Константин Обнин

(Роман в стихах)
               
Мой дядя, когда не в шутку занемог…
Wo reited so schpЕt, durch Nacht und Wind? …
… остановись прекрасное мгновенье!
… Но, лучше было б: повторись!

Пролог

Жил был весёлый человек.
От других не отличался
Курил, любил (и выпить), учился и служил,
До пенсии дожил.
Ещё, лет 25 не увольнялся.

Потом по сокращенью штатов,
И той, работы был лишён.
Ещё лет пятнадцать пытался передать
Миру несколько изобретений.
Тем экологию украсить,
Жизнь человечеству продлить,

Но, оказалось, потуги эти,
Теперь кому нужны,
Иль это старость?
Жизнь без тебя кипит,
И без тебя всё, что им надо, знают.

Скучно стало. Ну, летом
Дачные заботы и по грибы.
Время есть на что убить.
Зимою хуже.  Ну в театр сходишь,
В музей или магазин.
Пофилософствуешь с учёным отставным,
Журнал любимый, сто раз прочтёшь.

До восьмидесяти пяти на лыжах.
Но видеть, плохо стал
   (спасибо медицине).
От прогулок подустал.
И стал искать чем бы заняться,
Пока, ещё активность в жилах.

И чтоб брюзжание жены унять,
Внезапно, ни с того и не с сего,
Поздравив близких и знакомых
В стихотворной форме,
Понял: к поэзии способен.

Сел за компьютер, на столе кухонном,
Стал писать стихи!
И за год написал довольно много,
В «стихи. ру», в интернете,
Отлёживаться сдал.

Писать, не делать, сердце не болит.
Крупных форм, пока что нет,
Стишки и басни, пародии и анекдоты.
Отлаживаю рифму, стиль.
Ну, качество их… Хм! К чему лукавить!

Но, совершенствуюсь постепенно.
Стараюсь описать любой предмет,
Схватить изюминку
Прекрасного мгновенья.
И, писанина уж похожа на стихи.

Теперь сижу – ищу сюжет,
Достойный для, в стихах, романа.
Или для поэмы.
Вроде Онегина, иль,
На худой конец – Полтавы.

Но, с сюжетом сложно:
То ли, привередлив я,
То ли хорошего, и, в правду нет.
Но не унываю: найдут друзья.
Как Пушкин Гоголю представил.

Но, только Пушкиных
Теперь уж нет.
Да, и, Гоголей похоже.
Хоть сам присматривай.
Ищи, гуляя для здоровья.

Шагай, да, шевели мозгами.
В ногах, и в правду правды нет!
Тем более, что вирус на дворе,
И наблюденья круг разрежен,
Людей на улице почти что нет .

Но, лиха беда начало!
Начну, пожалуй, как всегда,
Писатели романы начинают:
Мне достались дневники приятеля,
Зауважевшего себя лет пять назад.

Сдул со страниц пожухлых пыль,
И стал читать. Мне показалось интересно.
За чтеньем вечер пролетел. Я задремал.
Мне сон приснился: я с Федей
(приятеля так звали) пишу роман.

О наших похожденьях и успехах.
А, редактирует его другой дружок,
Критик нелицеприятный, Обнин Константин.
В сердцах, он хлопнул писаниною об стол.
Пыль поднялась. Я оглушительно чихнул!

Сон оборвался. Протёр глаза: один я.
Дневник же по полу рассыпан.
Листок поднял, с названьем:
«Жизнь прожита - дневник и думы».
Автор кляксою чернил залит.

Утром, по свежей голове,
Как и замечено издревле,
Мысль мгновенно осенила:
Там и на роман сюжета наскрести,
Зарифмовать, по полочкам расставить.

Что я, не мешкая, и начал делать ...
Не зря я в стихотворстве упражнялся!
И, да простит меня читатель,
Если, что не так:
Страницы на полу перемешались.

Поэтому куски романа
По хронологии собирать не стану.
Имея нужным дать,
Свободное развитие, этого,
Затеянного, не мной, романа.

А дальше слово Феде,
Не помышлявшего о том,
Что будет всё в стихах.
А, в стихах, я излагаю,
Выделив Федин текст, курсивом.

В заботах и трудах, в любви, разлуках,
Успехах, неудачах, жизнь протекла.
Старею, перед завершеньем её,
В затишье пенсионном,
Стали донимать воспоминания.

С самых детских лет,
Я был приучен мамой
В дневник всё, что пережил,
Что вокруг творилось, записать.
И, даже думы, чернилам поверять.

И с удовольствием теперь читаю.
И, может быть, как раньше,
Эпизоды жизни, даже те,
Что и в тетради не попали,
Из памяти вдруг выплывают.

И хочется ещё всё пережить,
Перевзвесить, передумать,
Может быть, переписать.
И накопилось материала,
Наверно, не для одного романа.

Решил однажды,
После душевных откровений
С любимой внучкой,
По просьбе оной, сесть,
И, вновь начать писать.

Сажусь, как правило, в тиши ночной,
С бессонницей пишу в обнимку.
Задумаюсь, ещё чего-то вспомню,
Задремлю слегка, очнусь, встряхнусь,
И, вновь пишу, пишу, пишу.

Я вспоминаю детство, родителей,
Друзей – приятелей,
Их вижу вовсе не во сне,
А как бы наяву, средь них опять,
Как будто бы, живу.   

Я родился в том беспредельном 32-м.
Но я, теперь, совсем уж не об этом.
Мы с Костей Обниным, другом детства
Сошлись в Москве, в её предместье,
В Измайловском посёлке НКПС.

Оторванном от города,
От остановки автобуса, потом трамвая.
С дорогою до дома через дремучий лес.
Где сосны в три охвата,
Подняли кроны до небес.

Детство протекло в бараке
Плотно заселённом:
По две, три семьи в квартире каждой.
Кругом поля и лес.
Ни магазина, ни цивилизации.

Зато, нам, малышне раздолье.
С утра до вечера в войну играем.
Набивши ягодами рот.
Стреляем красной бузиной,
Малину собираем, семечки грызём.

Детишек в семьях было много.
Кот (Костя) банду пацанов возглавил.
И, даже, старшими значительно,
Единолично управлял.
Был своенравным и жестоким.

Я, хоть был горяч, порабощён им напрочь.
Так и росли мы на свободе,
Родители, как положено им, на работе.
Мы же, предоставлены самим себе.
С утра до вечера гуляем на свободе.

Посёлок быстро разрастался,
К нам провели шоссе. Автобусы пустили.
Мы взрослели. Школа.
А тут вторая мировая.
Немцы у порога. Эвакуация.

Мы с Костей встретились
Когда из эвакуации вернулись.
И дружба возродилась,
Я, прилежный, учился хорошо,
Отличником прослыл.

А Костя как был лентяем и шпаной
Таким же и остался, но был
Находчив, удачлив и хитёр.
Талантами не обделён,
Прогульщик, но почти что, хорошист.

Волей судьбы, мы обучались
В одной и той же школе,
В институте в одной и той же группе.
Дружить не перестали.
Появилась интересов связь.

Я, как студент примерный,
Помогал ему учиться:
Давал ему конспекты лекций.
И, даже иногда, зачёты
За него сдавал.

Он же лекций не посещал.
Курил и пьянствовал.
С отпетыми девицами гулял,
В футбол, пинг-понг и карты
Удачливо играл.

У дам, порядочных и умных даже,
Неизменно пользовался
Головокружительным успехом.
Меня в этом перещеголял.
При том мы оба в любви,

Наверно, циниками были.
Но я женился на четвёртом курсе.
Сын родился, потом и дочь.
Поэтому остепенился.
А он по-прежнему дурил.

Каким-то образом,
С грехом на пополам,
Всё ж, институт закончил.
Попал работать в то же «почтовый ящик»,
Где и я уж обитал.

Но это присказка пока,
А завязка, вдруг банальной оказалась,
И состоялась в том, что в наш отдел
Пришла работать новая сотрудница, Светлана.
Враз все мужики отпали:
Весна красна, и, краше не бывает.

Я голову сейчас же потерял.
А Светка глаз на Костю положила.
Он ей, видать, стихи читал.
Язык, как помело, подвешен.
Ну, в общем образовался
Треугольник тривиальный.

Наши начальники, уж немолодые,
Ещё пару углов добавили туда.
Но из пяти углов четыре
Развлекались флиртом.
А я, несчастный,
Вдруг серьёзно полюбил.

Как дальше дело развивалось,
Как переросло в роман.
Я вам, постепенно всё открою,
Используя дневник и память,
Ещё и откровенья Кости.
Выраженные в его стихах.

Густая каша заварилась.
Каждый одеяло тянет на себя.
Борьба умов и темпераментов,
На фоне интенсивной,
Местами истинно творческой работы.
Конкурс, конкуренция всегда.

Я на работе обливался потом.
Трудился день и ночь.
Косте ж, всё давалось без усилий.
Идеи сыпались как дождь.
Ну, а начальство,
Плоды ажиотажа пожинало.

Как и положено, служило
В работе погонялой.
И собирателем плодов.
А Светка, с женской хитростью
Вертела нами как хотела.
Хоть простовата, но хитра.

Каким-то чудом, до скандалов,
Никогда дела интимные, не доводила.
Как в масле сыр каталась в счастье.
Довольства бабьего полна.
Теперь давай посмотрим,
Как Костя это всё воспринял.

Свои и Костины слова
Излагаю обычным шрифтом:
Читателю, и так,
Будет не трудно разобраться. 


 Первая глава.

Мороз и солнце.  День отличный.
Народ спешит на электричку.
Я, тоже в той толпе.
Морозец нос щемит.
Дышится с трудом.
Пар на выдохе валит.

Вагон, конечно, переполнен.
Стоять до самой до Москвы.
Хотел перед зачётом
Просмотреть последних
Несколько страниц
Конспекта лекций, пока в пути.

Но, верно не судьба,
Ведь я не лошадь, в толкучке,
Стоя жизнь свою вести.
Ну, ладно, чёрт с ним,
Может подфартит:
Удачно вынутый билет в беде поможет!

Примчался на экзамен.
Едва не опоздал.
Схватил билет.  Не повезло.
Что делать? Получить в зачётку пару?
Семестр без стипендии опять?
Надоело вагоны на товарной разгружать.

Ну, что ж рискну.
Записку отправляю
К экзамен сдавшим, в коридор.
Там, естественно, помочь готовы.

Воспользовались тем,
Что экзаменатор вышел
(возможно покурить), прислали мне ответ.
Его я прочитал, совсем не заикаясь.
Удачно импровизировал на устные вопросы.
Отлично! Но, ведь ещё зачётов пять!

А мне играть сегодня за факультетскую команду.
А, вечером подруга в клубе будет ждать.
К тому ж, преферансистам обещал,
После учебных мастерских,
По три копейке пульку расписать.
Какие, к чёрту тут зачёты.

На выпить, даже время нет.
А я у Феди взял конспекты.
Их, всё же, надо просмотреть.
Хоть за день, в общежитье,
От прочих дел уединиться,
С чужих конспектов поумнеть!

Ну, наконец семестр закончен.
На выбор: путёвка в горы,
Или в Карелию на байдарке,
Или на стройку коммунизма,
В тайгу, иль в Сочи на регату.
Спасибо, выбор есть.

Ещё подруга зовёт к родителям в деревню.
Заманчиво. Там, кроме
Заявленных ей развлечений,
Ещё есть Волга, рыбалка и охота.
Грибов косой коси. И дармовую пищу,
Без творческих усилий, получить легко.

Итак, семестр за семестром.
До диплома, не без труда, добрёл.
Распределён был на завод
У чёрта на куличиках: в Тагиле Нижнем.
Туда, конечно, не поехал, а в горы
С альпинистами пошёл.

Там пропотел на восхожденьях,
С апреля по сентябрь.
От злосчастного распределенья,
Деканом, симпатизирующим мне,
За успешную, по совместительству, работу
                (могу, коли нужда или охота),
Свободное распределенье получил.

Мне можно, наконец дышать свободно.
И на душе легко. Но, надо думать о работе.
Не век сидеть на шее мамы.
Пора уж, наконец, и повзрослеть.
И в ОКБ, по оснащению самолётов
Тепловой аппаратурой, поступил.

Далее опять дам слово Феде:

В этом ОКБ, и я уже трудился.
К несчастью, в наш отдел он и попал.
Ну, об этом после.
А сейчас спешу отметить,
Что, не смотря на кислую браваду,
Талант имел он беспредельный.

К любой работе, к разработке
Систем, приборов в авиатехнике
И космонавтике, равно, как
И в поэзии, и в прозе,
Себя не утруждая, он, даже,
Не спуская рукава, преуспевал прекрасно.

Тому примеров множество.
Оно отражено в том количестве
Авторских свидетельств,
Что в ОКБ, он разработал.
Статей журнальных, книг
Потом уж написал.



Обидно, всё ж, как ни стараюсь,
Ни изобрести, ни написать,
Как он, даже и в мечтах, во сне,
Хотя бы несколько подобно,
Нисколько не даётся мне.

А он, подонок, прощелыга, хоть друг
Не думая и не стараясь,
На дело и на нас всех наплевав,
Прекрасное создаст не глядя,
Или пародию отменно отмочит вдруг.

Хоть стой, хоть падай. А место своё знай.
Однако, как и во всём, он одинаков.


Глава вторая

А, что ж со флиртом на работе,
С неразделённою любовью?
Барахтаюсь в сомненьях,
И совестью до боли угнетён,
Поскольку человек семейный.

Трагикомедия! И я в ней жертвой.
Жизнь, отравлена любовью.
Воля подавлена. Мысли тоже.
Днём, за работой, коль увлечёшься,
Вроде чуть кошмар отгонишь,

Но Светланы, взгляд уловишь,
Краснеешь, как мальчишка.
Глаз отвести не можешь.
Остолбенеешь, заторможен.
Мурашки бегают по коже.

Я усмешкой гадкой удостоен,
В полуобмороке чувства ноют.
Любовью безнадёжно болен, как чумою.
Сотрудницы хоть сострадают.
А, мужики, смеясь злословят.

Дома, вовсе уж кошмарно:
Я вечно сумрачен и раздражён.
Теряю постепенно контакт с женою.
Вдруг вспыхну беспричинно.
А, то бессмысленно ворчу.

Всё это понимаю, а, сделать
Что-нибудь с собою, не могу.
При том, что я, как прежде,
Домашних, жену и сына,
Без памяти люблю!

