Владимир Набоков. Плач человека. Рус. Бел

Плач человека завтрашнего дня

Носить очки — мой долг. Иначе враз

И легкие ее мой суперглаз

Узрит, и печени дрожащий ком

Покажется, как в водорослях сом,

 

В сени костей. Измученный изгой,

Слоняюсь я по свету, словно мой

Из «Лира» соименник. Весь мой вид —

Носи я хоть трико, хоть тройку-твид —

 

Мне ненавистен: и могучий торс,

И каждой мышцы корабельный трос,

И синий чубчик. Ключ моей хандры —

Не пропасть, разделившая миры

 

Фантазии и Факта от и до

(Мне не слетать в «Орлиное гнездо»

И даже по призыву не попасть);

Меня постигла худшая напасть.

 

Я молод, полон сока, что твой клен,

И, что неудивительно, влюблен.

Но все позывы сердца и души

Стальной рукой не хочешь, а души:

 

Моя любовь — землетрясенье, смерч,

И брачный час сулит невесте смерть,

Отелю снос, а рядом с ним домам

Как минимум ремонт оконных рам.

 

А ежели она переживет

Сей взрыв любви? Какой зачнется плод?

Что за младенец ринул бы на свет,

Сбив с ног врача? Он в возрасте двух лет

 

Сломал бы в доме каждый стул и стол,

А ножкой топнув, рухнул через пол;

Нырял в колодец в три; в четыре-пять

Сигал бы в печь на «я иду искать»;

 

К восьми играл бы в поезда, подняв

Над головой всамделишный состав;

А к девяти бы всех моих врагов

Избавил от оков. И был таков.

 

Вот почему, где я бы ни летал,

Как высоко, как ни был плащ мой ал,

Погони за карманниками мне

Скучны. Парю в небесной желтизне

 

Один. Плечистый, но сутулый Кларк,

Из мусорного бака взяв пиджак,

Сминает плащ и прячет в тот же бак.

Год-два спустя: аллея, Централ-Парк,

 

И статуя моя. И женский вздох:

«Ах, Кларк, как он чудесен!» Да, неплох,

Я бормочу, вздыхая втайне — но

Обычным парнем быть мне не дано.

 
Плач чалавека заўтрашняга дня


Насіць ачкі — мой абавязак. Інакш ураз

І лёгкія яе мой суперглаз

Угледзіць, і печані дрыготкі ком

Здасца, як у багавінні сом,

 

У цені костак. Змучаны ізгой,

Сноўдаюся я па свеце, нібы мой

З «Ліра» соіменнік. Увесь мой выгляд —

Насі я хоць трыко, хоць тройку-цвід —

 

Мне ненавісны: і магутнае тулава,

І кожнай цягліцы карабельны трос,

І сіні чубчык. Ключ маёй маркоты —

Не прорва, якая падзяліла квоты

 

Фантазіі і Факту ад і да

(Мне не злятаць у «Арлінае гняздо»

І нават па закліку не патрапіць);

Мяне спасцігла горшая пошасць.

 

Я малады, поўны соку, што твой клён,

І, што нядзіўна, я улюбён.

Але ўсе пазывы сэрца і душы

Сталёвай рукой не жадаеш, а душы:

 

Маё каханне — землятрус, віхраслуп,

І шлюбная гадзіна абяцае нявесце смерць,

Гатэлю знос, а побач з ім дамам

Прынамсі рамонт аконных рам.

 

А калі яна перажыве

Гэты выбух кахання? Які зачнецца плод?

Што за немаўля рынула б на святло,

Збіўшы з ног лекара? Ён ва ўзросце двух гадоў

 

Зламаў бы ў хаце кожнае крэсла і стол,

А ножкай тупнуўшы, паваліўся праз падлогу;

Ныраў у студню ў тры; у чатыры-пяць

Сігаў бы ў печ на «я іду шукаць»;

 

Да васьмі гуляў бы ў цягнікі, падняўшы

Над галавой сапраўдны склад;

А да дзевяці б усіх маіх ворагаў

Пазбавіў ад кайданоў. Толькі і чулі.

 

Вось чаму, дзе я б ні лётаў,

Як высока, як ні быў плашч мой ал,

Пагоні за кішэннікамі мне

Сумныя. Пару ў нябеснай жаўцізне

 

Одзін. Плечистый, але гарбаваты Кларк,

Са смеццевага бака ўзяўшы пінжак,

Змінае плашч і хавае ў той жа бак.

Год-два праз: алея, Централ-Парк,

 

І статуя мая. І жаночы ўздых:

«Ах, Кларк, як ён цудоўны!» Так, нядрэнны,

Я мармычу, уздыхаючы ўпотай — але

Звычайным хлопцам быць мне не дадзена.

   Перевёл Максим Троянович