Город. Из Сен-Жон Перса

Их крыши, крытые шифером и черепицей, поросшие мхами.

Их дыханье по трубам печным, как по каналам течёт.

Засаленный воздух!

Вонь скотобоен в толкучке! Женское терпкое тело под юбками!

Город превыше небес!

Засаленный воздух! Миазмы толпы! Городу нечем дышать. Нечистотами он опоясан.

Над чердачным оконцем, над мусорным ящиком госпиталя, над запахом синего хмеля в матросском квартале, над кровоточащим фонтаном вблизи от полиции, над изваяньями из перезрелого камня и над бродячими псами, над малышом со свистулькой, над нищим, чьи щёки дрожат в пустоте челюстей,

над кошкой больною с морщиной тройною на лбу

опускается вечер миазмами рода людского…

В море город – гнойник вытекает…

Робинзон! С этим вечером рядом – твой остров.
Приблизится небо, чтобы море хвалою почтить, восклицаньями звёзд одиноких умножив молчанье.

Опусти занавески: не нужно огня:

Вечер на острове, вечер в окрестностях, здесь и там, всюду, где безупречною круглою вазою – море; веки вечера на домотканых дорогах небес и морей.

Вязкая тяжкая слизь или плазма живая.

Маслянистая грёза баюкает птицу; в душную воду залива, от насекомых оглохнув, срываются полые фрукты со своим копошащимся шумом.

Остров почиет, омытый водой изобильной, жарким течением в жирных молоках, почиет, облепленный пышною тиной.

Тупорылые рыбы пускают в грязи пузыри, и другие, ленивые, бодрствуют, пятнистые, словно рептилии. Ил плодливый. Малютки-моллюски скорлупками хлюпают. Небо зелёным клочком над подвижною мглой – вперемежку с москитами прочие мошки. Накрываясь листвою, цикады вполголоса перекликаются. Разные смирные твари заслышали вечер и песню запели прозрачнее, чем предсказанье дождя. Две жемчужины поглощены, чтобы жёлтая глотка распухла.

Новорождённые водовороты, сверкая, кричат.

Венчик муаровым ртом; прорастающий и расцветающий траур. Это большие цветы-путешественники, никогда не живые, растущие в мире, не переставая…

О раскраска прибрежного бриза над тихой водой,
трепет пальм!

Никакого собачьего лая; не возвестит он о хижине с дымом вечерним; не возвестит он три чёрные камня, пропахшие перцем.

Влажный вечер изрезали писком летучие мыши.

Радость! О радость, развязанная на высотах небес!

… Ты здесь, Робинзон! И лицо твоё знаменьям ночи открывается дланью простёртой!