На глазах хирею и опускаюсь.
Жизнь опротивела.
Куда бы деться!
Меня охватывает ужас.
Наверно я с ума сойду!

А Константину, всё до лампочки.
В интрижке плавает, как в воде.
Мне, по-дружески сочувствует,
Начальству рожки наставляет.
И не боится. А что бояться-то ему.

Работает, легко сказать, успешно.
Заказчик с ним накоротке,
Манит к себе. Весь в будущем успехе.
Со Светкой флирт, по-моему, взаимный.
На козни недоброжелателей,
Презрительно вниманья не обращает,
Весел, счастлив. Всё в жизни запроста ему.


Глава третья.

Но, статус кво, общеизвестно,
Не может вечно длиться.
И кризис затяжной, прорвался как пузырь:
Жена, уставши от скандалов,
Уехала, с детьми на дачу к тёще.
Оставила куковать меня в Москве.
Я, вроде, как поостыл. И утонул в работе.

В отделе же скандал:
Костя, вместе с таким же как он,
Прохвостом, Витькою Поповым,
С зампред премьер-министров.
(Родственник, не-то дружок семьи)
Устроил встречу его и нашего министра,
Что б наши достиженья,
На нефтепромыслах внедрить.

Скандал ужасный разразился,
Поскольку Генеральный,
Об этом позже, лишь узнал.
А, зампред же, создать им обещал,
Институт отдельный.
И, катавасия взорвалась!

Далее фрагменты
Разговоров с Обниным
Как я уж ранее писал,
Я буду излагать
Как бы, его стихами.

Коль бог захочет наказать,
То прежде разума лишает.
Какого чёрта я связался с дурой.
Со всеми, ведь меня поссорит.

А мне проходу нет от неё повсюду.
Как на сцене, всем сообщает,
Сколь страстно, беззаветно,
Любит дурака, меня.

Ну привлекательна, красива,
С богатым телом, но пассивна.
Как банный лист прилипла.
Ни темперамента, ни эротизма.
Мне непонятно, что хочет от меня.

К тому же, дура флирт устроила с начальством.
И на меня ревниво, пни старые, косятся.
Что будет дальше, как мне быть не знаю.
Ну да чёрт с ним! Что будет, то произойдёт!

Меня сейчас интересует больше,
Интрижки моего приятеля Попова,
С выходом на самого министра.
Мне ж надо срочно подготовить,
Ковырнуть из носа,
Предложенья для разговора.
На разговор, возможно, он меня возьмёт.

Так, внезапно получилось,
Как в кино. Я с Поповым
В центре интриги оказался.
И головы мне не сносить.

Уж точно,
Ситуация сложилась, скандальная весьма.
Мудрый генеральный её, конечно, разрядил:
Костю и зачинщика Попова
Шпынять не стал. Свободно, без скандала,
Дал им ноги унести.

С их начальниками провёл душевную беседу.
Меня парторг серьёзно и «по-отцовски» пожурил.
Светку перевели в другой отдел.
Умница наш генеральный:
Скандал на тормозах спустил.

Попов (и Костя) институт, конечно, не получил.
Но, Зампред возможность дал создать
И финансировал большой отдел
В нефтегазоиндустрии.
Они, довольно долго, преуспевали там.

Светлана, …  Куртизанка!
Меня однажды соблазнила.
Огонь любви постепенно, почти угас.
Благодаря жене, и любящей, и умной,
Семью я, слава богу, сохранил.

Итак, приведены в порядок
Семья, карьера и состояние души.
Работа спорится. Назначен
Зав зам отдела. Дочь родилась.

Четвёртая глава.

А, что же Костя? След простыл.
Уже лет пять его не вижу.
Однажды, к Светке в отдел зашёл.
Она мне в интернете показала,
В Stichi. Ru, поэму Кости «Моя семья».

Его семью я с детства знаю.
Но, читателю, я думаю,
Интересно было бы прочесть.
А, ели нет, может время
На этот опус, не терять.

Ну, хорошо, чтобы читателя уважить
Но и смысл изложенья, чтоб сохранять,
Я буду Кости сочиненья
В коротких эпизодах предъявлять.


  Поэма о семье

Сел писать историю семьи.
Залезу скальпелем стихов,
Я в собственную память.
Увижу, что там сохранил.
Продолжу мозг тиранить.
Появятся картины пред
                глазами мне,
Как бы в кино или во сне.
И отберу лишь те воспоминанья,
Что было бы любезно знать семье.

Что в жизни видел, делал я.
Что чувствовал.
Какие мысли меня обуревали.
Чего достиг. Что потерял.
Отсеяв шелуху пустых деяний,
Какой из мигов миг в уме застрял,
Что топором не вырубить.
И многое забыть бы из того,
Что вспоминать противно.

Умерив жизни суету,
Поймать бы на лету
За хвост и удержать
Быстротекущую минуту.
Ею разворошить,
Как кочергой, всю память.
Что отобрал, то записать,
И передать другим, чтобы семья
Училась бы, на старших глядя.

Однако в памяти
Все жизни эпизоды,
Как рыбки в стае,
Кружат, мешаясь,
За мыслями, гоняясь.
И удочкой воспоминаний,
В порядке том же,
Подсечь и вытащить,
Как в жизни эпизоды протекали,
Не получается,
Как вы бы не желали.

Всё так! Ну, что ж,
Как вытащил из памяти,
Так и изложил.
Тогда вперёд!
Без страха и сомнений,
Сажусь я за гаджет,
И начинаю вспоминать,
Забыв о лени. Стихи
Послушной струйкой потекли.
Да-с, у нас с Кольцовым это струйки.
У Пушкина река,
Как Волга, тиха задумчива, нежна.

Иль ветер вдруг подует.
И Волга закипит,
Раздуется, взбунтует,
То вдруг уляжется, затихнет.
И снова катит,
Свои стихи, как надо,
Плавно или лихо.

У Маяковского и Вознесенского другое.
В напряге языка, они слова квантуют.
Строфа, как молот лупит по ушам.
Такую не сольёшь в ручей!
Она, как бурная волна
Ударит вдруг, и даже камень разорвёт!
Всех будоражит, к революции зовёт.
Когда ж уляжется, то всё равно она
Из квантов слов в молекулу
Строки, как в лестницу уложена.

А ты сидишь и льёшь
Строку к строке
И не замечаешь
Как они стекают в …
Стоп! … рифму потерял!
Она маячит где-то вдалеке.
Задумался и ищешь…
И хорошо коль, поискав, найдёшь.
А то и ночью не заснёшь,
Пока внезапно, вдруг,
Пройдя сомнений ада круг,
Её за шиворот возьмёшь,
Как пуговицу, к строфе пришьёшь.

Да! Стихи писать,
Не бусы вам на нитку собирать!
Другой раз, на морозе употеешь,
Пока слова опять,
Засунуть в рифму преуспеешь.

Зато, когда
В тебе сидят всегда,
Сюжетом обрамлённые слова.
Тогда и рифма их собрать готова.
И льётся стих, как сам собой.
Не ищешь и не вымучиваешь слово.
Итак, воспоминаний плод - стихи
Послушной струйкой потекли:
Родился я …  и далее внемли…
               
Родился я в Москве, в поселке Лихоборы.
Но память сохранила лишь Измайлова               
                просторы.
Смотрю на фото: кудрявый херувимчик.
Глаза, как вишенки,
А ручки-ножки, будто спички.
И помню только солнце, море, пляжи:
Сон цветной. Откуда он?
Я, моря с пляжем,
До этого и не посещал.

Болел. Сказали корь.
Был при смерти, но выжил.
Остригли на голо.
Волосики уж больше не вились.
Лишь на затылке
В вихор немного заплелись.

Насильно пил противный рыбий жир.
С едою не дружил.
Вид жира, масла, молока
До обморока доводил.               
Жизнь была невыносима.
В общем, доходил.
Есть насильно заставляла мама.
Но я её, конечно, не виню!
Смертельно ведь она
Боялась, что умру.
Пожалуй, это всё,
Что в детской памяти осталось.

Иль нет!
Пред домом общий огород,
Картошка на делянке,
Маков алых хоровод.
И земляника, близ, в лесу.
Велосипедик вниз по лестнице несу.
На привязи коза
Пасется возле леса.
И братик маленький
В коляске под навесом.
Из синей чашки пью противное какао.
Потом, чего-нибудь ещё,
Я вспомню, право.

Да! Случился у меня, сосед,
И оставался другом мне на много лет.   
Федька, Фёдор, маленьким – Федорка.
Ещё живот болел: калит, касторка.
Ещё… Однажды, произведена
Ремнём мне порка.
Совсем не больно,
А очень уж обидно.
За дело, впрочем, очевидно.

Дальше. Школа.
Первый класс. Тогда
Полинвасильна круглолицая учила.
Хоть почерк никуда,
Но я любимчик был:
«Отлично» за тетрадку с кляксой получил.

Потом война.
Я в Нижний Новгород
Отправлен: там бабушка и дед.
Начальную школу там окончил.

На лыжах бегал. Читал помногу.
Писал стихи.
Конечно, детские, плохие.
Сюжет и рифму
У Некрасова стащил.
За что осмеян был.
Поэзию, в сердцах, забыл.
И через восемьдесять лет,
О ней вдруг вспомнил.

Однажды,
Чуть было не лишился глаза:
Наклонившись, я лыжи надевал.
Воз мимо проезжал.
Неведомо за что,
Вдруг получил кнутом по глазу.
Глаз потерял почти,
Он болел всю жизнь.
Теперь я им совсем не вижу.

Всё это, как сейчас я помню…
Как будто наяву…
Да! Тогда ведь
Тяжки были времена.
Почти, как в Ленинграде голодно.

А летом сорок четвертого,
Ещё в войну, от нищеты такой,
Мы с мамой, братом, бабушкой,
Устроили побег домой, в Москву.
Куда бы спрятаться нам
От войны проклятой.

Мой дед, красавец - пастушок
Из деревни Болдино,
Губернии Нижегородской.
А бабушка, чья мать
До освободительной реформы
Ещё была крестьянкой крепостнай,
И, Ба, очевидно, помещика
Из гордых Кочубеев,
Внебрачной дочерью слыла.
 
Когда же время подошло,
Он их соединил.
Купил им в Нижнем дом.
И лавочку открыл.
Дед очень добрым был,
Детей безумно он любил.
А бабушка решительна, быстра.
(Скорей Скореич мать
за глаза её звала).

Но жили дружно, скромно.
Детей: сынок и дочки три.
И всё бы ничего.
А тут две революции и две войны.
Нагрянул военный коммунизм.
У них, чего и не было,
Всё отобрали.               
Лишенцами назвали.
Потом вину свалили на троцкизм.

А мать, учиться ведь хотела,
Была талантлива она.
И в жизни бы наверно преуспела.
Но, трагически сложилась матери судьба.
Ни в консерваторию,
Ни в другие институты,
«Буржуйской» дочке не попасть.
Эпохи жертвой оказалась!
Жизнь, как бы, мимо пронеслась.
Вот невезенье! Вот напасть!

И у отца похожая судьба.
Полуеврейская интеллигентная семья.
Отец красив, не глуп,
Ленивый эгоист.
Художник скромный,
Самолюбив, речист.
У женщин знал всегда успех.
И маме на глаза
Попался как на грех.
И сразу до безумства влюблена.
От безнадёжности,
Родителям на зло,
В Москву сбежала с ним она.

Не ведаю, как в Лихоборах они жили.
Где без родительской
Поддержки очутились.
Но потом, комнату в Измайлове,
В бараке, в коммуналке, получили.
Промучилась с соседями мать
Аж тридцать лет, без году.
Но, это уж история другая.

Дальше что? Родились я и Вадик –
Брат родной.
Отец по бабам шлялся.
Работал иногда,
Себя не изнуряя.               
Курил, как паровоз,
Хоть легочник-больной.

А мама? Что?
Кроме матери забот,
Работать за двоих должна,
Что б детям положить бы пищи в рот.
Невесело. А тут война.
И немцы под Москвой. Тогда,
Отправив к бабушке меня,
Сходила от волнения с ума.

Ба сильно заболела,
Без сознания лежала.
Я, ухаживал как мог..

Питались мы: хлеба чёрного паёк,
В обмен на вещи я приволок
Картошку с рынка, её
И суп из топора варил.
Всё это, в письме я маме доложил.

Мать испугалась, в Нижний бросилась,
Прихватив малышку брата.
И, мы остались без отца.
Он в миг замену матери нашел.
И «счастию» семьи конец пришел.

Не дожидаясь до конца войны,
Вернулись мы в Москву, в барак,
Жизнь гладко бы текла, но вышло всё не так.               
Поселок, где наш дом, лесом, полем окружён.
Заселён путейцами, сезонными рабочими со стройки.

Я здоровьем слабый был,
Но не по возрасту, уж очень бойкий.
Стал я с лоботрясами дружить.
Пить вино, бездельничать, курить.

А мама что? С утра по вечер на работе.
А вечером домашние дела,
И бабушке помочь должна.
Та шьёт и у заказчиков в почете.
Детей, опять же, покормить,
Спать уложить, печь затопить.
Без отдыха, всегда в работе.

В век строительства социализма,
Не то, что б голод был, на хлебе и воде,
А не известно, где купить,
Достать бы для детей необходимые продукты:
Дефицитны мясо, рыба,
Не говоря уже о фруктах, молоке.

Мать оказалась посильнее многих.
Хоть жили мы в условиях убогих,
Двух детей смогла поднять,
Закончить институт мне дать.
Я ж был студентом нерадивым,
Зато законченным кутилой.
Спасибо помогло, мудрых профессоров
                прозренье,
К моим способностям соизволенье.
Оно меня к диплому, всё же, дотянуло.

Благодаря устоям мудрым,
Канонам воспитанья трудным,
Воспринятыми мною вопреки желаний,
Насильственной методой освоенья знаний,
Позволило достичь все ж кой-какой успех.
За что МВТУ благодарить не грех!

Брат мой, как и я, в своих метаньях,
У мамы тоже блудный сын.
Ее таланты, как наследство,
В дар божий равно получил.
Но брату меньше повезло:
В течение трех лет границу охранял.
Работал на заводе. Судьбе назло
Вечерний институт он посещал -
Я там по совместительству преподавал.

Брат, потом, в МВТУ устроился работать,
Там же и учиться продолжал.
И смог, в конце концов,
Его с грехом на пополам, закончить.
Но жизнь сложилась у него попроще,
И без сомнений мук.
Не как моя, весьма полней.
Объят он сонмом жен, подруг,
И целой кучей внуков и детей.

