приведёт малыша домой, выпустит во двор гулять. Случалось и Нюрка-мамаша в это время во дворе. Увидит сына: - Ты, пострелёнок, уже дома? И уйдёт в свою комнату. А Варвара и рада, привязалась она к Егорушке и всё не одна.  – Вот вернётся Феденька, тоже будет рад Егорке. Свои–то будут ли? Кто знает? - думала молодая женщина.
     Фёдорова часть стояла довольно-таки долго под украинским городком Ровно. Письма жене он посылал регулярно. Но последние месяца два нет от Варвары ответов. Давненько не радовал солдат-почтальон весточкой из дома.  Зато как-то принёс целую пачку писем и небольшие посылки.  Письма были от девчат со всех уголков страны. Пошла такая мода у них - писать незнакомым солдатам. Поддерживать их моральный настрой, так сказать. Молодые, не женатые солдаты расхватали письма от девушек. Осталось одно.

    – Это тебе! Ты - женатик, тебе ни к чему приветы от девушек, читай письмо от школьницы, - сказал дружок Фёдора Николай и бросил тому на колени конверт, подписанный полудетским почерком.  Так пишут старшеклассницы.

      Любопытно стало солдату: о чём может писать «пацанка». И не долго раздумывая, Фёдор развернул треугольник. По написанному тексту стало ясно, что пишет отнюдь не школьница. Скорее девушка лет, эдак, двадцати – двадцати трёх.  Она предлагала переписываться. Заверяла, что  будет стараться поддерживать  солдата в его воинском, нелёгком труде - защищать Родину.  А скоро они с сыном пришлют небольшую посылку. И когда Фёдор прочитал про сына – озадачился. Зачем молодушка решилась на переписку, на что надеется? Столько мужиков убито на войне и ещё сколько погибнет, а она на что-то рассчитывает. Странно! И что это за женщина, сколько, на самом деле, ей лет, сколько лет сынишке? И всё-таки Фёдор,  решил написать ответ. Его заинтересовала Раечка. Так звали женщину, написавшую такое откровенное письмо. Обычно женщины скрывают до последнего, что у них на руках дитё. На конверте стоял штемпель Саратовской области, села "Терновка".  – Стало быть – земляки! - обрадовался солдат Фёдор Левадный. -  Если уж от жены не дождёшься весточки, так хоть от другой дивчины! - весело присвистнул он.

      Рая была сиротой, жила в Терновке, в маленькой мазанке. Так назывались строения, сложенные из саманов.  Колхоз помогал чем мог сиротам, престарелым своим гражданам. Несколько лет назад  Раечку послали на курсы воспитателей,  в Саратов и с тех пор она работала воспитательницей в колхозном детсаду.  Её всегда ставили в пример нерадивым девчатам, убегавшим к парням. Рае приходилось подменять  «гулён». Но она не тяготилась этим, любила заниматься с малышнёй. Всё это, но в более сдержанной форме, Раиса и описала в первом своём письме, которое досталось Федору Левадному.

      Первое время Фёдор испытывал некую неловкость перед женой Варенькой. Думал про себя, что немного попереписываются, а потом откровенно всё Раечке и напишет, что мол, извини, я женат. Но приходило очередное  письмо от Раи, Фёдор не выдерживал, вскрывал треугольничек и наслаждался непредсказуемостью текста. Раечка могла и утешить, и приободрить, и даже, рассмешить. Это приятно бередило душу. Фёдор невольно сравнивал двух женщин и приходил к выводу, что от  Раи письма всегда бодрые. Никогда она не жаловалась на трудности. Война всё перевернула, всем трудно, но в письмах он не чувствовал этого. В письмах же Варвары - жены,  сквозила тоска. Жаловалась она на одиночество, усталость. Оно и понятно: молодая жена в одиночестве проживает жизнь.  Зато Раечкины письма всегда заканчивались  патриотично. Что-нибудь эдакое: - Я верю – враг будет сломлен, наши победят, другого  и быть не может! Спокойно выполняйте свой воинский долг перед Родиной. Мы будем вас ждать и трудом приближать победу. Было это немного пафосно, даже напыщенно, но Фёдор чувствовал:  от всего сердца написано молодой женщиной.
    
