Проходят медкомиссию ребята

Опять ватага у военкомата –
Здесь атаманы улиц и дворов.
Проходят медкомиссию ребята.
Одно и то же пишут им: «Здоров».
Со всех сторон до пояса раздетых
Их смотрит каждый врач-специалист
В лекарствами пропахших кабинетах:
Хирург и терапевт, и окулист.
Их нагота настолько уравняла,
Что стали они вроде близнецов.
Врач произносит: «Следующий» вяло
И думает: «Ну, всё в конце концов?»
А так ли уж действительно похожи
Ребята – близнецы, богатыри?
Голубоглазы, стройны, белокожи…
И всё ж похожи – сколько ни смотри.
На лбы смотри открытые хоть сутки –
Тебе не станет никогда видней:
О чем сейчас там думают? О юбке?
О родине и долге перед ней?
А как узнать, способны ль эти уши,
Которые торчат, как лопухи,
Услышать зов: «Спасите наши души»?
Или к нему останутся глухи?
Давление внутриглазное смерь ты
И собери вокруг светил самих.
Им не увидеть глаз за миг до смерти,
До подвига, до подлости за миг.
А будет жизнь поставлена на карту
Вот этого, что встал с открытым ртом,
Его ответом будет крик азарта?
Или прощальный безысходный стон?
Грудная клетка - сплошь мускулатура.
Кто в ней сидит: озлобленный зверёк?
А хватит ли её на амбразуру? –
Узнай, измерив вдоль и поперёк.
А руки – не сказать, что слабоваты
(Врач эту мысль решительно отверг).
Но в окружении выхватят гранату?
Или поднимутся, врага встречая, вверх?
А ноги тело двинут ли в атаку,
Приняв ошеломляющий азарт?
Или они – простые клешни рака,
Способные лишь пятиться назад?
Как в дилетантстве обвинить врачей нам?
Ведь им система стройная к лицу:
Анализы, диагноз, курс леченья…
Комиссия меж тем идёт к концу.
И кинет каждый завтра чемоданчик,
Помашут эшелону сотни рук,
И будет строй, как будто бы задачник
По самой непонятной из наук.
Опять ватага у военкомата –
Здесь атаманы улиц и дворов.
Проходят медкомиссию ребята.
Одно и то же пишут им: «Здоров».
1992 г.