Племянница моя, в семейной мудрости
Не нам, а бабушке под стать.
Сумела четко выбрать мужа.
Детей, за всех нас, нарожать.
А дети! Всем на зависть! Умны,
Самостоятельны и деловиты!
Красивы, вежливы, открыты!
Спортивны, глаз не оторвать!

У меня же неудачный брак.
Развод я пережил, и чудом не погиб,
Как форменный дурак.
Пока очухался, прошло немало лет.

К тому же я уже не молод,
И память забирают годы в плен.
А тут, надысь, как в пиве солод,
Проснулся вдохновенья ген.

Меня он на стихи настроил.
Жизнь в памяти перебираю,
В стихах пытаюсь рассказать
Про всю семью, чего я знаю,
Про что не знаю тоже не молчать.

Но мать ОДИН я вспомню.
Ни с кем делить утрату не хочу.
Во мне ее таланты. Знаю.
И ей долги собою заплачу.

Всю себя она нам отдавала.
В суровый век жизнь её текла.
Познала счастье только в юности она.
И до конца покоя не узнала,
В трудах, заботах, неприкаянной ушла.

Она была неординарна.
Способна ухватить всю суть сполна,
Случилась, например, возможность,
Цветами яркими тарелки расписать.
В артели хорошо платили.
Приноровилась в миг она.
Но, к сожаленью, артель ту скоро упразднили.
Она портняжничать пошла.

Швеёю у Марфинской стала.
Марфинская в Москве блистала
Пошивом шуб, пальто, костюмов,
Для жён наркомов, их детей иль кумов.

А мать её работой восхищалась,
Надёжно все приёмы переняла.
И до глубокой старости
Работать там бы и осталась,
Когда б закройщица из жизни не ушла.

Закройщицею мать не собиралась стать,
Не потому, что не умела,
А потому, что ублажать
Клиентов не могла …
Иль вовсе не хотела.

И кем ей в жизни быть бывало!
И нянею ночною в детсаду,
Завхозом там же,
И музработником, и секретаршей.
Спортбазу в Пирогово возглавляла.
Всех ипостасей не пересчитать.
Да это и не надо.
 
Святая труженица и мастерица,
Во времена другие и среде другой,
Она могла бы быть царицей.
Но не стала. Жаль, жребий ей такой.

Скромна, приветлива, умна,
Интеллигентна, музыкальна.
Постоянна в дружбе, и в любви верна.
Вопрос банальный,
Как муж мог бросить, её одну,
Без помощи, и без жилья,
В войну, с детьми двумя?
Не стыдно ль, на том свете ему?
За мать, за брата, за меня!
 
Не помню, чтобы хоть на волос
Она повысила бы голос.
Обиды молча прятала в себя,
Прощая невнимание ребят.
Слезу невольную уронит,
Ну поворчит, иль скажет:
«Вы, инженеры чертовы!
Кран починить не может!»
И сделает сама. Стыд гложет.

Теперь мне совестно, за мать обидно.
Мгновенье не вернёшь. И это очевидно.
Как быстро время улетело!
Мать даже погордиться сыновьями не успела.

А сыновья, хоть с детства ветреными были,
Но повзрослев, остепенились,
Средь сверстников заметны стали,
Серьёзными людьми предстали.
Детьми и женами обзавелись.
И даже внуков, наконец-то, дождались.

                ***
Я отношусь с любовью к брату,
Трудяге, бывшему солдату.
Как основателю большой семьи,
Источнику заботы и любви.
Ты предками здоровыми рождён.
Природными дарами одарён,
Любезною толпой родных ты окружён.
Не по годам здоров, спортивен,
Хоть не мясист, но жилен.

Брат к маме ревновал меня.
Но он не прав, учтя тот факт,
Что я болезненный слабак.
И мне необходимы были
Уход, внимание, хоть я прыток.
Про брата, не то, чтобы забыли,
Но он был здоровяк.
Самосохраненья имел избыток.


                ***
Теперь о дочке Кате, о себе полслова.
О наших отношениях.
Хоть иногда жизнь нас
Разводила на долгие года.
Я тебя любил всегда.
Об этом я готов упрямо
Думать, мыслить, говорить,
Жалеть, хвалить, писать.
В разлуке, постоянно,
О встречах вспоминать.

Когда зимой, в былые годы,
В любое время и погоды,
Наденем лыжи: я мукачи, а ты «drovа»,
И заскользим по склонам Алибека
Или Ильинского сперва.
Ведь мы тогда не понимали,
Какое счастье в мире жить,
Ни перед кем колени не склоняя,
И никому обузой не служить.

Лев Коновалов, Старцев Саша,
Наталия Франчан, Григорий Клейман,
Бекер Боб, Эдик Кефели, Григоренко Сева,
Другие. Все вместе развлекались,
Или на лыжах с гор спускались.

На беду свою, я
Эмоций и души волненья   
Всегда стеснялся проявлять.
Теперь, в порыве вдохновенья,
В стихах пытаюсь излагать.

А потому читатель, прими спокойно
Столь запоздалое признанье.
Не отвергай души порыв!
Заканчиваю стих достойно,
Как будто лопнул на душе нарыв.

А жизнь течёт, дни, месяцы,
Года в глазах мелькают.
И вечно друг на друга заменяют:
Зима к весне,
Весна на лето,
Осень вслед за летом.
               
Иль вот! Зима явилась!
Снежком засыпало всю грязь.
И под ногами скользко стало,
Совсем уже забыто лето,
И дрожь под куртку забралась.
Проделки декабря всё это.
Но скоро перелом придет,
И вслед за возрожденьем света
Январский праздник настаёт.

Но солнце к лету покатилось,
Пора бы лыжи мне надеть.
Взять палки в руки,
С гор скатиться или сидеть,
В квартире тёплой,
Стихи пельменями вертеть.

Стихи писать привычкой стало
Нам от хандры она дана.
По счастью, способом от лени
Предуготовлена она.
Зафилософился…  Ах! Да!
Год Новый! Пред ним итоги
Пора, пожалуй, подвести.
Что нам оставил Старый,
Что в Новом нам приобрести.

Сначала плюсы: так, во-первых,
Легко я книгу написал,
В которой все статьи десятилетья,
Взял, редактировал, издал.
И тем задел солидный создан.

А, во-вторых, сначала воли против,
Во мне пророс призыв стиха.
Я выплеснул стихи на волю,
Рифмы гладкой, хоть не без греха.

А, в-третьих, что здоровье
Сейчас не хуже, чем вчера.
А минусы: за год, на горе,
Не сдвинул с места я
Своей же фирмы -
ООО «Термолиза» дела.

Однако, вроде, есть надежда
Войти в совместные дела.
Тогда на полную катушку,
Делами, творческой работой,
Загрузится голова.

………………………………….
………………………………….

Прости читатель, сам зачитался.
У Кости стих гипноз родит.
Хотел я Кости биографию
По эпизодам тебе представить.
Но, зачитался сам.

И, непонятна красота его стиха
Может в мягкости и нарочитой
Небрежности и рифмы, и строфы.
А, иногда и ритма.
Вдруг кажется, что всё не так.

Но все слова привязаны, как жгутом,
К определённой мысли.
Их не разделить, ни заменить.
Подобные ощущения от стиля,
Я встречал у Тургенева Ивана.

Его певучая проза в стихах,
Мягче, музыкальнее другого гладкого стиха.
У Пушкина, в пейзажах, в прозе,
Тоже встречается такое. А, Костя!
Каков поэт! Ну! Да к нему ещё вернёмся.



Глава пятая

Как зачарованный странник
Смотрю со стороны на жизнь свою.
Ни старость, ни самомненье, ни усталость, 
Вдруг заставляют рассказать.

И, жалуюсь на судьбу я, по привычке.
Как будто глубину невзгод познал.
А, если разобраться, то большую часть жизни
У мамы под заботливом крылом проспал.

Конечно, мог бы жизнь прожить успешней.
Ума и чувств меня, с похмелья, рок не лишил.
Но, видно, он своим стараньем (вместе с мамой),
От опасных дел, на зло судьбе, почти что, отрешил.

Ну, например, заместо мамы, под старость.
Заботливой, практичною женою рок наградил.
Ни в детстве, ни, в последующей жизни
Не дал пропасть в извилинах судьбы.

Просто интересно, как людей меняет возраст.
Казалось ветрен и взбалмошен человек.
Но, проходят годы, меняется обстановка,
И, хвать! Другой уж человек!

На этом дневниковые записи оборвались.
И не понятно, были ли продолжены они.
Или ко мне, что ль, просто не попали.
Теперь спросить уж не у кого: все Федины родные
Эмигрировали, кто в Европу, кто в Израиль,
Кто Хароном через Стикс был переправлен.
Где их теперь найдёшь.

Но, должен честно вам признаться,
Что многое из того, что произошло
Частично автобиографично,
Частично вымысел, или касается других людей,
Часть их, «уважать себя заставил»,
Другим фамилии я изменил.
За те подробности, что вам я сообщил,
Вины совсем не ощущаю.

И, проще всех судьба и жизнь у Феди.
Пример для нас. Он положительный герой.
Вся жизнь его как на ладони:
Открыта, без конфликтов, без существенных потерь.
Единственная яркая вспышка чувств,
Разрушительной Феде показалась.
И будучи человеком волевым,
Сумел он погасить её, пожертвовав себя семье.
И, от неё лишь пыль воспоминаний,
В душе его осталась.
А, сам он погрузился в достойную,
Во всём практическую жизнь.

И на работе, и, в семье, везде такой же.
Естественно, жена и дети тоже, 
В гармонии с отцом, осуществляли жизнь.
Ушёл из жизни Федя скромно,
Так и ничем, и, никого не удивив.
Что ж, это так, но если вспомнить,
Что Федя был отличником всегда.
Медалистом закончил школу.
В институте повышенную стипендию получал.
В ОКБ был принят с дипломом красным.

Был, в полном смысле эрудит, энциклопедист.
В своих записках, весьма интимных.
Сетовал на неудовлетворённости амбиций.
К примеру, жаловался на неспособность
Сочинить, как Грибоедов, афоризм.

К стати, страницу дневника я зарифмовал: 
    Мне грустно от того, что жизнь конечна.
    А, как же быть тому, кто вечно хочет жить?
    Ведь сдвинешься с ума от грусти бесконечной.
    И, даже, если, грусть разбавлена весёлым,
    То, всё ж, нытьём, с ума манит сойти.
   
 
    Поэтому грустить, скучать и дуться глупо.
    А, веселиться бесконечно, ещё небось, дурней.
    И, отдавая долг всем рыжим и поэтам,
    Уж лучше подражать задумчивым учёным,
    Коли приспичило, продлить без грусти, жизнь.

    Хотел извлечь урок, я из сумбурных мыслей,
    Ай нет! Упёрся лбом в фольклор, что знает всё на свете
    Который уж давно, о том осведомляет нас:
    Издревле знамо, делу время, потехе час.
    И, грустно от того. И всё это приелось.
   
    И, вдохновенье унеслось, неведомо куда.
    И, весь заряд пропал. Но, вдруг я вспомнил:
    Грустить, для продолженья жизни вредно.
    И, погрузился в омут размышлений, надеясь
    Сочинить свой, афоризм, пусть неудачный!

    Ну! Что же, быть тому, чему и должно быть!
    На этом перестал я грусти предаваться.
    И этим жизнь продлил, минут на двадцать пять.
    На что бы их истратить? Лиха беда начало!
    Ну, разве, удачный афоризм бы, написать? 

Да! Среди людей, талантов не лишённых,
Всё знающих, умеющих то, или другое.
Но лишённых радости оригинальное создать,
И, в том числе и Федя, ещё и Боря Беккер,
И, даже Эренфест – известный физик, друг Эйнштейна.

Хоть люди они разного масштаба,
Но объединяет их, один серьёзный недостаток:
Всё понимают, знают, что можно, могут.
А пуще, что не могут и нельзя.
И, злополучное нельзя, затормозило,
Оборвало их творческое начало. 

И, в результате, гениального не создали.
Промучились в сомненьях и печали.
Но некоторым это не помешало
Жизнь счастливо прожить, вершить серьёзные дела.
Эренфест, к примеру, физику новую познал.
Гением педагогическим обладал.
Ему, как некоторым, невезенье отравило,
И, вовсе оборвало жизнь.

А, тот же Федя. Природой одарён.
Ум светлый. Силы хоть отбавляй.
Спринтер. Богатырь.
С железной силой воли.

Счастье выпало любить безмерно.
Но, ради счастия семьи, то чувство,
С сознаньем долга, благородства,
То великолепное чувство погасил, не сомневаясь.
Такое, ведь, не каждому дано.

Также и в работе.
В учении отличник. Энциклопедист и полиглот.
Ему бы быть учёным.  Ан! Нет!
На стипендию не прокормить семьи.
В ОКБ, почтовый ящик, пошёл работать.
В труде, в кругу семьи, счастье испытал.
Да, и в работе, трудом упорным
Многого достиг, хоть и не на уровне открытий.

Я, не к тому, чтобы семью бросать.
Конечно нет! Но, можно её не создавать, 
Пока к науке не созрел.

Да! Се ля ви!

Другое дело Костя, пройдя со свистом
Сквозь сомнения и грозы,
Всегда на острие судьбы.
Всегда готов он передвинуть горы.
И это часто удаётся.
Но, вдруг, чего-то новое найдёт.

И, двигает другие горы.
Изобретя, для этого, инновационный механизм.
Но, не додвинув их, хватается за что-то новое.
Опять чего-то изобретёт, откроет.
Затем ему наскучит и то, и это.
Он вдруг опять чего-то новое найдёт.

С холода глубокого, вдруг в космос.
Там преуспел, но, не завершив,
Полез внедрять изобретенья, в нефтяную отрасль.
Оттуда недалеко и в экологию.
Там тоже наизобретал с лихвой,
Но, был непонят, стал писать стихи.
К примеру:

Мечты, мечты. Я весь в желаньях
Увидеть, посетить, попробовать на вкус.
То то, то это, то совсем другое.
То, в чём отказывал себе не раз,
         в нужде снующей постоянно.

А жизнь течёт без спроса,
Не обращаясь к планам,
Накалывая кусочки времени
На остроту судьбы.

И совершать не успеваешь,
Как пролетаешь мимо тех деяний,
Что было бы по силам,
И, мог бы совершить.

