Дурачок
бежал ко всякому, кто проходил окрест,
пока однажды пришлые под вечер
не сволокли его на кладбище, на крест.
Прибили руки ржавыми гвоздями,
к доске не новой, но ещё не хлипкой,
а он пытался говорить с гостями
с страдальческой, но дружеской улыбкой.
– «Ошибку совершаете большую,
но Бог простит, Он милосердный Бог.
Он не поставит вас себе ошую,
Он и предавшего Его простил, Он смог.
Ребятушки, вы люди и я люди,
начните жизнь беззлобную, иную,
тогда и вы и я мы вместе будем
не просто рядом с Ним, а одесную».
Он как ребёнок им заглядывал в глаза,
ответом был пустой жестокий взгляд.
Дождь ледяной его как пёс лизал,
но он и этому был почему-то рад.
Он не просил пощады, не кричал
вслед уходящим по полыни силуэтам,
он тихо плакал и молчал, и Бог молчал
на небе, окровавленном рассветом.
Люд, пробудившись к суете привычной
не удосужился почувствовать, понять,
что рядом больше нет любви обычной,
что больше некому их просто так обнять.
И ветер взвыл, оплакивая тело
и душу кроткую, коленопреклоненную.
Что улыбаясь над землёй летела
и обнимала человека, мир, вселенную.
Свидетельство о публикации №121111408259