      Вскоре получил солдат  обещанную посылку: вязанные носки, варежки и кисет, наполненный душистым табаком.  А сынишка Раи нарисовал на обёрточной бумаге собачью будку, из которой выглядывает коричневый пёс с высунутым, красным языком. Положил Фёдор детский рисунок в карман гимнастёрки со словами: - Охраняй меня, чтобы невредимым вернулся. Времени у солдат мало,  но при каждом удобном случае или на привале, достанет Фёдор рисунок - собаку с будкой. Сам смотрит, товарищам показывает.

     – Охраняет меня "Накрой" днём и ночью. Спрашивают друзья-сослуживцы: почему "Накрой", а Фёдор отвечает: - Мальчонка так назвал, ему видней. Такая кличка – вот и всё!

       По военным сводкам слышал солдат Фёдор Левадный, что Сталинград весь разгромлен. Но до Саратова гитлеровцы не дошли. Он терялся в догадках: почему, всё-таки, от жены ни звука? Что там могло случиться?  Хуже неизвестности нет ничего. И в его роте, как на грех, не было никого из Саратова или Энгельса.  Одно успокоение – Раечка регулярно пишет.

   
      Однажды  Рая разоткровенничилась, написала,  что сын ей не родной.  А произошло это так: послали Раю в Саратов по делам от терновского  детучреждения. Возвращалась она поздно, ращитовать могла только на случайный, припозднившийся транспорт. Вдруг она услышала детский лепет, всхлипывания. Девушка насторожилась,  выждав минут пять, всё же отважилась пойти на звуки, доносившиеся до неё. За порослью   невысоких тополей  проходила колея от телег и машин. В колее лежал мальчишечка лет трёх-четырёх. Грязный, в каких –то тряпках, с чумазым личиком. Рая хотела дотронуться до него, но мальчишка весь напрягся и хотел укусить её. У Раи в сумке лежало несколько яблок. Пока шла  к месту ожидания, зашла в чей-то заброшенный сад и набрала яблок. Девчонка достала яблоко и протянула малышу, но тот испуганно отшатнулся, закрывая ручонками голову. И тут послышалось тарахтение бидонов, возница понукал  полудохлую лошадёнку.  Раиса выскочила на каменку и попросила мужичка помочь ей - справиться с мальцом.  Ей повезло, возвращался из Энгельса односельчанин. Рая рассказала о своей «находке» и они, уже вдвоём, затащили мальчишку на телегу.

      К дому подъехали в два часа ночи. Рая растопила печь во времянке, нагрела воду для купания, но малыш, очевидно, не знал, как купаются. Он поднял такой шум, визг, что у соседей, в окне, загорелся свет. Тогда девушка разделась и начала купаться на глазах у мальчугана. Она нарочито громко отфыркивалась, плескалась, показывала ему, что купаться  приятно. Потом подвела  мальчишку к корыту и, как бы невзначай, окунула его ладошки в воду. Подобие улыбки появилось на грязной мордашке. Рая воспользовалась моментом и посадила малыша в корыто.  Кое–как она вымыла ребёнка, укутала засыпающего  мальчика в самотканую простынь и уложила в свою постель.

      Утром Рая всё-таки допыталась, что малыша зовут «Миса». - Значит,  ты у нас Миша! А все мишки очень любят есть кашу. И девушка накормила мальчонку тыквенной кашей.  Потом сходила в сельсовет и рассказала о «находке». Её поблагодарили за чуткость и сострадание.  Обещали что-то предпринять. Время шло, но никто ничего не предпринимал в отношении найдёныша. И всё бы ничего: мальчик стал понимать Раю,  старался выполнять её требования.  Они привязались друг к другу.  Но у Раи душа болела, когда уходила на работу, оставляя  Мишку в летней кухне под замком.  Случалось: он, не дождавшись её с работы, засыпал на полу, на коврике.    Девушка стала хлопотать для Мишки место в садике, где сама работала.