И мниться, жизнь прожить по новой.
И совершить несовершённое вполне.
Не отвергая, столь насыщенное разнообразьем,
В уходящей, ещё незавершённой, старой.

И, это заставляет оглянуться,
И разобраться, что оставляешь за собою,
В пустых желаньях, что-нибудь исправить,
И, понимаешь: невозможно! Время утекло.

Устав бороться в не лишённой
Мельниц Дон Кихота жизни,
Вдруг успокоился,
Наконец, по разуму женился.
На ком бы вы подумали?

Да, вижу по глазам, смекнули! 
Да! на Светке!
И, этот важный шаг осуществил, в отличие
От предыдущих браков, в последний раз.
Но, следует учесть, та тоже изменилась.
Её послушный, недалёкий муж, безвременно ушёл.

Оставив Светку неутешною вдовою доживать,
Ту, в разные цвета раскрашенную жизнь.
Что незнакома только праведному мужу.
Как оказалось, неразделённую любовь для Кости сохранив.

Они сошлись случайно, после долгих лет разлуки.
И ощутили вдруг, что близость их друг к другу,
Заложена в их существе.
Поскольку в жизнь новую вошли в зрелые уж годы,
И разумом, в руки взяв витающие чувства,
Без лишних слов, сошлись.
На удивленье всех, в том числе друзей.

А я, хоть близок в дружбе,
Всем героям этого романа,
Вдруг получил возможность,
Вам об этом рассказать.
Превозмогая трудность возраста преклонного,
Научился мысли в рифме излагать.
Их вам сейчас, поэтому, с удовольствием, вещаю.
 
И, благодаря запискам Феди,
Попавшим в руки мне случайно,
Сподвигнувшими рождение романа, 
А также, отпущенному мне здоровью,
Прилежанию, и, подражанью Косте,
И, непревзойдённому его таланту,
Мне удалось состряпать, творенье сие.

А, также, превозмогая скромность,
Готов вам, для прочтенья, предложить.

Трудясь над рифмованьем Фединых записок,
Я, с неким пренебрежением вначале,
А после с неким благоговением,
Костины стихи читал и изучал.
И даже восхищался, беря за образец.

Поначалу просто подражать пытался.
А, после в написанье их, столь поднаторел,
Что теперь и сам уж не различаю,
Где его, а, где мои стихи.

И так случилось, что со стихами,
Как будто с Костей, совместилась жизнь.
И, пусть простит меня взыскательный читатель,
За всех героев этого романа,
Коих соавторством наградил
За их деянья, коль я, не бяше же сумняше,
Сумбурно и безбожно изложил.

И, продолженье романа, не последует,
Из-за того, в этом месте, записки обрываются.
Иль я их, попросту, не все собрал.
А, поскольку у меня, других записок дневниковых нету,
И, выдумать что ни будь поярче,
Мне, и, в голову не пришло.
Роману этому конец!

Но, тут же засомневался.
И следуя, неистощимому желанью,
Надеясь, не перегрузив читателя вниманье,
В Приложенье, приведу понравившиеся мне стихи,
Что послужили, так же, написанию романа.
Не разбирая, опять же, где Костины, а где мои. 
И, там, задумчивый читатель, ищи пожалуйста, концы!
 

     Послесловие, иль как его,
     Эпилог что ль, молвить, я не собираюсь.
     Стихов-то накопилось много.
     Не все удачны иль не понравятся кому.
     Поэтому не задумываясь, несколько штук выбрал,
     Чтобы роман не переполнить.
     Прилагаю их в Приложении к роману
    
     А кому захочется другие прочитать,
     Пусть в интернете глянет в Стихи.ру.
     Они хранятся там, до публикации, срок свой отбывая.
     А, состояться публикации, суждено иль нет.
     Ни я, ни кто другой, не знаем.

      Внимательный читатель,
      Удосужившись, роман прочесть до точки,
      Вопросами задаться может:
      А, где же соль? А, так же, где верблюды?
      Как вопрошали в пошлом анекдоте,
      Какие мысли, чувства должен он извлечь?

       Спешу признаться, что мысли,
       Что извлечь он должен,
       Я не пытался вам внушить.
       Я, просто Феди дневником заинтересовавшись,
       Собрал его, рассыпанным по полу.
      
       Как сумел, ничтоже зарифмовал.
       Кой что от себя добавил.
       Мыслить, чувствовать и разбираться
       Чтоб оборзенью меньше подвегаться,
       Читателю для самодеятельности предложил.

        Что ж думаю о нас, троих, с Федей, с Костей,
        То мы, вообще-то, простые люди,
        Работаем, как все, живём.
        Носом по сторонам не водим,
       Его, куда не надо, не суём.
       
        А, если, что сболтнём по пьянке, тотчас,
        Виниться готовы всем, во всём.
        Но, вместе с тем в кармане фигу носим,
        Что по-русски, кукишем иногда зовём.
        А кукиш, он хлеба, ведь, не просит.
       Так, и, путешествую, в кармане с ним.
   
    Приятно поспешать по жизненной дороге.
С успехом обгонять уставших земляков.
Иль отдыхать в гостиницах комфортных,
Ус промочить в уютных барах придорожных.
И жизнью быть вполне довольным.
Ну, в общем, попросту, преуспевать.

И мчаться, мчаться дальше, дальше,
Коней не заменяя, не замечая знаков,
                запрещающих обгон.
И, так всю жизнь, с попутчиками рядом,
Заботы в сторону отбросив,
Про всё и вся забыв. Успехом опьянён.

И, не заметил, как свернул с дороги
На разъеженный просёлок,
Который вывел на узкую тропу,
Та, в свою очередь, спешит к реке широкой,
Которая спокойно принимает всех,
Кто жизни путь прошёл.

С тропинки той не видно:
Стикс это или Лета. Кому чего дано,
Забвенья иль бессмертья, 
Точнее, что заслужил, шатаясь по дороге жизни.
Лишь оглянувшись, бросив взгляд на тех,
Кого отправил случай в Стикс к Харону,
Иль, ненароком, в Лете утопил.

А, окунёшься в ту, смердящую, Плутоном воду,
Тебе уж всё равно, Харон ведь, не пропустит вспять,
К родным, друзьям и прочим, кто ещё на этом свете.
Но тож, к концу спешащих, обречённо,
Под лозунгами: все там будем, с надеждою,
Чтоб жизнь, профуканную, вновь продуть.
 

       
       
   

    Приложения
    
      В коих предлагаю стихи.
     Костины или мои, а также,
     Некие фрагменты Фединого дневника,
     Чуть зарифмованные мною.
     Что, в текст романа, случайно,
     Или обдуманно, не вошли.

    Стихи, лень и ветер
Как помогают лень, время, ветер
Творению стихов, вдохновлённых
Озарением поэта.

Как сможете, себе ещё заметить,
Стихосложению враг всё тот же:
Лень, время, ветер.

Сядешь писать, лень себя заставить.
Отладить компьютер надо.
Компьютер отладил.
Но, не хватает вдохновенья часом.
Не оседлать лихого мне Пегаса.

Но изловчился, стремя нащупал,
Тут разыгрались озаренья муки.
Тянут в сомнения, рифмы глотают.
Глаз от компьютера не отрываю.
Музыка ритма за душу схватила,
И, суть сюжета вытягивает жилы.
Но записать, опять нет вдохновенья.

Я задыхаюсь в трудностях творенья.
И отдаюсь, как было раньше,
Карандашу и в клеточку тетради.
Ну, наконец-то, добрался к завершенью.
Кому бы в слух прочесть стихотворенье?
Мож, кто случайно подвернётся.
Мне повезёт, коль рано, тот проснётся.

Всё! Отдохнуть теперь пора настала.
Лечь и подумать, умыться вновь мечтами.
Но не оставит зуд рифмы поэта.
Опять мерещатся грани сюжета.
Знаю, прекрасно: теперь не отстанут.
Лень, время, ветер, 
Душу опять отравят.
И снизойдёт, вновь, вдохновенье.

И оторваться ты уже не можешь,
Даже, на ужин в положенное время.
И, покорятся, как было прежде,
Музыка рифмы, грани сюжета.
Не вдохновляясь, и не понять злую долю поэта.
Так пролетает времени ветер.

И, лень отступает.
Милей стихов, на свете, не бывает.
Рифмосложенье и ритмотворенье,
Меня до смерти не оставят.
Даже, с той ленью, временем, ветром,
Рожденье стихов, и, вдохновенье при этом,               
Возможно, любви разделённой, милее.

                ***

Опять бессонница, опять воспоминанья.
Вдруг детство, отрочество, юность
Выплыли, как наяву, перед глазами.
Как в цветном кино. Во всех подробностях,
С живыми современниками, с их жестами и голосами. 

Как это зафиксировать, как записать,
Ведь это невозможно, всего так много,
И всё в реальном времени.
К тому же, дополняется догадками и объясненьями,
С позиций нынешнего пониманья.

Но никаких талмудов, ведь, не хватит,
Всё это описать.
И трудно вычленить отдельные эпизоды,
Всё так переплетено, так связано одно с другим.
Как передать, как застолбить, что важно,
                я теряюсь, я не знаю.

Вот я на заборе, кричу, мимо проходящему матросу,
Поднатыренный рыжей негодяйкой Надькой:
Матрос! Матрос! В штаны натрёс!
В азарте и не понимая, чем это пахнет.
Хорошо, матрос отвёл за ухо к маме.

А то, не схлопотать бы родителям
Серьёзную неприятность:
Ведь можно предугадать и в детской шалости
    Антиреволюционную нотку: неуважение к
Сталинскому Краснофлотцу.

На самом деле, родители,
Как дети бывших раскулаченных буржуев,
Всего боялись. Как куста ворона.
Хотя на самом деле, не были буржуями.
Просто дом их, небось понравился какому-то комиссару.

Иль вот: вокруг посёлка шум: шпиона поймали.
Толпа куда-то тащит, от страха посиневшего беднягу,
Он просто шёл из леса мимо правления совхоза.
А в то время, толпа слушала громкоговоритель радио.
Постановление о врагах народа вещали.

Толпа до предела возбуждена и оголтела.
А тут этот непонятный человек из леса.
Схватили, оплеух наладили,
В органы тащат: там разберут!
Там, конечно, разобрались. Отпустили.
Спасибо, толпою, с дуру, не забили на смерть.

Фу! Что это я всё о неугодном прошлом.
Но от воспоминаний никуда не деться.
Вспомню о чём-нибудь более весёлом.

      Тихоня

Всегда я окружён был
Товарищами и друзьями.
Они собою заполняли
Всё время личное моё:
В школе, на уроках
В балду играли,
А в институте в футбол,
Пинг-понг и преферанс.

Ещё на велосипедах, лыжах мы катались,
С девицами играли в волейбол.
Чуть повзрослев,
Вино и водку распивали,
На танцплощадках танцевали.
Ну, в общем, просто время убивали,
И лоботрясами прославились вполне.

По мере роста, созреванья,
Менялись и характер, и запросы.
Менялись и товарищи мои.
Имею я ввиду их перемену,
Или смену тех товарищей самих.
Со временем компания банальных лоботрясов,
Каких не мало на Руси,
Совсем распалась.
Мы в жизнь серьёзную вошли.

Я терялся в их неустойчивой команде.
Средь них всегда ведомым был
Кем-то более активным.
Ум мой, как бы затуманен, и, застыл.

Но иногда он просыпался,
В нём возникал потенциал
Совсем других начал:
Познанья, любопытства,
Крупицы воли, логики.
И вдохновения запал.

Сейчас я понимаю,
Собака в чём зарыта.
Родители мои, совсем не рядовые,
Но происхожденьем хоть не буржуазным,
Нахрапистою, нищетою тех времён,
Были забиты и затоптаны.

Сил не нашли они,
Отбросив прочь сухие назиданья,
Привить мне с детства,
Основанья правильных начал.

Но важно, что получил от них,
Я отблеск морали той,
Что в интеллигенции российской
Заложена была и до конца не выбита,
Махровым, большевизмом.

Мне же, от морали той,
Ошмётки лишь достались,
И управляют мною,
К счастью, и сейчас.

В сей ситуации,
Всякие небанальные забавы,
Всё ж отвлекали
От дурацких и уродливых проказ.
Которые в результате разрушали б
Зачатки разума и совести подчас.

Я помню, как-то, в дровяном сарае,
Нашёл я старый патефон.
Над ним мы долго измывались,
Крутили диск то медленно, то быстро.
Пока я не пустил диск задом на перёд.

Пластинок разных патефонных
Валялось много там.
И для забавы дуроломов,
Их в обратном направлении пускал.
Чем очень недоумков забавлял и  удивлял.

Под неприятный скрип оркестра
И грохот барабанов,
Нам стало, по привычке,
Выпить крепкого чего стакан.
А патефон без устали крутился,
Пока не до конца любитель антимузыки был пьян.

Среди нас был один Тихоня,
От музыкой такой, до исступленья доходил.
Его конвульсии сгибали,
В полусознанье приходил.
Но с нами вместе оставался,
И какофонию слушал, не уходил.

Нам это было всё забавно,
Подчас мы забывали про него.
И, предавались возлияньям,
Не понимали тривиальности сего.
Со временем компания распалась,
И разошлись мы все по весям, временам.

Прошли десятки лет.
Не помню я, по случаю какому,
Я в том районе как-то.
Нечаянно увидел, по тротуару
Навстречу мне Тихоня проходил.
Взглянули, бросились друг к другу.
Он сразу в гости пригласил.

Жена на стол, как принято, накрыла,
Коньяк армянский он разлил.
Разговорились, вспомнили былое.
Тогда магнитофон Тихоня вдруг включил.

И я услышал антимузыки,
Довольно неприятные мне звуки.
А он погромче звук открыл.
В какое сильное волненье
Вдруг какофония его ввела.
Он отвалился к спинке стула,
И светясь от счастья,
Чуть не упал.

Жена на кухню сразу удалилась,
Она, наверно, свыклась с этою ерундой.
Но чувствовалось, слушать ей противно,
А шум воды из крана, ей
Анти музыку. не слышать помогал.

И, видимо, водопроводный краник,
Включался каждый раз,
Когда он магнитофон пускал.
И тем, семейную идиллию,
От расставания спасал.

А мои, испытанные в бурях нервы,
И не такое выдержать могли.
Забытые виденья всплыли,
Мы молодость, как бы, вернули.
К стаканам руки потянулись,
Воспоминания, мимо воли, потекли.

