Я, Анна, лежала желанная - 36

Двадцать третья глава. Триггеры.

- Хорошо, картины я возьму, много места не займут, в кладовую поставлю. Книги обязательно возьму – люблю читать, особенно классику.
- Там есть Пушкин, 1838 года выпуска, не прос ри задаром книжечку.
- Ага…
- Коньки, на твой размер. Бокалы для мартини, постельное бельё…
- Ох и царские подарки даришь… - в глазах у Тани загорелась алчность.
- Но ты мои картины сбережёшь, и дом найдёшь животным! Я ничего обратно не возьму. И сама ещё вернусь ли, не знаю точно.
У Татьяны был сегодня праздник. Было дело тут не только в подарках, разумеется, а в том, что это было событие. На такое сподвигались только в молодости, только в фильмах, у незнакомых друзей знакомых. А вот и в таниной же жизни появился Коля Перекати-поле.* Они уже сидели, накал прошёл, теперь всплыло «а помнишь…», и Галя услыхала тихий всхлип.
- Пойду, проверю, - сказала она Тане. Та отмахнулась: это, наверно, телек. Анютка никогда не плачет, ты чего, она у меня булат.
Галя прокралась босиком к девчонке в комнату. Постукала тихонько в дверь, никто не откликнулся, но всхлипы затихли. Галя стукнула ещё раз, погромче, и услышала в ответ сдавленные глухие рыданья. «Вряд ли это телевизор», - убедилась она и отворила дверь, совсем немного, только проскользнуть. На большой тахте лежала танькина дочка, выпендрёжница, задира, агрессивная, тщеславная девчонка, высокомерная и гордая неясно чем, - такой её воспринимала Галя – а семилетняя девчонка поперёк большой кровати, скомкав постель в конвульсиях, рыдала сдавленно в подушку, пытаясь скрыть свой позор.
- Аня, что случилось? – Галя испытала стыд и жалость, и желание помочь. А Анна,
Анна думала, что она большая и сильная, что она Игла, как у Арьи,** что она… А теперь Аня плакала.

***
- Хорошо, слёзы вытерты, сопли высморканы, теперь рассказывай.
Девочка мотнула головой:
- Не хочу, - но успокоилась, и застеснялась, вспомнила, что Аня – это Леди Меч, и что она сама себе защита и опора, и что вокруг – враги. Забылась тут же снова, и начала, играя, водить пальцем по Галиному предплечью. "Я, Анна, лежала желанная", проговорила она как считалку. Галя растерялась:
- Это ты как придумала?
- Да это палиндром. В календаре прочитала.
- Палиндром? А ты понимаешь смысл?
- Ну, тёть Галь, ты же и сама понимаешь смысл.
- Эния! Тебе же только семь.
- Вот и мама так думает.
- Думает что?
- Ну, скажем, что у нас крутой по шахматам учитель. А я нарочно вот неправильно сходила, она и бровью, б лять, не повела.
- Ох, Анна! Как ты привычно материшься…
- Тёёть Галь, хоть ты-то мне морали не читай. Конечно, мы с девчонками давно уже ругаемся, а то. Ведь МАТери при нас бранятся. Почему нам нельзя? Дискриминация по возрасту же, а?
- Да мне не жалко, Эни. Поосторожней будь.

***
- Так, значит, уезжаешь?
- Да, Эния.
- И дядя Клим с тобой?
- Ты хочешь, чтоб тебе оставила?
Аня пожала плечами.
- Я же еду ему готовить не буду.
- Согласна.
- И стирать.
- Вот уж действительно.
- Так что уж забирай с собой.
- Спасибо.
- А я когда-нибудь вырасту.
- Несомненно.
- Ну а дальше не для твоих ушей, - сказала маленькая дрянь и звонко рассмеялась.
- А я в детстве говорила – вырасту, буду конфеты себе покупать большими кульками.
Гале стало от этого грустно: она пришла утешить, и вот теперь злорадствуют над ней.
- Мне мама покупает сладости, но я их не люблю. Тогда она сама съедает.
- Смешно… моя их тоже ела, но втихаря от нас.
- Сейчас-то ты сама себе решаешь, что купить. Как жить, чем заниматься.
- Да вроде, да, но видишь, в чём беда: счастье - всегда за горами, почувствовать трудно в настоящий момент, что ты счастлив. Счастье – это все мелкие радости, а ты говоришь – это бисер, и мчишься, мчишься за жемчугом, схватишь – а на жемчужине перламутр, а внутри – тот же бисер.

*Облако-рай.
**Ария из дома Старков, Винтерфелл.