      Наконец-то,  ей пошли навстречу: заведующая детсада дала путёвку на оформление ребёнка в садик и,  заодно, вручила Раисе  метрики.   Теперь она успокоилась.  Мишка всегда находился при ней.  Он проходил уже две недели, привык к распорядку сада и вдруг... заболел.

      Положили малыша в отдельную комнату. Ребятишки толпились в дверях. Рая расставляла раскладушки, раскладывала постельные принадлежности в спальной комнате. Ей хорошо было слышно, как мальчуган из старшей группы сказал, что Мишка может умереть, раз он заболел. А другой мальчуган добавил: что, мол, Мишка ничейный, у него нет мамки, и никто плакать не станет.  Как ножом по сердцу резануло Раисе. Она подскочила к больному Мишке, взяла его вялую ручонку и крепко поцеловала.  – Как это, ничейный? Я его мамка! Правда, Мишенька!?  Малыш с трудом приподнялся на локотках и ручонками обвил Раисину шею, жарко зашептал на ухо своей спасительнице: - Что ли ты, взаплавду, моя мамка? Необъяснимая нега разлилась по телу Раечки так, что слёзы навернулись на глаза. Ничего не говоря, она теснее прижимала худенькое тельце малыша к себе.

       С тех пор Мишка с гордостью всем говорил, что Раиса его мама. Мальчишка  любил играть в разные игры, но больше всего  рисовать. А рисовал он гораздо лучше других ребятишек. Как-то находясь в Энгельсе, Рая зашла в магазин и купила набор карандашей «Искусство», а в своём магазине выпросила обёрточной бумаги. Дома порезала на небольшие листки бумагу и отдала Мишке. Сколько было радости! Миша тут же принялся рисовать собачек, зайчиков.  А потом нарисовал солдата, стреляющего из ружья. Рая не придала значения этому рисунку. Он - мальчишка и неоднократно слышал от своих сверстников, что их отцы на войне, воюют против «фрицев». Увидев нарисованного солдата, мальчишки стали просить Мишку нарисовать и их отцов. И маленький «художник» охотно рисовал  своим друзьям. Ребята, получив рисунок, прижимали  драгоценные «портреты» к груди и весь день ходили счастливые. Рая спросила Мишку, почему начал рисовать солдат, может, вспомнил что-то о своём папке, на что малыш отрицательно покачал головой:  – Они ждут своих папок, вот я и рисую. Мама! Мы будем тоже ждать своего солдата! - изрёк он.

      Вскоре на сельском сходе девчата-колхозницы решили поддержать клич комсомола. Морально поддерживать боевой дух наших воинов, смелее вступать в переписку с солдатами и настраивать их на победу.    Поэтому-то Рая написала на фронт, солдату. И досталось её письмо Фёдору Левадному.  И теперь Рая могла с уверенностью сказать своему приёмному сыну, что у них есть  свой солдат, которого они ждут с фронта. Ждут окончания войны.

       Эта история с найдёнышем тронула сердце солдата Фёдора Левадного.  Ведь он и сам был сиротой. Жил у совсем чужой тётки. "Жалела  сиротку", как при случае, она выражалась. Припомнилось солдату и то, как озорничал, смеялся над старухой, устраивал мелкие пакости ( прятал очки, подсовывал кактус и т. д.). После такого откровения, он ещё больше зауважал Раису. И ему уже казалось,  что это его семья ждёт с войны своего победителя. Но где-то в глубине души ещё сохранялось чувство вины перед женой Варенькой. 