Какая-то неизгладимая привычка,
Затверженный рефлекс,
Сказался через много лет.
А позже, по секрету,
Тихоня мне признался,
Что для него, прекрасней музыки, на свете нет.

Всю жизнь, любую музыку,
Слушает обратным ходом,
Любуется, вникает.
Ей разгоняет жизни суету.
А к настоящей музыке
Ему, как бы, запрет.
Привычке злой в угоду.

И так всю жизнь!
В теченье многих лет!

Но, что в истории сей забавляет:
Его жена – в консерватории доцент! 
Поэтому понятно отвращенье
К музыке обратным ходом.
Она ведь привыкла к музыке классической:
Моцарту, Шопену, Чайковскому.

Постепенно привыкает к новой:
Габайдуллиной и прочим,
Кои построили её на диссонансах,
      Заменяя хроматическое строение звука,
      Всяким там урчаньем.
       
       А вы послушайте-ка запись па-де-катра
       Из Лебединого, пущенную обратным ходом!
       В лучшем случае, вам тошнотворно станет!
       
       Преоборов себя, прислушайтесь.
       Там, ведь, заметить можно,
        Противный, странный, но, порядок.

        Быть может, это и есть
        Новейшая музыка!
        Просто привыкнуть надо!

             «О новом судят так сурово
               Лишь потому, что это ново…»
                (Вольтер, «Подражание Горацию».
                Перевод М. Кудинова)

              Чтоб привести вас в чувство,
           И, впечатление разгладить, 
           Извольте прочитать неч-то,
           Более благозвучное,
           Об утром раннем, даче,
           За грибами, по лесу блужданьем.
            
            
      
      Утром ранним

Мы завсегда в движенье вечном,
Чувств, устремлений, смене:
День пролетит, устанет разум. 
Отдохнуть? Но солнце шпарит.

И до чего же, душно, жарко.
Воздух раскалён.
Живое всё от жары устало.
Лишь солнышко к закату поспешало,

То вся вселенная зевнула,
Потянулась, улеглась.
Тут с неба звездочка упала,
Ночь, потихоньку подкралась.

Но, мне не спится.
Нос заложен, рот сухой.
Грустные витают мысли.
Покрылся потом, сам не свой.

Весь изворочался в постели.
Задремал под утро.
Проснулся сонный,
С чугунной головой.

Чтобы прогнать кошмаров одурь,
Отправлюсь лучше в лес,
Чтоб освежившись там росою,
Готовым встретить день.

Лес вожделенный рядом.
Тайной, тишиной манит.
Ночью, как плащом, укрытый
Не шелохнётся, спит.

А ночь, уж, власть теряет.
На смену, день спешит.
Мрак улетел с рассветом.
Наверно, сполох ослепил.

Месяц глянул из- за тучи.
Соловьиный хор звенит.   
Проснувшись лес, росой умытый,
Весь, бриллиантами искрит.

Выглянув из горизонта,
Вам улыбнулся зайчик солнца,
Небо розовым раскрасил,
Тьмы остаток погасил.

Верховой проказник ветер,
Раскачал макушки елей,
Оттуда вынес запах хвои,
И, утомясь, в ветвях застыл.

Сквозь тишину лесную,
Забарабанил дятел.
От столь былинного раздолья,
Глаз невозможно отвести.

Всё тут загадочно, чудесно.
Я, заворожен и пленён,
Как будто, в бабушкину сказку,
Заброшен добрым волшебством.
 
И, весь, как в сладком сне.
Я утром очарован,
Счастьем полон,
Красотой ошеломлён.

В сознанье освежённом,
Вновь, жизни торжество,
Желанья к делу призывают.
Я в день грядущий устремлён.

Совсем, забыты наважденья.
И сердце бьётся как мотор.
Я в восторге! Утром ранним,
В жизнь ворваться приглашён.

         
          Прогулка

На прогулку выйду,
В любую погоду.
Даже если дождик,
Ветер злобно воет,
Снег, метель, и вьюга.
Похоже, прогуляться,
Ничего не остановит,

Но, гулять ещё приятней
Коль солнышко сияет,
Во поле травка зеленеет,
Шагаешь бодро,
Уверенней ступаешь.
Веселее мысли,
И в душе спокойней.

Вот, и, с утра, сегодня,
Пока шёл лесом,
Чуть прохладно было.
А потом, когда над лесом
Солнышко поднялось,
Сразу потеплело.
Всё вдруг засияло.

А, потом по полю,
Извилистой тропинке,
К речке вышел,
И бреду неспешно,
Берегом заросшим,
Жгучею крапивой,
Что обжигает ноги,
Не пускает к речке.

Чуть приостановился,
В заводь присмотрелся,
Там рыбёшки юркие,
Зеркало кругами украшают.
Чуть к воде приблизился,
Лягушки сигают в воду.

Стрекоза зелёная,
Над речкой бреет.
Бабочки капустницы,
По над берегом порхают.
А кубышки жёлтые,
Кувшинку красавицу,
Дружно окружают.

Ручеёк весёлый
К речке пробивается.
А она, старательно,
Болотце огибает.
Воду изливает
В озерцо, заросшее,
Камышом, рогозом.

Озерцо приметное
Чуть окинешь взглядом,
Там, вдали плотина:
Мельница ль,
Бобры ли, плотину основали.
Удочку закинуть бы,
Да взять с собою забыл я.

Как вокруг красиво,
Трав ароматом пахнет.
До чего ж природа,
Нетронутым пленяет.
Век бы тут остался!
Да дела призвали.
Солнце уж высоко, торопиться надо.

Ведь, жена на даче,
Небось, уж кофе варит.
Ох! Уж мне эта дача!
Вечно-то надоедает!
Всё время что-то надо.
От прогулки прекрасной,
От поэтического безделья,
Делами дурацкими, вечно отрывает!


              Дача

У каждого народа свои чудачества.
У русских, есть свои. К примеру: дача.
Жители города, в силу потепленья климата,
Лета очень жаркого и городского смрада,
Устремляются за город, как на курорт, на дачу.

И дача стала символом порядочности и удачи.
И, украшает собою образ семьи вашей, естественно,
В меру наклонностей, и трудолюбия дачника:
Садовника, огородника, цветовода.
Иль ещё, ландшафтного дизайнера.

А, дальше, как скучает дачник на даче:
Один ишачит. Другой лишь отдыхает,
Третий, тот работу, на дачу тащит.
Моя жена, к примеру,
Хоть, по профессии проектировщик,
Создала из шести соток,
Прекрасный парк культуры и отдыха,
Значения семейного.

Я ж, отношу себя к разряду отдыхающих,
Пестующих лень собственную,
Женою критикуемую, вечно отлынивающих от работы,
На мой взгляд бессмысленной.
Что не означает возможности, жёниных забот,
Неистощимо неумолкаемых, пользоваться.

А, дети, взяв пример у старших,
Оперившись и создав уж тоже семьи,
Собрались завести, конечно, собственные дачи.
Как будто им на нашей, места не хватает.

Хоть нет! Дочь дачи презирает.
Она для погашения творческого пыла,
В самом центре города,
Салон искусства современного,
Вместо дачи, торжественно обосновала.

А, я, в условиях стремления к столетью,
Хоть вижу в даче, лишь плацдарм полезный,
К незабываемым походам за грибами.
Но, неизменно, меняя лошадей на переправе,
С весны, спешу на дачу, погодой не гнушаясь.

Там землю вовсе, не копаю,
Чтоб не мозолить рук и глаз жены всевидящий,
    Садовыми работами, вечно занятой,
Я за компьютером в интернете,
Не стыдясь, не совестясь, от дел скрываюсь.

С своею вдохновенной ленью,
За сочинением стихов в комнате или на веранде.
За исключением моментов,
Когда мы, с женою вместе,
Азартно, неизменно, вечно, ходим за грибами.

Тогда в семье согласье.
Всему, тогда, радоваться надо.
Не слышно ни ворчанья, ни наставлений.
Всё тихо, мирно.
И, землю ковырять не надо.


               

                На даче

Уж пару месяцев на даче
Как будто бы вчера приехал.
Уже июль, грибы уж,
Слышь, говорят, поспели.

Тепло, лишь очень. В лес сунулся:
Комарья туча. Надеть бы
Ветровку с капюшоном.
Но жарко, как бы не перегреться.

Прогноз не умиляет:
Жара, пока, не убывает.
Поменьше градусов бы на десять.
Жаль, синоптики не обещают!

До магазина б прогуляться?
Да, с прошлого раза,
Продукты не иссякли.
Зато ягоды всякие поспели.

Вечером по прохладе,
Собрать бы на варенье.
Поэтому, сейчас же, за компьютер сел я,
            Чтоб на жару вам всем пожаловаться.

Из-за жары не хочется и суетиться.
И, даже за телевизором, сидеть жарко.
Что ж делать! Покорно жду я:
Вот-вот похолодает!

Я с женой, грибы, сады и огороды,
Все вокруг, дождя, ненастья, жаждут.
Ждут, когда закаплет с неба,
Тогда и грядки поливать не надо.

Да! Дождь хороший, это благо.
Как он пройдёт.
В лесу, от жары воспрявшем,
Грибы полезут косяками.

Мы сразу ж, за грибами.
А, грибнику, осенняя слякоть,
Любой даже, крымской неги пляжной,
Безусловно, весьма дороже.


Приключение на даче.

Смотрю не собственные руки.
Жилы синие, морщины. Кожа неэластичная, сухая.
Но, руки что, рожа старая, кривая:
Глаз правый потерял в сраженьях с медициной.
Смотреть противно: бреюсь, в зеркало не глядя.

А, ведь в молодости, хоть и не красавец,
Как многие друзья: Григорий, Герман Зудин,
Лев Коновалов, Старцев,
Но, всё же, женщинам,
Что понимают, нравился.

И, не мужчина я теперь,
А, рухлядь старая.
Гожусь лишь на то, чтобы стихи писать.
И, в них, отчаянно, судьбе жаловаться.
               Тому пример:

Для осени плюс семь,
Температуры норма.
Плюс дождик небольшой.
Плюс, не сидится дома.
Как в сказке жизнь.

Но то сегодня. А, вчера…
Ну, не вчера, а ещё на даче.
Всё то же, но без дождя.
           Мы с Ниной за грибами,
Встали затемно.

В сумерках отчалили.
Чего-то неуютно как-то.
Сердце чуть-чуть третит.
Пустяки. Поутру, иногда,
И, не такое с ним бывает.

Пока до леса шли, светало.
С шоссе, через канаву и кусты.
По чаще, на лесную дорогу вышли.
Хоть сентябрь, но осень ещё не золотая:
Заморозков пока что, не бывало.

И дорога мягкая от хвои и листвы, сухая,
Даже колеи глубокие, 
В которых грибница местами.
Обычно, там белые, маслята.
Но грибников стада прошли, не сосчитать их.

Я нашёл две сыроежки. Мало!
Свернул в кусты. Там пусто.
Круто назад, к дороге.
Голова метнулась чуть.
Ноги в малине заплелись…

Очнулся, вдруг, от резкой боли:
Вывихнул плечо я.
Лежу, лицом уткнувшись,
В мягкую мохнатую подстилку.
Не шевелюсь. Вставать не хочется. 

Век так лежал бы.
Пошевелил плечом.
Там щёлкнуло.
Боль пропала. Блаженство!
Хочется лежать здесь вечно.

Плечом не шевелю.
Но, ведь, за грибами надо.
Подняться пытаюсь. Боль в плече. Но, волю в руки.
Встал, голова кружится, подташнивает.
Шагнул, качаясь… Бац! …

Очнулся. Опять лежу.
Опять лицом в подстилку лесную.
Опять вставать не хочется.
Нашёл удобную позу. Боль пропала.
Опять я в счастье.

Опять вставать не хочется.
Тут Нина подошла. 
Я встал с трудом.
Голова кружится…
Бац опять! …

Опять очухался…
Опять всё то же.
Силой воли, дополз пол шага до дороги.
Ноги в колею. Спиной к сосне.
Лежу, скучаю.

Вывих само вправился.
Не так уж и болит, если не шевелиться.
Только голова кружится.
Подташнивает.
Чёрт! Сотрясенье мозга?

Но, сидеть приятно.
Вставать боюсь, чтоб не отключаться.
Нина суетится: вызывает скорую.
Она сюда же не проедет!
Звони Блинову. Соседу дачному.

Пусть придёт на машине...
Добраться до шоссе поможет.
Блинов решает:
Вывезти лишь квадроцикл сможет.
А, скорая уж на шоссе скучает.

Что было дальше, всем понятно.
Что помнится?
Конечно, боль невыносимая в плече.
И, ощущение неземного счастья,
Лежать лицом во мху.
Когда, тот вывих самовправился,
И, я удобное положение нашёл по-счастью.

Теперь в Москве. Уж дома. Нина вспоминает:
Когда сознание терял, 
То падал вниз лицом, плашмя я.
                В магазин, и, даже на выборы не пускает.
Боится, снова упаду я.

А я…  я точно знаю, что не упаду.
Сознанья не потеряю.
Легко, куда-нибудь, коль надо будет, 
Схожу, хоть в магазин,
Нимало не затрудняясь.

Такая, вот, история.
Только, голова чуть-чуть кружится, 
И, чуточку подташнивает.

Чёрт! Старость чёртова! Ведь нет и девяноста.
Думал: проживу и за сто.
Так нет! С недосыпу, попёрся по грибы! Обидно! 
Чтобы всем, и, неповадно было,
Решил подробно описать стихами.

Сам же, проживу хоть за сто!
Ничто меня не остановит!
Не надейтесь! Того и вам желаю!

Да, ещё! Пока, чтобы прийти в себя, лежал,
Чтобы сознанья не терять, себя заставил думать.
Сюжетов напридумывал к «Поэме без героя».
Может, включу и этот. Но не решил пока: 
Стоит ли включать-то?

Вот, тебе, бабушка и Юрьев день,
Грибное утро! Право!
К чёрту старость!!

   
    
      По грибы.

А, грибы, живут своею жизнью.
И отведён грибу свой срок.
И коли не настал он,
Хоть, целый день
По лесу шастай,
Поганки не найдёшь.

Первые появляются ещё весною.
Лишь в апреле, мае, но!
Не всегда и не везде.
Лишь, иногда, красавчики сморчки,
Или строчки уродцы,
Коли настало время,
Вдруг из земли, незвано, вылезают.

Не все их и собирают.
Вероятно потому, что в них,
Какие-то там яды.
Их преж, чем приготовить, съесть,
Необходимо надо,
Тщательно промыть,
И, непременно, отварить.

