Я, Анна, лежала желанная - 37

Двадцать четвёртая глава. Цельнометаллическая оболочка.*

Тарасики выбрались в Москву. Столица встретила торжественно, бравурным маршем. Потом они заметили: в метро не каждый день играет музыка, и не на каждой станции, а тут как раз, по их приезде, с поезда. Галя решила – Знак.
Но торжество не столь уж долго длилось, какой-то был подвох: торжественность снаружи – и пустота внутри. Вокзал был как подмостки, причём, где проходило действо – непонятно; нарядный вид, леса, закусочные – и всё полупустое, и клоуны какие-то снуют. Ребёнком Галя уходила в лес. Об этом никогда не волновались: она в любом лесу легко ориентировалась, непонятно как, но будто с компасом внутри, как будто птица. И с ней ходили взрослые, и не боялись заблудиться. А повзрослев, она забыла свой талант, добавилось забот, ушла наивность, проста, их заместили комплексы и страхи. Но ей хотелось в лес, уйти одной, и вспомнить всё,** восстановиться. Но попадя в Москву, где каждая улица подписана, где схемы метрополитена висят везде перед глазами, где указатели на каждом шагу – Галя растерялась на вокзале.

***
Сила жил в подсобке. Обшарпанные обои, старый замусоленный советский диван, именуемый книжкой, из совковой же столовки стул – железные тонкие ножки, фанерные сиденье и спинка. Да из той же эпохи небольшой холодильник. Стол представляли фруктовые ящики, вполне современные, чёрные, пластиковые, решётчатые. На стене ещё висело зеркало, с начинающей крошиться амальгамой. Сила каждый день почти работал (Почти каждый день, почти работал). А по возвращении домой извлекал из-под дивана ноут «эйпл» и заглядывал на сайт Городка. Как и многие другие, он скрывал своё настоящее имя от новых знакомых. Как и место проживания, и то, что он в разводе.
Силантий Борисенко жил в Москве уже пятнадцать лет. Когда они приехали с женой, ещё вдвоём, то не смогли пристроиться. Точней, жена - не примирилась с другой реальностью. Пожив три года здесь, она уехала обратно, и увезла с собой почти что годовалую дочку. Теперь, когда подросшая Александра Силантьевна бывала на каникулах в Москве, он ей снимал в гостинице хороший номер, водил на рок-концерты, по музеям, в Сколково, на семинар Казанцевой и Далай-Ламы.
- Пап, ну, Москва, конечно, клёво, но не хочешь ли ты вернуться домой? Ты ведь тут как Диоген.
- В том и дело, здесь я – Диоген, а у вас – кто я буду?
- Любимый муж и папочка.
- Кто я буду для вас, кем сейчас не являюсь? Вот ты и ответила. Так что, Санчо, я туда никогда не вернусь. Обои грызть буду, но из Москвы не уеду.