       А Мишка с гордостью всем рассказывал, что скоро с войны приедет его папка-солдат и привезёт ему настоящего коня. Двое мальчишек повалили Мишку на землю и начали молотить кулаками, пинать ногами. Один со злостью приговаривал: - Ты найдёныш и нет у тебя никакого папки. Ты всё врёшь!  Тебя нашли в канаве. Мишка еле вырвался от мальчишек и прибежал к Рае  весь в крови и ссадинах. Но плакал он не от боли, а от обиды. Ему не верили, что у него тоже есть папка и он тоже воюет на войне. Рая успокаивала сына: - Ну, кому ты больше веришь, этим нехорошим мальчишкам или мне? Есть у нас солдат, ведь ты же знаешь! Вот и фотография его у нас есть. А с ними не играй, играй с другими...  Но и сама Рая не раз слышала, как Мишку дразнили: найдёнышем, сироткой, подкидышем. Тут-то и призадумалась  Раиса: а не уехать ли ей куда-нибудь, но куда?  Разве что, в Энгельс! Прекратятся пересуды, и никто не будет знать о том, что Мишенька ей не родной. А в Энгельсе живёт её двоюродная сестра Шура. Последний раз они виделись перед войной. У сестры умер муж, и она сетовала, что осталась совсем одна.  Она звала Раечку к себе жить, мол, дом большой, просторный, обеим хватит.  Тогда Рая не придала значения, думала, что сестра  зовёт её потому, что побаивалась одна, без мужа, жить.

    –  А дом у Шуры, действительно, большой, добротный, на два хода. Пожалуй, не стеснили бы одинокую женщину.  Шура была намного старше Раисы. Недолго думая, девушка села за письмо. Всё подробно описала о своём житье, а главное, о Мишке. И о том, что избивают мальчишку,  дразнят. Спросила сестру, не пустит ли она их с малышом. И та ответила, что будет очень рада приезду Раечки с мальчонкой, и что она уже ждёт-не дождётся их. Собрав свои немудрящие пожитки и заперев свой домишко, Рая отправилась в Энгельс, к сестре.  Шура встретила свою двоюродную сестру с радостью, а обнимая Мишку, всплакнула.


       Поселились Раиса с сыном в большой, светлой комнате.  А кухня  девушке показалась, вообще, сказочной. Окно было одно, но какое! Большое, с широким подоконником, на котором могло уместиться несколько горшков с цветами - слабость Раечки. Окно выходило на улицу и  видно было прохожих. Рая и Мишка придумали  игру. Если идёт девушка – щелбан получает Рая, если парень или молодой мужчина – щелбан  Михаилу. Если проходит мимо их окна военный – они целуют друг друга в лоб.

       Рая устроилась в цех, где делают снаряды, и этим была очень горда. Ей казалось, что и она, как может, приближает победу. Шура начала устраивать Мишку в детсад. Всё складывалось хорошо, одно лишь печалило Раечку – мало видела теперь своего сынишку. Однажды Рае представилась возможность самой зайти в садик за сыном.  Она подошла к Мишиной группе, долго искала его взглядом  среди детей и, не увидев, решила, что Шура - сестра  Мишеньку забрала пораньше. Рая прошла в раздевалку, хотела забрать грязные вещички из шкафчика, открыла дверцу и... отпрянула. В шкафчике сидел Мишка, всхлипывал, закрыв ручонками лицо. На вопрос, что случилось, мальчишка не ответил, а ещё горше заплакал. Так и не дождавшись вразумительного ответа, Рая пошла в игровую комнату.

     - Варвара Захаровна! - позвала она воспитательницу.  – Миша сидит в своём шкафчике и не говорит, что с ним такое. Дрожит и плачет. Вы не в курсе, что произошло?  Может, его кто-то из ребятишек обидел? 