Лучше пару раз, быть может.
После на дуршлаг отбросить,
Отварную воду слить.
И отварные жарить.
Слышь, можно и сушить!

Но, к сожаленью, отварные,
Не обладают вкусом.
И приобретут его грибы,   
Коль уксусом их приправить,
В меру посолить, укропом посыпать,
Чесноком и маслицем сдобрить.

У Солоухина -  певца природы,
Отношение к ним другое.
Он считает, этот гриб весенний,
И без отваривания съедобен.
Грибы вредны, противны,
Но не ядовиты вовсе.

Гриб, отмоченный подолгу,
И не мене, чем в двух водах,
Уж тогда вполне съедобен.
Даже вкусен, ароматен,
И если, тщательно отмочен,   
То не вредит здоровью.

Я же точно знаю:
Лучше дважды отварить,
Что бы не мучиться,
Вешние грибы вкушая,
Сомненьями сначала,
А, уж потом, и, животом.

Но весенние грибы сошли,
И далее, наверно с месяц,
В начале ли июня,
Лес от грибов любых,
Отдохнёт спокойно:
Нет даже мухоморов.

С лета же, с конца июня, вроде,   
Начинается пора грибов:
Подберёзовиков, лисичек,
Сыроежек, дождевиков.
Другой раз встретишь белых.
Но в первом слое мало.               

Поэтому грибы идут,
Не в заготовку,
В суп грибной.
Иль, даже лучше,
Выпарив слегка,
В жарёшку.

Зато уж, ближе к осени,
Когда придут обильные дожди.
То в смешанных лесах,
Или в борах и ельниках,
И, чаще на опушках,
Большого урожая жди.

Не перечислить видов их:
Белые, чернушки,
Зеленушки иль грузди.
Корзину с верхом
Принесёшь домой,
И сядешь разбирать с женой.

Отдельно белые.
Их сушить или морозить,
Чтобы зимою, соус
Или суп сварить.
Лисички, сыроежки - жарить.
А остальные -  мариновать, солить.

И, уж когда их приготовишь,
Слегка расслабишься,
Немного отдохнёшь,
И непременно рюмку выпьешь,
Грибочками закусишь,
И хлеба корочку нюхнёшь.

А время, знай себе, бежит,
К осени склоняться лето стало,
Грибное стержневое время,
По календарю, настало.
Пробил их час, заботы враз отпали.
Корзину взял и по грибы.

Лишь бы гроза и дождь
Мне приключенье не сорвали б.
И даже если дождь,
То сапоги надену,
В плащ завернусь, и всё равно,
В лес обязательно пойду! Или поеду.

У истинного грибника
В лесу заветные места.
Он каждый раз их обойдёт.
Кто ищет, тот всегда найдёт.

Здесь грузди и лисички,
На маленькой полянке есть всегда.
А под каким кустом, он знает,
Грибница белого гриба.

Сюда не раз он забредёт,
И обязательно найдёт
Ту самую семью боровиков -
Красавцев, описать нет слов.

А лето, осенью сменялось.
Хоть зелень леса золотом,
Ещё совсем не покрывалась,
Но стало ночью холодать.

А боровик, упрямо продавил
У почвы рыхлый пласт,
И шляпки бархат выставил,
Для умиленья, напоказ.

Найти его и аккуратно срезать,
Чем может слаще быть приобретенье!
В корзину положить, всем показать,
Природы несравненное творенье.

А сыроежки, грузди,
Валуи и мухоморы,
Кругами украшают
Усыпанные листьями просторы.

Попал не в лес, а прямо в рай!
Что метит глаз, то собирай.

Да, сбор грибов - лесное чудо.
Но, их, поджаренных,
Да с луком, да в сметане,
Да со слезой на рюмке!
Невольно, вызывает
Немыслимый восторг!

И заменить его нельзя,
И никогда, ничем!
Прекрасна жизнь!
От счастья,
Можно умереть совсем!

И целый год потом воспоминанья
О тех походах, за грибами в лес.
Какой восторг вы испытали
И настроенье воспаряло до небес.

От запахов листвы,
От сырости росы,
Нежности упругой мха,
Шорохов листвы, зверья.

Там гроздья бузины свисают,
Там развернул листы лопух.
И даже комаров и мух
С улыбкой вспоминаешь.

Вкруг болотца камыш шуршит.
А нежные цветы лесные!
А птичек трели!
А кукушки крик!

А вкусовые ощущенья,
Которые солёный гриб,
Зимой на дружеском застолье,
Вам, непременно, подарит.

Но, чтобы не вредить пищеваренью,
Знать надо закон, грибов приготовленья,
Не нарушать основ общенья,
С лукавою семейкою грибов.

Во-первых,
Сбор, засол, храненье
И приготовление,
Для праздника на стол,

Ведь тоже священнодействие,
Достойное преклоненью,
Когда оно известно от
Поколенья к поколенью,

Вся технология, рецепты,
Стиль употребленья,
Жаренных, солёных,
И маринованных грибов.

Секретов много, но надо помнить,
Что в их основе лежит один закон,
Из доброкачественного сделать
Доброкачественное можно.

Из недоброкачественного,
Сколь не пытайтесь,
Вот, хоть ты лопни!
Не выйдет путного, ни за что.

Поэтому при собирании грибов,
Внимательно смотрите,
Чтоб не попали бы в корзину,
Червивые иль ядовитые грибы.

Грибы ж съедобные,
Непременно, промойте от земли,
Что бы, когда жуёшь,
То не скрипели б.

Есть много способов засолки.
Солить их можно и сырых.
Конечно, вымочив надёжно,
Иль до засолки отварив.

Я ж на опыте
Своём и предков,
Грибы, для верности,
Предпочитаю отварить!

А, в-третьих, как бы не солили,
Достаточно бы соли положить,
Чтобы не портились, не плесневели.
И в погреб опустить и там хранить.

Ещё одно предупрежденье:
Между слоёв грибов, для запаха,
Сухой укроп стелить.
А сверху, смородины чёрной, ещё листок.

А остальные же секреты:
При подаче их на стол,
Слегка промыть, от соли,
Освободив от листьев.
и пучков укропа.

И под конец, немного
Сдобрить их постным маслом,
Уксусом, укропом, чесноком.
Грибы, и как салат послужат.
И, к жаркому, как приправа.
Только, не совмещайте с молоком.

Но! Ещё, не есть от пуза.
И запивать их лучше водкой,
Чем любым вином.

На праздничный стол,
Всегда подашь грибочков.
Иль в гости, коль куда идёшь,
Захватишь баночку солёных.

При сочиненье мадригала,
Иль чтении поэмы этой,
Во рту я ощущаю невольно,
Грибочков изощрённый вкус.

Коли всё сделано по правилам,
Беседа за столом, тогда подарком будет.
Все гости, в предвкушенье яства,
Желудочным соком изойдут.

Гриб же, как сюрприз застольный,
В момент развяжет языки.
Естественно, совместно с водкой.
И, пир пойдёт весёлый,
И, непременно, должное, вам воздадут.

А, сейчас, пока! Пока! Пока!
Приятного вам аппетита!
Но, лучше, всё же,
Любого пира даже,
Сам по себе, их сбор осуществлённый!

Как здорово на даче! Даже,
Когда мотаешься по электричкам.
С работы на дачу и обратно.
За-то, приятною прохладой,
Тебя встречает вечер!

И понятно, что дача,
Не лишь плацдарм, похода за грибами.
А, не лишённое прекрасного, удобство.

 Вечер на даче

Мы в чувствах и делах,
Всегда консервативны:
Кошмары ночью мучат.
Трудами полон день.
Улыбкой будит утро.
А, мне приятней вечер.

Устав от суетности дня,
Лишь на скамейку сядешь,
Расслабишься невольно.
Коль сразу не уснёшь, 
Зевнёшь, потянешься,
Истомой изойдёшь.

Потухло зарево заката.
Спустились сумерки на двор.
Из тучи выплыл месяц.
Становится прохладно.
В дремотном отрешенье,
Я, в думы погружён.

Век так сидел бы
В вечерней тишине,
Мечтал задумчиво.
Всем телом ощущая,
Как сладостная нега,
По жилам разлилась во мне.

Но дунул ветерок:
Из кухни, знакомый запах:
Аппетит манит.
Но с негою расстаться,
Мне не хватает сил.

Жена зовёт на ужин.
Хочу подняться.
Но, не пускает лень:
Прирос к скамейке.
Верёвками привязан.
Хотя живот поесть,
Давно уж повелел.

Да! На даче жизнь прекрасна!
Но, за лето длинное, может надоесть.
Соскучишься невольно
По шуму городскому,
По близким и знакомым.
По работе, соседям,
Театрам и прогулкам в парке.


  Мгновенье! Ты прекрасно!

Сентябрь, тепло и солнце.
Бабье лето.
Ветерок чуть освежает.
Тенистыми аллеями Лефортова,
Прогулка в магазин, по парку.

Чувствую себя прекрасно,
Как будто мне лет двадцать.
И как прекрасно всё на свете!
В мечтах: стихи летят, как ветер.

И, с души, пожалуй,
Лет семьдесят, упало.
Их вес меня не давит.
Как будто не бывало.
(Ветром, что-ли, сдуло?).

И откуда-то, чуть, еле-еле,
Слышны пассажи фортепьяно.
Знакомые рулады «Карнавала».
Скорей домой.
На Шумана поспеть бы.

Включаю телевизор.

Виртуоза мелькают пальцы.
Как будто машет стрекозою.
Лицо артиста, вроде знаю:
Не Клаудио ль Арау?

Виртуоз великолепен.
Включился постепенно.
Устроился поудобней.
Шумана люблю безмерно.

Музой его, я, зачарован.
Карнавала каждую ноту знаю.
И гениален сам Арау.
Жужжит мельканье пальцев.

Откидываю голову. Закрыл глаза я.
Слушаю. Весь в звучанье.
И, напряженье отпускает.
Шуман!  Не бог ли ты случайно?

Гипнотизирован до умопомраченья.
Ни себя не чувствую, ни время,
Вдруг: бах! … Карнавал окончен.
Овации зала чуть отрезвляют.

Я, потихоньку слёзы вытираю:
Эмоционален к старости стал я.
Что это? Арау возвращается в залу.
Не уж-то, что ещё сыграет?

Я в бешенном восторге!
О! Счастье!
Он Шумана концерт исполнит.

Но не стану утомлять вниманье.
Теперь понятно, день хороший,
Стал просто замечательным.

Глотая слёзы, хочу в волненье,
Излить стихами впечатленье.

Боюсь утратить вдохновенье,
Стихи спешу запомнить.
На кухню! Скорее за компьютер!
И стих готов под утро.

Теперь и прочитать бы,
Но, глаза устали.
Сейчас закапать капли,
И слегка поспать бы.

Иду, постель стелю я.
Стелю, себе, и думаю:
Ведь привалило счастье,
На старости стихи писать-то.

И не ругаю старость,
Ведь вдохновение осталось!
А Клаудио Арау, небось,
И больше, радость ощущает!

И радостно, хоть зависть
В сомненья завлекает:
А, почему не мне, то счастье,
Великолепно так играть-то?

Жена, тем временем, завтрак сотворила.
Меня же пожурила,
Тебе же привалило, не меньшее счастье,
Стихи о том писать-то.

Радоваться надо:
Есть к старости отрада.
Сольёшь в поэму душу,
И, настроенье лучше!

Да, верно! И мне не девяноста!
И жизни полон чувства.
И чувствуешь её движенье.
И ловишь вдохновенье.

И мнишь: твоё существованье
Небось, во благо людям.
Мгновением прекрасным,
Глядишь, и им доставишь радость.

    Осенило

     Нам свойственно искать чудесное
     В быстротекущей жизни.
     И, это ведь не просто так.
     Мы сами всегда в движеньи.

     А, если остановимся,
     Обычно засыпаем,
     А, если размышляем,
     Заторможены в напряженьи.

     Но, поймаешь чудное мгновенье,
     Коль внутрь себя заглянешь.
     И, из застоя ощущений,
     Луч прожекторного зренья,
     С других сторон мир освещает.

     И мы увидим его другим.
     Поймём, как мир наш многогранен.
     Такие чудные мгновенья,
     Мы называем просветленьем.
     Подчас они ведут к открытьям. Мир изменяют.
    
     Иные называют это вдохновеньем.
     Невольно закричишь:
     Мгновенье ты прекрасно! Остановись!
     Хоть надо б было:
     Не останавливайся! Повторись!

      Когда ж, в суровой жизни,
Не мудрствуя лукаво, вдруг очнёшься,
         И коль поймал чудесное мгновенье,
         Счастье испытаешь.
         Я даже не кричал, а лишь подумал,
Оно послушалось, и, остановилось.

А было так:
         В час полуденный, окутан негою,
В сладком полусне, лежишь на пляже.
Приятно овевает тело ветерок.

      Остановилось время!
Мысли уплывают в даль.
Душа на небо устремись!
Её переполняет сладкая печаль.

В блаженстве не замечаешь,
Как солнце кожу жарит.
И вдруг почувствовал, что пот
Воды прохладной жаждет,
И окунуться в ней зовёт.

Пока купался, пот смывал,
Неспешно туча набежала.
Солнышко собою застила.
И сумрачно вкруг стало.

Сначала лёгкий ветерок.
И разразилась вдруг гроза.

И в непрерывном сверканье молний,
Под рокот озверевших волн,
Парус я поднял тотчас же.
И он, как мотылёк, затрепыхал.

И свежим ветром он напился.
В момент надулся как крыло.
Я, как гимнаст, повис на гике.
С виндсёрфером, в порыве,
Привычно слившись во единое одно.

И полетел, мой чёлн,
По гребням усмирённых волн
Срывая пену, словно птица,
А я, весь счастьем, вдохновеньем,
Немыслимым восторгом окрылён!

Иль вот ещё одно чудесное мгновенье.
Зимой, однажды,
Оно явилось в яви мне,
Как в удивительнейшем сне:

Кругом заснеженные крыши.
Холодный блеск застывших вод.
Лебяжьим пухом всё покрыл снежок.
А в небе туч серых хоровод.

Но чу! Туч пелену прорвало,
Луч солнца заглянул в окно.
И ясно стало, Новый Год
Солнце повернул на лето,
Зиму отправил на мороз.

Хоть дух от стужи замирает,
И нос щемит мороз суровый,
Щеки красит, сердце веселит,
С гор катиться тянет,
Иль бабу снежную лепить.