***
...Просто он был такой, как большая гримёрка. Все вели себя соответственно: полицейский у портала на входе, продавец сим-карт, уборщица; пассажиры здесь вели себя, как будто это их работа – пассажирить. Они размеренно ходили туда-сюда, приносили и разворачивали снедь, отряхивали крошки с колен, устраивались на плече друг у друга дремать. Приходил полицейский, некорректно будил, говорил – «Спать нельзя, лежать на сиденьях нельзя, частная собственность, новые правила». Люди снова уходили за шаурмой, коричневой газировкой, пакетами «Ка-Фэ-Цэ», снова ели, шерудили в чемоданах, скучали, зевали, вскакивали с мест, торопились на выход.
 Галя себя не чувствовала так, пройдя Портал, она попала в другой Мир, и жизнь была теперь другая. Теперь нужно было не ехать, а жить. Решать и делать, а не ждать. Но как теперь им быть? Нигде про это написано не было. Решили для начала позавтракать.
Клим пошёл в магазин.
Он вернулся через два с половиной часа, Галя беспокоилась, сходила с ума, думала – не обратиться ли к Яицилопу,*** но стерпела, дождалась. Клим пришёл, увидел бледной жену, и испытал бурный стыд.
- Извини, Рогалик, просто здесь такие расстояния… Совсем измерения другие.
- А ты что-нибудь купил? – спросила Галя, глядя его на пустые руки.
- Нет, ничего не купил, - Галя ответила нутром – громко и недвусмысленно. – Ты сходи сама, я просто даже не могу тебе объяснить.
- Хорошо, а где ты был? Чтоб два раза не ходить.
- До Сокольников дошёл, но ты так далеко не ходи, повертись у трёх вокзалов, думаю, тебе и так станет ясно.
Галя попыталась выйти. Чтоб не на перрон, а в город. Спустилась в подземный проход, мрачный, серый бетон, местами обитая плитка, тусклый свет. В конце туннеля виден ларёк всякой-всячины, разноцветные лампы. Галя шла на тот свет. Сбоку от стены отделился человек, по виду – от одной из братских республик, молча шёл за ней, не догонял, не отставал. На ходу звонил, не спуская с неё глаз. Галя дриснула и припустила. Человек внезапно так же пропал – боковые ответвления сливались воедино. У ларька стоял такой же человек, и Галя заметила, как он кладёт в карман трубку. Она остановилась, подалась назад, - коридор, прошла вперёд, медленно, концентрируя все силы. Вспомнилась кавказская овчарка.
//
С Танькой они шли со смены, ночью. Отключили свет, им не хотелось до утра оставаться в цеху, и они пошли домой. На территории на них напала собака: сторож отпустил кавказца с цепи. Пёс был очень злобный и не подкупный ничем, признавал лишь двух человек – жестокого хозяина и молодого бесстрашного Генку, который его очень любил. И теперь его разинутая пасть неслась на Таню и впилась в её предплечье жёстким капканом. В Гале пробежался ток по всем главным каналам. Кровь - куда-то к голове, затем к сердцу, и к периферии – Ярость, - она бросилась на пса, обхватила за шею и стала душить.
Она прижала его шею к колену, шерстяное жабо изрядно спасало пса, но её сознание было в кончиках пальцев, которыми она нащупывала яремную вену, и тощими ручонками сдавливала шею сильнее, прижимая к бедру. Торик, названный в честь Бога грома и молнии, челюстей не разжал, но всё же хватку ослабил, Таня стала сжимать и разжимать кисть, пальцы начинали неметь. Сторож подоспел, увёл собаку. Долго был в обиде, что она «была готова его убить». Танька была в шоке,
- Как ты не испугалась?
- Да ты что, я там умерла со страху.
- Но ты правда, могла его задушить?
- Если б только хрустнула кость – у него не было шансов.
//
Всё это пронеслось на внутреннем экране, а объективы глазных яблок направлены по-прежнему вперёд. Вся Галина Энергия образовала Цунами, и двигала её ближайшим расстоянием до цели – по прямой. Человек, не отводящий взгляда, вдруг потерял к ней всякий интерес. Его абрис расслабился, походка стала вольной, и он свернул, присвистывая, за торговый ларёк, а там куда-то скрылся, где Галя не хотела его ни преследовать, ни даже больше думать о нём.
Она зашла в ближайший продуктовый отдел.
Всё здесь было красиво, не в пример затхлому ВотЧо, магазин ви-ай-пи, догадалась она. Даже музыка была здесь другая, - Kate Bush, "Army Dreamers".
 Заглянула в другой, там не так шикарно, но по ценам всё было почти что то же, и тогда она поняла, почему Клим так долго ходил. Она вернулась к нему с пустыми руками, он поднял к ней брови, но ничего не сказал. Помолчали, переглянулись, время будто замедлилось.
- Ну что же. Нам здесь не выжить, - сказал Клим и заплакал.

*Стенли Кубрик.
**Филипп Дик. «Мы вам всё припомним».
***«Кин-Дза-Дза». Г.Данелия.