Натан Альтерман Переводы с иврита Алина Лацинник

***

Он догонит тебя на тропинке лесной,
позабытый напев, ни на что не похожий.
Дуб, пролившсь дождём над твоей головой,
позовёт тебя в гости, прохожий.

Словно бриз, что качели едва раскачал,
ураган над тобою промчится.
Лань с косулей запишут в зелёный журнал,
что погладил и дал им напиться.

Города без помех обойдя стороной,
преклонишь ты колени, счастливый,
перед смехом девичьим опушки лесной,
перед веками кроны дождливой.


 
Летняя ночь

Тишина свистит на каменном просторе. 
Блеск ножей в зрачках котов.
Сколько ночи! Небеса в покое.
Звёзды спят в пелёнках облаков.

Время льётся, льётся, сердце колоколом бьётся.
Взмах ресниц росой, как встречей, заслонён.
Золотым хлыстом луч фонаря пройдётся
по чернорабочим спинам, высветив перрон.

Летний ветер, жаркий, возбуждённый,
развиваясь по плечам садов,
изрыгает кознями зелёными
пену подозренья в тайники кустов.

Устрашая землю рыканьем голодным,
город, в чьих глазищах отблеск куполов,
тает в небе, в ярости бесплодной, 
дымкой каменных столбов.


***
Тогда мой город задрожал 
и побледнел – дома, сады…
Навис над ним зелёный вал,
Как предсказание беды

Шептался тротуар, кряхтел
и продолжал неспешно течь,
в сетях из щекотливых дел, 
улыбок, мимолётных встреч.

Не загаси прошедших лет
осенний слабый фитилёк.
Любви там не было и нет -
но был приятный вечерок.

Вернулся он к твоим дверям
со связкой вихрей грозовых
и рассадил по фонарям
цыплят пушистых золотых.


ВЕТЕР И ЕГО СЁСТРЫ

Ты увидишь: мой город темнеет лицом.
Пробирается осень сквозь сумрак аллей,
В заржавевших шарманках оставив тайком
ветер странствий у наших дверей.

Серый вечер со шпилей сдувает ворон,
раскраснелся фонарь на свинцовой дороге,.
Сквер хрипит, беспризорной листвой осаждён -
что за час непонятной тревоги!

Льётся мгла из размытых проемов дворов.
Пролетая, стремглав, сквозь мосты и обрывы,
из деревни, что тонет под стоном волов,
дождь слепят позолоченных молний разрывы!

Содрогнувшись от грома, застыли дворы,
салютуют дома разыгравшейся буре,
с ног сбивает отчаянный ветра порыв –
только б выстоять в этом сумбуре!

Ветер бросил к забору меня впопыхах.
На коленях стоит перед бурей мой город!
слышен рык в небесах,
замер крик на устах,
смятый лик алебардой расколот!

Что за новая ширь, что за буйная мощь,
Что за длань поднимается строго?
Всемогущий, когда ты меня призовёшь,
разреши постоять у порога!
 
Но пока что мне дорог деревьев народ,
голосов перекличка на улице звонкой.
Долю кесаря
кесарь пускай и возьмёт –
хватит дольки нам яблока тонкой!

Расстояний просторы, отголоски веков
мой окутали город напевом любовным.
Жаркой дрожью его трепетать я готов,
словно камень его, плачу плачем безмолвным.

Посмотри, после ливня дороги земли
расстилаются, полные света:
это звёзды дрожащие спички зажгли –
ищут в космосе нашу планету!

Городские кварталы под пение птиц
раскрываются передо мною.
Я, наивный, кружу в бесконечности лиц,
слов и встреч, и сливаюсь с толпою.


ЛУНА
При молодой луне мир создаётся снова.
Зловещи небеса
без птичьей суеты.
Мой город, тонущий в рыданиях сверчковых,
Глядит в окно, что приотрыла ты.

Увидишь: жаждет путника дорога,
пронзает кипарис
копьем луну…
Я с трепетом спрошу: "Как их дела?" – у Бога,
вопросом нарушая тишину.

Вода глядит на нас. Мир кажется моложе.
В рубиновых серьгах
спокоен кипарис.
Из сердца моего не вырвешь Ты, о Боже,
прекрасный и печальный Твой каприз.

Предыдущий вариант перевода этого стихотворения
ЛУНА

Привычный с детства вид был сотворён когда-то.
Зловещи небеса
без птичьей суеты.
Глядит в твое окно в ночь лунную, объятый
рыданием сверчков, мой город с высоты.

Увидишь ты, что жаждет путника дорога,
пронзает кипарис
копьем луну…
– Неужто это явь? – ты тихо спросишь Бога, –
позволь, я Твоему творению кивну?

Из озера на нас глядит луна сквозь воды,
в рубиновых серьгах
спокоен кипарис.
Я буду воспевать величие природы –
прекрасный и печальный твой каприз.


Бульвары под дождем

Причёсанный солнцем, умытый росою,
рождается заново город родной.
Возьму-ка весёлую дочку с собою:
пойдём любоваться его красотой.

Вот стёкла. Прозрачно их лёгкое имя.
А мысли, как лёд, кто сумеет пройти?
Свет утра проникнет лучами косыми,
а шум пропадёт по пути!

Смотри, вот железо – божок и невольник -
поклажу веков на себе волочит!
Вот камень, наш брат: молчаливый, спокойный,
не плачет, росою блестит.

В наш век стали выше и  воды, и пламя.
Пройдя вереницей зеркал и ворот,
широкой рекой ночь течёт между днями,
огни зажигает и в завтра  несёт.

Наверно, и мы по широкой дороге
к последнему дому сегодня придём.
Там мальчик играет с мячом на пороге,
распахнуто небо и пахнет дождём.

Причесан бульвар гребнем ливня и солнца,
давай же, шуми, зеленей!
Всевышний, ты видишь, дочурка смеётся
на улице главной Твоей.

Поправит мой город помятое платье.
Улыбку железа и камня лови!
Они не забудут, раскроют объятья 
прощальному слову любви.


Песня Изреельской долины

Вечер настал долгожданный,
сосны качают колыбель
над землёй Обетованной,
над долиной Изреель.
В поле росы, в небе луна,
Гаснут окна, в мире тишина.

Кто, кто каждую ночь
в седле, сын или дочь?
Спят озера, дремлют равнины –
мы сторожим долину. 

Тьма над горой Гильбоа,
брошена смятая постель.
Взвыла сирена снова
Над долиной Изреель.
Кто стрелял и кто там упал?
Кто ночной покой украл?

Кто каждую ночь
в седле, сын или дочь?
Спят озера, дремлют равнины –
мы сторожим долину.

Ветер качает пшеницу,
Блеют овцы, кружит шмель.
Жарко. Сверкают зарницы
над долиной Изреель.
Благослови же, вечно храни
землю родную, в окнах огни,

Кто каждую ночь
в седле, сын или дочь?
Спят озера, дремлют равнины –
мы сторожим долину.