тромб

Бледный юнкер, Питер строгий,
отражается в Неве.
Обивает Бог пороги
в поднебесной синеве.
Не спускается в столицу,
знать водица холодна,
да юнцов безусых лица
улыбаются со дна,
будто ангельская стая,
что спешит под отчий кров.
Лёд крошится, отпуская
в небо мёртвых юнкеров.

***

Почти святые у киоска
бутылку делят на троих.
И в строчку лыко, и здоровско
идёт в картину каждый штрих
в кругу, где жизнь без антуража,
где ловят слово с языка,
и где равны в питейном раже
интеллигенты и ЗЭКА.
Кто выпил - стал богаче Креза,
познал красоты разных стран...
И я меж них, писака трезвый,
никем не званый эмигрант.

***

Фасады - ракушечник, пиленный в куб,
взращённый своим же нутром,
и монументальная холодность губ,
щеке - отрезвляющий хром
на поручнях старых трамваев твоих,
зимой дребезжащих навзрыд.
Мой город во мне, будто Спас на крови,
и я в нём навеки зарыт.
Он сдавленный крик в глубине катакомб,
по стенам - рисунок морей.
Трамвай уходящий, оторванный тромб,
по улице - вене моей.