Актриса

— Ты фашист? — спросил мужчина спутницу, глядя в зеркало заднего вида. Он не хотел её задеть, но всё же наехал, надавил на больную мозоль, как на газ. То, что не правда, оскорбленье. Вопрос оскорбил девушку, сидящею на пассажирском месте. Комплементы «красивая девушка» она тоже принимала за оскорбленье, потому что «красивой девушкой» не была — плоская грудь, узкие бёдра, небольшой рост. Ничего женственного. Ничего красивого.
— А. Вспомнил! Ты расистка!
«Ну, что ещё за слово?! Какая расистка?! Расист!»
И это было правдой. Видя чернокожих, ей становилась душно, ей становилась дурно, ей хотелось плакать.

***
Лиза сидела перед телевизором. Мир был чёрным, как выключенный экран, как негр во весь экран минутой назад. Такой жирный и чёрный, как жук. Даже смешно: загуглишь актёра, а он совершенно другой человек — певец и комик оказывается. Вон фотка, вон он старый стоит в оранжевом костюме, и не сорок четыре ему уже, а все шестьдесят пять. После фильма, который занял все гигабайты памяти, она запретила себе желать секса. Но вот она разделила актёра от его героя, и стало смешно!
Лиза побежала в туалет поменять прокладку (та уже сморщилась, как вафельный стаканчик, от растаявшего клубничного мороженного). Лиза трахнула себя тампончиком.
Вышла из уборной и зашла в интернет. Заказала девочку, бесспорно порно-сайт предложил: «грудастые или жопастенькие? Тощие или худые? Худые или стройные?»
— Какое унижение! — подумала. — А если я закажу Жигало, размер червячка тоже спросят?
Лиза смотрела только на фото и только на имя: Уля, Маша, Ксюша, Маришка, Роза, Эля, Морго… стоп! Роза? Какое розовое имя! Быстро-быстро отлистала вверх, словно по лестнице пробежала и надолго зависла перед фото.
Лиза влюбилась в Розу.
Лиза соблазнит Розу. Лиза купит красную розу для Розы и подарит цветок в зубах, как верный пёс, и яблоко, алое яблоко послужит кляпом в розовом рту.
Все «мужчины» думают, если у них толстый кошелёк в кармане брюк и толстый червь в брюках, они мужчины, даже если сами толще кошелька, толще скользкого и мохнатого червя в брюках, толще даже боровов на скотобойне. В растянутых трусах и в натянутой коже, они встречают ночных бабочек, ночных мотыльков, и черви прогрызают плодородную землю в милых куколках, в ночных бабочках...
А она не такая. Нет. Лиза подарит Розе красную розу, Лиза вымоется от женского пола шампунем-гелем, два в одном. Она где-то читала, что мужчины при поцелуе передают процент тестостерона партнёрше, и что только от «мужского запаха» девушки расцветают. Как розы.
Кто сказал, что женский пол прекрасен? Женский пол гадок, гадок, как утёнок, слаб, как иммунитет ночной бабочки, которая хотела заработать денег, но заработала только ВИЧ. Нет, Лиза подарит розу Розе и будет ласковой и тёплой, как вода. Ласковая и тёплая, как вода, она покажет Розе настоящую любовь.
Имя! Чёрт, имя! Саша? Нет, Саша предала Орландо. Женя? Нет, кто вообще может назвать сына Евгением? Евгений — это почти евгеника, а она не фашист. Никита! Ну конечно Никита!
Никита сбегал в цветочный, купил красную розу, напоил её аспирином, выпил аспирин сам. Он возьмёт, как верный пёс, розу в зубы, а алое яблоко послужит кляпом в розовом рту.
***
— Привет! — с широкой улыбкой вошла Роза. — У нас групповушка? Где Никиш?
Роза не поместилась в улыбку Никиты. Никита стоит и широко улыбается, как глупая девочка.
— На сегодня ты моя, — растянул губы в улыбке во-о-от такой ширины. (Рук бы не хватило, чтоб показать её ширину.)
— Что? Я никогда не стану ****олизкой, дура!
— Ну посмотри на меня! У меня узкие бёдра и плоская грудь (и бешено колотящееся сердце в плоской груди, а в сердце розы зачем-то отращивают шипы. И почему sheep’s едят цветы? А если ты любишь цветок, единственный цветок, которого больше нет ни на одной из миллионов звёзд, а он возьмёт и растопчет тебя, как букет цветов, подаренный нелюбимым человеком?)
— Ты обманула меня! Жалкая актриса! Порноактриса! — И яркий макияж девушки размыли слёзы, а не Никита.
«Актриса», — подумал Никита. Вот он, старый, стоит в оранжевом костюме, и не сорок четыре ему уже, а все шестьдесят пять.
— Я не сделаю тебе больно, — улыбнулся Никита, как глупая девочка. — Я не заражу тебя ВИЧ, — сказал, протянув розу в трясущейся руке. Роза взяла цветок за красную, видно, от стыда, головку, растёрла в пальцах, сломала стебель. Выкинула. Растоптала. Вся такая красивая, с розовой помадой на пухлых губах (как Никита о них мечтал!). Вся такая в эротическом, нижнем, полуголая, но для него полуодетая.
У Никиты заболела голова. Даже аспирин не справился. Никита всю жизнь будет подыгрывать людям за Лизу, а Лиза притворяться Никитой, обманывать тех, в кого влюбляется, врать тем, кого уважает. И её герои ещё черней, чем выключенный экран телевизора, чем негр во весь экран за минуту до того, как дрожащая рука его погасит.
— Хочешь яблоко? — улыбнулся Никита, как глупая девочка.
— Разрежь.
Никита разрезал алое яблоко пополам.
***
Никто смотрел в чёрный экран телевизора. Мир был чёрным, как выключенный экран, как негр во весь экран минутой назад. И даже плакать никто не хотел.