     – Скажите, откуда у Вас эта фотография? - требовательным тоном спросила Варвара Захаровна, и достала из кармана халата небольшую фотографию. Ничего не понимающая Рая, ответила, что ей это фото выслал один фронтовик. И что они  переписываются. А так же сказала, что она не разрешала брать этот фотоснимок, так как он единственный. Мишка ослушался и будет наказан. Но почему это   интересует Варвару Захаровну? Несколько минут обе женщины, молча, рассматривали фото солдата Фёдора Левадного.

     – Фёдор решил к нам приехать как только окончится эта проклятая война. Мишенька его ждёт - не дождётся.

     – Я тоже! - сказала Варя. 

     – Но почему? - непонимающе спросила Раиса. 

     – Ну, хотя бы потому, что это мой муж! Варвара Захаровна протянула растерянной Рае журнал, на котором красивым почерком было написано:  воспитатель Левадная   В. З.  Молча, брели домой мать с приёмным сыном.

      - Миша, Мишенька! А ты очень будешь переживать,  если к нам не приедет солдат? - тревожно спросила Рая, очнувшись от тягостных дум.

      – А к кому он плиедет?   

      – Ну-у, не знаю, может, у него есть свои детки...

      – Вот здолово! Мы будем все вместе иглать. Плавда, здолово, мама? Всем будет весело, чего же ты печальная? 

      – Нам, Мишенька, надо вернуться в Терновку.

      - Никуда вам не надо возвращаться. Живите, как жили. За переживаниями Раиса не заметила, как их догнала Варвара Захаровна.  – Если кому и уезжать, так это мне. Здесь, без Фёдора, у меня родился сын. Он этого может не простить.  Уеду на Урал – там у меня родственники, - проговорила воспитательница и, обогнав Раю с Мишкой, растворилась в вечерней мгле. Варя подала заявление об уходе с работы, чем немало удивила заведующую. Ещё шла война, и найти работу было непросто.

        Однажды в середине дня прибежала Нюрка с «похоронкой»  на Фёдора Левадного. Ещё пару дней и пошла бы эта казённая бумага искать Варвару по белу свету. Два дня не было её на работе.  Приводя Мишку в садик, Рая не видела Варвары Захаровны и решила, что та, действительно,  уехала. На третий день воспитательница  Варвара Захаровна, как всегда, была в группе и принимала детей.   Теперь ей незачем уезжать.  Увидев Раю, она, молча, протянула «похоронку».

         Раечка читала казённую бумагу и никак не могла взять в толк: как  такое могло случиться с Федей. Обещал обязательно приехать и вот что! И что она теперь скажет  Мишке? Сомневающаяся и растерянная брела она по весенней улице. Солнце играло бодрыми лучами в молодой зелени деревьев. Какие-то птички распевали на все голоса. – А чему, собственно, удивляться? Уже четвёртое мая. Скоро войне конец.     Только ОН ничего этого не увидит и не поймёт, и не будет знать, что ОНА - Рая, всё равно его будет ждать...

      Закончилась первая смена в детсаду. Медленно шла по улице Варенька, подставляя лицо весеннему солнышку. Такое оно сегодня ласковое.  Зашла в городской парк. Старшеклассники приводят всё в порядок. Одни подметают дорожки в аллеях. Другие моют скамейки, перекапывают клумбы. Села она на скамейку, глаза у Варвары сухие. Выплакала она своё горюшко.  Скоро войне конец и что тогда? Федора нет, а если бы и остался живым, всё равно ушёл бы, наверное, к Раисе. И никогда он не узнает, как обе его женщины,- так распорядилась судьба! - встретились на одной жизненной дорожке. - Но его нет и нечего делить, - горестно подытожила молодая женщина. – Ах, Федя, Федя! Лучше бы ты жил. Пусть не для меня, а для этой девушки и её приёмыша. Ну, теперь чего уж!  Надо за Егоркой идти, обратно, в садик. И тяжело поднявшись со скамьи, она пошла за сыном.