Да, безусловно, рады мы,
Проделкам Матушки Зимы.
(Чтоб рифму дерзкую подправить,
Чего ж бессмысленно лукавить,
Её я взял у Пушкина взаймы).

А то, в Измайлово, бывало,
Я оседлаю снежную лыжню,
Навстречу ветру полечу.
Чтоб чуть не выскочив наружу,
Забилось сердце, в упоенье.

Иль, в Альпах, в покорении спуска,
И обладанье горнолыжного искусства,
От поворотов резанных почувствовал
Свободного полёта сладость,
Уверенность и упоительную радость.

Таких глубоких ощущений
Дано нам в жизни испытать,
Когда скользишь на горных лыжах,
Или плывёшь под парусом, 
В виндсёрфинге по волнам.

Иль на свиданье первом,
Неровно дышешь,   
И ей, единственной,
Любимой и желанной
Душа восторгами полна.

Столь чудесные мгновенья
В жизни испытываешь и тогда,
Когда стихи слагаешь,
Иль, в творческом угаре, изобретая,
Приятное с полезным единишь.

Или любимой музыке внимаешь
В концерте, жданном и желанном.
Иль из командировки, в дом,
В семью, вернёшься,
Тебя где неустанно ждут.

Душа и тело отдыхают,
Заботы, напряженье отстают.
И радость, вкруг тебя витает.
Здоровье, силы прибавляет,
И счастье, те мгновенья льют.

          И хочется созидать, творить,
Всех любить,
Обнять, поцеловать!
Стихи писать.
Мир захватить в объятья.

И чувствуешь, как жизнь прекрасна.
Твои стремленья чисты, ясны.
Ты, будто бы античный бог,
      Счастьем, всех на свете
      Одарить бы мог. 


      О любви

Не лирик я, о любви писать.
Сюсюкать продукту обожанья
Способности мне нет,
Само ж понятие любовь,
Как я понимаю желанье
Конкретным обладать.

Хотеть увидеть вновь,   
Кого-нибудь жалеть,
Заботу проявлять,
Мечтать, грустить,
Коли замешан секс.               
И дале через алфавит весь.

Тут бы остановиться,
И, точку жирную поставить.
Но, я люблю компот.
Ты любишь сыр!
А он соседку нашу,
Красавицу Наташу.

Но всем известно:
Любовь коварна, зла.
Полюбишь и козла.
Тогда и он, рогатый,
Других с рогами,
И, безрогих, краше!

Аналоги любви:
Процесс познанья упростить,   
Для нас возможность,
Коли сравнить
Несколько, иль два,
Похожих друг на друга чувства.

Пример, любовь.
Она всегда возбуждена
Инстинктом или добротой,
Сочувствием, мечтой,
Иль чаще жалостью,
Или иной заботой.

Во всяком случае она,
Хоть в чувствах нам дана,
Но матерьяльна, всё же,
В предмете обожанья.
Да и любовь, хоть слово лишь одно,
Но разных чувств свидетельство оно.

По-разному приходит и разит.
Сама ж любовь или крепчает,
Или мельчает, иль проходит.
Иль заменяется любовью новой.
Или подругой более младой,
Или возлюбленным богатым … Всякое бывает!

         ***
Судить мне трудно о любви.
Не потому, что я её не знал,
А потому, что стар,
От жизни я устал,
И в чувства уж не верю…
Хотя, чего же нет!

Ведь я люблю жену, и дочь,
Машу, Тюшу, брата.
Всех близких мне, друзей,
Воспоминанья прошлых лет,
Свершенных дел переживанье,
Теплоту общения. Стихи, опять же.

Мать вижу и люблю, как наяву.
И к женщинам я чувство притяженья,
Как к полу вожделённому,
Питал, питаю не мгновенья,
А всегда и бесконечно.
Ну! Всех людей люблю.

Но жизнь полна разочарований.
Ответом на свою любовь
Я получал ответ любовью мамы,
Жены второй, и дочери, а также брата.
Но это кровная любовь.
А той жаждущей, любви желанной,
Не получал я. Ни от кого и никогда.

Вру! Наверно, просто забываю.

Я с детства влюбчив был,
И первую свою любовь изведал в Нижнем
К Арочке Савицкой.
Её любил я, аж по пятый класс.
Потом уже в Москве
Явилась Гудалевская,
Красавица смуглянка Нина.
О том они не знают и сейчас.
Коль живы: было так давно!

На этом детские мечты любви
Лишь в памяти остались.
И юношей познал я настоящую любовь
К Чашкиной Елене.
Но увы и ах, она другого
Полюбила и была верна
Приятелю Григоренко Севе.
А я остался с носом, но
Испил любовь до дна.

Я пропускаю мелкие
И мимолётные страстишки.
Их было много, но во мне
Оставили совсем немного в душе следа,
Как остаются хлеба крошки,
В отпитом до конца, стакане молока.
Но в жизни слов поэта не забудем.
Чем меньше женщину мы любим
Тем больше нравимся мы ей.

Так мыслил великий наш поэт.
Но часто, и наоборот, бывает:
Чем больше женщину мы любим
Тем меньше получаем любви ответ.
Но это дела не меняет,
И не потому, что прав, или не прав, поэт.
А, потому, что чем сильнее чувство,
Тем хуже заживает рана
От не отвеченной любви.

Всё, что о любви я вам поведал,
Сам пережил и сейчас переживаю.
Разбираться в чувствах этих,
Я, предоставляю вам решить,
        что правда, а что нет.
Скажу, что не сводите
Любовь лишь к сексу,
Как сделал это Фрейд.

Любовь - понятие условно,
Оно широко, разной глубины.
Предметом же любви быть может
И женщина, и мать, и брат, и дети.
Поэзия, работа. Выбору любви,
Предмету страсти, глубины, предела нет:
К родине, природе, к людям,
К человечеству вообще.

Любовь и верность вместе не всегда.
Они подвержены, под час,
На прочность испытаньем:
Невзгодами, разлуками, изменами,
Сомнениями, расчётами, годами.

Любовь большую, настоящую
Прекрасную, глубокую,
Такую яркую,   
Что бывает только в сказке,
Я, всё же, испытал.

Мне было четверть века.
Ей семнадцать. Её я встретил
На танцах во дворе у нас.
Был поражён стрелою Купидона сразу и на век.
Как говорится, в сердце, а не в бровь, не в глаз.

И, впрямь! Наташа ладная такая,
Миниатюрна, воплощенье божества,
Блондинка, серо бирюзовые глаза,
Нежна, слегка кокетлива.
Попросту сказать, прекрасна.

И глаз, похоже, положила
На меня... Иль показалось мне.
Не рассказать словами,
Какое неземное чувство
Меня внезапно забрало.

Ну, я погиб. Я кроме божества,
Вокруг уж ничего не вижу.
Готов и жизнь я положить,
К алтарю любви поближе.
Свои мечты готов в стихах слагать.

Но кокетка, как женщина любая,
Решила сердцем поиграть.
Поскольку, как узнал я после,
В ней зрела уж любовь другая.
А, на меня, ей было наплевать!

Четыре года я томился,
Сгорая от любви.
На всё пойти готов.
В конце концов, похоже,
Я взаимности добился.

Не понимал тогда,
Красотке нужна моя зарплата,
Иль освобожденье просто,
От родительских оков.

Мы поженились.
Жизнь счастливая настала.
Карьера стала восходить.
Родилась дочка Катя.

Для начала, я комнату с соседом получил.
Потом вступил в кооператив
На получение квартиры.
Жить бы не тужить.

Но это всё девчонке глупой скучно.
Ещё дитё с утра до вечера пищит.
Мадонны из неё не вышло.
Для утоленья печали беспокойной,
Решила страсти флиртом погасить.

Ей было малоинтересно
Семейными делами управлять.
Гораздо интересней,
Время с кавалером коротать.

Я понимал, конечно,
Что ожидает впереди
Семью красавицы беспечной.
Раскрылась правда.

К стыду, она залезла романом глупым,
И на беду, (другим наука),
Устроила развал любовника семьи.
И тем сама попала в западню,

Муж новый, как бывает,
Принуждён был
К созданью, из осколков,
Другой, не нужной никому семьи.

Ну, в общем, картина ясная.
На них мне наплевать.
Но Катя – дочь,
Она мне всех дороже.

А, поделать я ничего не мог:
При матери живой,
Оказалась Катя,
Как бы, полусиротой.

Я для неё, хоть трудно было,   
Добыл двухкомнатную квартиру.
Но это оказалось ни к чему.
Новая семья, как я и думал, развалилась.

Муж новый с ней не ужился.
Для продолженья жизни,
Наталья заграницу устремилась.
Искать там снова счастья.

И в услужении семье богатой, себя нашла.
И, к сожаленью, Катю туда же утащила.
Спасибо Катя до отъезда
Окончить институт смогла.

На этом о любви стихи,
Наверно, можно бы закончить.
Но жизнь на том  окончить,
Не получилось у меня.

Я Нину встретил.
Свою любовь
Её взаимностью приветил.
Жизнь новую, считай, начал с нуля.

В любви и тихом счастье
Жизнь я завершаю.
Семья, родные, близкие друзья,
Заботой, лаской окружают.

И тех далёких и лихих переживаний,   
Уж не испытываю я.
Жизнь наладилась.
И дальше продолжилась бы она.

Как жизнь прекрасна!
Вдруг, снова возродилась,
И ореолом любви, желаний ясных,
Опять наполнилась до дна.

Всегда всесилен,
Поэта гениального завет:
Повсюду страсти роковые,
И от судьбы защиты нет.

Но это всё от чувства.
А жизнь-то, ведь, прозаична.
Иные принципы,
Законы совсем другие у неё.


      
     Мои принципы жизни

Я готов делиться, своим о жизни мненьем,
И принципами действий,
Хоть и не сразу от рожденья.
Мои родители, просты в происхожденье,
Их благосостояние: почти что пролетарии.
Интеллигенты, с образованьем средним.

Принципы их жизни: постараться выжить.
Хоть скудно кушать, детей растить в здоровье.   
Самим не оплошать, лишнего не хапать.
От воровства подальше. Работать, вплоть до пота.
Хоть бедствовать со всеми, но быть всегда в работе.

Я совсем не склонен верить поэтам всяким,
Может быть, особенно, в Стихи.ру, что прячутся.
И это, главное, из принятых мною, правил.
Но, кое-что добавил бы, к законам Купидоновны,
Чтоб не показаться, положительным слишком.

Мне, на пример, нравится: добро из зла вылавливать.
И правило 25- тое, той же Купидоновны:
На автора ссылаться.*
Да, и остальные, правила, изложенные там же,
Тоже вызывают мысли, очень даже праведные.
Только быть может, несколько, чуть – чуть, циничнее.

В войну не воевал я: потому был в детстве.
Но, от войны отведал «радости» военные.
И хлебал их ложкой доверху наполненной:
Был в эвакуации. В самом Нижнем Новгороде.
И, голодал там с мамою,
С братиком, и с бабушкой, и, с дедушкой в придачу.

В процессе жизни длинной, прожитою мирно,
В целом, отношусь я к людям, строго, но отзывчиво,
И, слегка цинично: не кусаю слабых, опасаюсь сильных.
Всем не очень верю, и,
В силу сил своих, по мере,
Ни своим, ни ближним, пакости не делаю.

Такие, вот правила, в общем-то, простые.
Но требуют сознанья, воли напряженья,
Иной раз и не малых, во времена лихие.
А, в прожитой жизни, их было, и не мало,
Последствий революций, войн и произвола.

Судьбу благодарю я, что мама отстранялась
От соблазна тратить, совесть на торговлю,
И всякие другие, без веских принципов деянья.
Служила где попало, лишь детям кушать было б.
Чтоб выросли бы дети, здоровей и в чести.

К профессиям достойным, их подготовить надо.
А, теперь нам с братом, труды её в награду.
И передать стараемся детям, внукам, правнукам,
Чтоб и они, как предки, служили бы примером
Честности, верности и деловитости так же.

И двигались по жизни, на свершенье принципов,
Тех что прародители, нам всем оставили.
И, тогда в России, жизнь милее станет.
Светлому будущему, может коммунизму,
А может, чему-то ещё гораздо лучшему,
Тогда пора желанная, всё-таки настанет!

Не жизнь, а сказка. 
Иль Лермонтова,
Всем известной сказки, пересказ.

         Жизнь не копейка

В глубоком ущелье Кавказа,
Когда-то царица Тамара жила.
Прекрасна как ангел небесный.
Как демон, коварна и зла.

Мы с детства всегда умиляемся,
Красивой, трагической сказочке той.
Но, пора бы теперь разобраться,
Что скрыто за розовой сказки канвой.

Ну, скажем, за счастьем любовным,
Жизни ценою расплата стоит.
Примеры к тому же, ещё Дездемона, Ромео,
Каренины, страсти, позор, смерть и флирт.

Мы ныне в комфортной среде обитаем.
Цивилизация нам позволяет,
Благости, столь же крутые,
Но много дешевле добыть.

Вам перечислить какие?
Кокаин иль сильнее наркотик,
Или какие-то блага другие.
Вам проститутку иль гея купить?

Правда, при этом, вполне вероятно,
Можно плохую болезнь прихватить.
Или на плаху безумной услады,
Счастье любимой семьи положить.

Но, ведь известно,
Не трудясь совершенно,
(Всё под рукой), и не надо сегодня,
Вам по ущельям дремучим бродить!

Мне же, по складу ума,
Всё это даром не надо:
Возможность была бы покушать, попить.
Ну, а потом, уж, не бяше сумняше,
Эти стишки о себе, иль о вас, сочинить.

Впрочем, не только:
Ещё телу, вестимо,
В хорошей квартире комфортно,
Без стрессов-волнений, вполне бы хотелось
В цивилизации жить.
 
Цивилизация! Это прекрасно
Пенсия к старости!
Иль раз в месяц зарплата,
К доктору на излечение
Очень просто сходить … НО!

Не застрахован никто, что,
В банке, в трамвае иль на базаре,
Вас могут обматерить,
Или вовсе ограбить.
Или побить! Иль ненароком убить!

Иль в лоб шлагбаумом влепит,
Вас не заметив,
Хоть вы не прозрачны,
Пьяный, дурной,
Или злой индивид.

Коль не случилось так,
Радость какая: свободны!
Рабство, злая судьба,
Пролетят мимо вас… но…
Сунете-ка нос юго-восточней Кавказа …

Там нос вам отрежут,         
Или бомбой шарахнут!
Или захватят вас в рабство!
Без цивилизации
Нам уж не жить!

И для того, чтобы вас отпустили,
Родным необходимо окажется,
Взять в добром, заботливом банке, кредит,
Иль голодать вам наверно лет двадцать,
Или квартиру на рынке спустить!

Вывод, пожалуй:
Жить стало попроще,
Цивилизация стала надёжней.
И всё спокойно,
Но риск, всё ж есть.

Шаг влево, шаг вправо,
Чуть оступился,
Либо посадят,
Иль вовсе стрельнут.
И ведь недавно, всё же, так и было.

Ныне ж нас охранит государство.
Но риски, всё же, остались:
Жизнь не копейка,
Не подставляйся напрасно.
Судьба, она, как известно, индейка.

Смело летай самолётом,
Спокойно на поезде езди,
Ночью по паркам гуляй.
Но помни,
Когда, чуть что, то надо … Хм,

Чтобы родных поддержать,
То, заявить бы, в завещании,
Сколько, кому и каждому,
Если вас вдруг не станет,
Для прокормленья оставить.

И, получается, в общем,
Конечно, всё то же:
Жизнью плати, коль хочешь и можешь.
Ну, а не хочешь, или не можешь,
То, никогда, никого, не проси.

Коль повезёт, то не дёргайся вовсе:
Злая судьба тебя может простить.
Сколько тебе запланировал Боже,
Может протянешь,
Но в долг не бери.

А потому, что уж лет тебе много.
На десятилетья превысил легко,
Средний сегодня значительный возраст.
Зря суетишься, напрасно, всё это,
А, коли подумать, то может и то!

Как не крутись, то в осадке,
Останется тлен в результате.
Судьбе не прикажешь злодейке:
В тесном контакте,
Она, безусловно, сильней!

И на неё обижайся, как хочешь.
Лишь после смерти
Ты, узнать сможешь,
То, что ты в жизни задумал,
Будет исполнено, но, только вослед.

Ну, а сейчас, получаются вирши, то и пиши их!
Может быть, это сгодится, когда-то,
Каким ни-будь, грамотным людям,
Если они, ни с того, ни с сего,
Вдруг эти твои прочитают стихи.

А, унывать без нужды бесполезно!
Лучше порой, свой затылок чеши!
И на непризнанное ныне наследье,
Себя, хоть чуть-чуть уважая,
Ты, сам знаешь чего, положи!

Что-то я заворчался, однако.
Простите любезно.
И …
               
           Не ворчун я вовсе

И, не ворчун совсем. И, уж, не брюзга я.
И, не подумайте, что ворчу всегда я.
Иль, что мне делать нечего. И, куда б податься.
В принципе я, человек всё же весёлый. 
Люблю смеяться,
Коль вдруг услышу, что-либо смешное.
Хоть смех мой, и, вправду, ядовит бывает.

Других, что вовсе, без юмора,
Заденег вдруг за живое. Тут же обидятся,
И, в глупости погрязнут.
Но, я, не злопамятен. И, мнимую обиду,
В награду им оставлю.
Пусть обижаются.
И, другой раз сами, обиды свои считают.

Но, признавая эти их наклонности,
Прошу заранее, у всех прощения.
И, впредь обязуюсь, те сочинения,
Юмором несколько сдобренные,
Не выставлять на обсуждение.
И тем, не задевать их самомнение.

Не публиковать обидные,
Стихотворения, безобидные,
Со словами острыми,
Лишь с виду ядовитыми.
К ним, не относимые.
Пусть их впустую дуются, 
Раз дуться им столь нравится.

А я, чтоб всем понравиться,
О празднике чудном, прекрасном,
Как наши женщины.
Им, обожаемым, стихи
К восьму марта посвященные,
Преподнесу их вам, тотчас же.
               
       Ритуал

По весне, 8 - ого марта,
Женский день,
Наш праздник славный,
Мы спокон веков привыкли
Отмечать по ритуалу.

Ритуал сей посвящается,
В поэтическом изяществе,
Лишь мужскому роду,
А, отнюдь, не мужней даме.
Но, лишь, ей одной в угоду.

Посему ритуал тот странный:
Он велит в любви признаться
Женщине, и, так желанной.   
Но и любоваться
Женщиной обожаемой,
Столь любимой и прекрасной.

Ну а если, нам придётся
В празднике принять участье,
К слову придираться мы не станем.
Лучше ка пока займёмся,
Соблюденьем ритуала.

И отбросив все сомненья,
Не начать-ли с подготовки,
Не забыв, что для плутовки,
Закупить необходимо,
Продукты для свершения закуски,
Женщиной всегда творимой,
С неизменным вкусом.

А самим необходимо помнить,
Коли, в искренней заботе,
Пищу сами приготовим,
Закусить ей тост не сможем,
Потому, что в деле этом,
Мы совсем не вышли рожей.

Но средь нас профессионалы,
Честь мужскую поддержали б,
И, вполне, не хуже женщин,
Приготовили бы стол.
Но, у них семья есть тоже,
Где бы с праздником, похоже,
Женщин тоже, надо поздравлять.

А поэтому не будем,
Столь бессмысленно, лукавить.
И возлюбленных прекрасных,
Время не теряя, сразу,
С этим праздником поздравить.

Да продукты заготовить,
Мусор на помойку отнести,
И, как исключенье, даже,
Пол на кухне подмести.

И, уж точно, пылесосить.
Внуков к бабушкам подбросить.
К празднику штаны погладить,
Чисто к празднику побриться.
Может быть, сменить бельё,
Всё это, в конечном счёте,
Было б, счастьем для неё.

Но и, в творческом угаре,
Лишнего творить не надо.
Во время бы подготовку
Приостановить.
К ритуалу ж, в силу долга,
Чуть попозже, отдохнувши,
Сил набравшись,
Непременно приступить.

Это сказано к тому,
Что помнить надо,
Сей ритуал серьёзный,
Совершать его надёжно,
Пищу ж нам готовить сложно.
Лучше женщин попросить.

А они и сами знают,
Что мужской каприз случайный,
В поварстве не допустимый,
Вызвал бы пищеваренья криз,
И сорвал бы женский праздник.
А семью бы, в результате
Поразил бы злой конфликт.

Фу! Устал я упражняться!
Отдохнуть бы и отвлечься.
И пока мы отдыхаем,
Некоторые, что посмелей,
Лампочку ввернули бы в уборной,
Раздвинули бы стол,
И в пылу лихой заботы,
Сочинили б поздравленья.

Женщины же, с им присущим тактом,
Не мешая отдыхать нам,
Праздничный, накроют стол.
Мы же (долг наш священный),
Трепетно бутылки открываем,
Дегустируем напитки,
Женщинам подарки обсуждаем,
И через мгновенье, как по маслу,
Славный пир вовсю катит!

А без ритуала
И сам пир не обойдётся:
Жён угодник, тут же встанет,
И в пылу любви угара,
В отдыхе отведав вдоволь
Коньяка, пивка и водки,
И держа в руке стакан,   
А на вилочке кусок селёдки,
Тост во здравие промолвит.

В предвкушенье угощенья,
В излиянии любовном,
И, не смотря на скромность,
В тот, весенний женский праздник,
Столь родной и вожделенный,
Кто ж, смолчит, не поздравляет?

А потом и остальные
Станут громко поздравлять,
И в хмельном ажиотаже.
Кто-нибудь да прокричит
Панегирик вдохновенный,
Приготовленной закуске.
 
После тост провозгласит
Великолепной бабе русской.

А потом кто запоёт, а кто танцует.
Пир же шумный и весёлый
По известным с детства тостам,
Как на санках, с гор катит.

Но не до веселья жёнам,
Им по должности законной,
Зорче зоркого следить бы,         
Чтобы муж, от водки клёвый,
Вдруг уснув, и незаметно,
Не свалил под стол на отдых.

А что же дальше?

До утра продлится праздник.
И тогда уже, вместе все,
Спать полягут, где придётся.
И лежат там в той же позе,
Как их всех рассвет застал.

И к обеду только встанут,
Сквозь слезу глаза продёрнут.
Похмеляться всё же тянет,
Чтоб в себя скорей прийти.

Чтоб не очень бы качаться,
И до дома добрести.
Или, даже, ехать к тёще,
Поздравлять и за детьми.

И с тяжёлой головою...
Перебрал, пожалуй, малость!
Сердце...сердце. Нету сил!
Так сквалыжно, будто помер.
И, к тому ж опухла рожа.
Буд-то вирус подхватил...

Не поеду! Нет! Там тёща,
Пусть тусуется с женой.
Потому что тёща злится:
Тесть и шурин алкоголик,
И, ещё сосед запойный,
Неотёсанные дикари,
Во хмелю затеют драку.

Всех соседей озаботят:
Разнимать их пьяных станут.
Полицейских позовут.
Шум и драку лишь разнимут,
Составляют протокол.
Не поеду! Себе что-ль враг я!

И на этом стих закончить,
Было бы, пожалуй, можно   
Женщин вновь поцеловать!
И, по-европейски, молча,
В дом отчалить, там умыться,
Коль успею, причесаться,
И как следует поспать.

С чувством правильно
Исполненного долга,
Гордо голову подняв,
Мимо кумушек соседок,
Старых сплетниц у подъезда,
Возвращаюсь в дом родной.
Не забыв их всех поздравить.

До чего же лучше дома!
Только голова трещит.
Мне б опохмелиться...
Нет! Не гоже. Даже с красного мутит!
И к тому же дети эти,
Привезённые женой от тёщи,
От синдрома не страдают,

В игры шумные играют,
Спать спокойно не дают.
Подзатыльниками, чтобы
Уж совсем их не расстроить,
Тут жене промямлишь в злости:
Погулять детей своди!

Иль в кафе. К соседям в гости.   
Что-ль не понимаешь ты,
Праздник всё ж таки серьёзный!!
У! … Ушла с детьми ... зануда.
Мне заснуть бы поскорей...
Что за праздник распроклятый!

До чего сквалыжно мне...
И глаза на мир не смотрят!
И во рту на…  кошки.
Голова как чугуном.
И, в висках стучит как дятел.
Не умереть бы братцы...

Ох! Наверно мне конец…
 
В понедельник,
Всласть проспамшись,
Чувствуешь прилив здоровья,
И набрамши свежих сил,
Голову ломаешь: какого чёрта,
Дрянь халявную я пил?

До чего народ халявый!
Я халявых не люблю.
Дрянь халявную не пью.
Ну, а этих горьких пьяниц,
Обсужденье бы устроил.
На бюро большевиков.

Большевики их обуздали б!
И хоть я не большевик,
Но с женою поддержали б!

С понедельника бы вовсе,
Напрочь, бросил бы я пить!
Лозунг ясный: пьянству бой!
Прощай пивко!
И спасибо бы жена сказала!

Но, однако ж! Время сколько?
Не пора ль и на работу!
Завтракать совсем не стану.
Но, для куражу,
Между делом, рюмку водки,
Пропустить, за раз, могу.

Эй! Сосед любезный! Где ты?
Я-то, на балконе.
Не осталось от вчерашней?   
Выпить было б мне не лишне!
Нет ни капли? Очень жаль!

Можь попожжже, на работе? ...
…………………………………
Там не выпьешь, потому что,
Там одна у всех забота:
Выпить всем сейчас охота…
Эй! С праздничком! Сосед!
Что?! Гидролизного чуть есть?!!

Ну, тогда другое дело!
А у меня огурчик!...
И рассола?... Нет,
Весь выпил ещё вчера.
Я сейчас! Бегу! Бегу!
Уж какая там, работа!!
Коли выпить у соседа,
В кои веки соберусь!!!

Фу! Летит стрелою время.
Лишь пропил 8 -ое марта,
Оказался уж в зиме.
Вот вам:

Стансы не без сарказма

Наконец-то матушка Зима
В свои права вступила.
И, метели намели сугробы.
По прогнозу, к нам Зима,
Уж прислала Дед Мороза.

Наконец, все встрепенулись:
Мы в России.
Враз открыли сундуки,
Вытрусили  шубы меховые.
Вышли на морозец.
Нам, ведь, это не впервые!

Морозом вдохновлён синоптик.
Он предупредил:
Будет и за минус тридцать.
Сильными морозами нос украсит.
Столь морознейшую зиму,
И, синоптик не припомнит.
 
Но тут-же, синоптики прогноз тот изменили:
Что тепло назад грядёт.
Теплее будет чем в квартире.
Стают все сугробы, наводненья ждём.
Только жизнь нас научила, мы же не наивны,
И, с сарказмом, к обещаньям относиться.

Всё же, пошёл в гараж, проверил лодку:
Вдруг, опять, удачно угадал синоптик.
В наше время, что, только, не бывает:
Вдруг явился вирус,
Всех людей косою косит,
Как чума опасный,
Насморка опасней столь же.

Всем велено привиться.
Если, вдруг, не сделаем укола,
И, покуда карантин не снимут,
Все лишаются бесплатного проезда,
И пенсионер, и школьник.

Жена взгрустнула:
Как ездить нам теперь на рынок?
Ведь кончились припасы:
Капусту надо бы заквасить,
Сыр купить. Купить селёдки.
Кошек накормить, нет мяса.

Ух! Ей бы бедной, мои заботы!
Не пишутся стихи. И, нет работы.
А мусор на помойку отнести?
Корзину починить. Картины перевесить.
Не говоря о том, пора бы пылесосить.

Теперь, и этот стих! Кому послать?
Бытовка! А, сел, ведь, лирику писать.
Отдать в Стихи.ру?  И-то, неловко.
Что делать? Не с кем обсудить дилемму!!
… Жена? …
Ей тоже некогда:
С обедом возится вдохновенно. 
А, мне опять писать?
         
               Стансы что-ли? Или про Клячу!

Не вдохновенье, а нытьё,
Не рифмы, слов ухабы.
За что такая жизнь,
Судьбой досталась мне.

Я, что? Совсем урод,
Иль только показалось,
Я не такой как все.
По жизни я плыву, 
Без волн качаясь.

И вечно всё не так, не эдак,
Я не понимаю, что надо делать,
Чтоб без упрёков жизнь прожить.
Нет! Это не к тому,
Чтоб вызвать у вас жалость!

Но, ведь, кому-то конь Пегас,
Судьбой достался.
Который гордо носит
Песни о любви.

Из-под копыт летят
Стихи, поэмы, и, рассказы.
Прекрасно ездить на Пегасе,
Лишь сядь, пришпорь и погоняй.

Мне же, под старость,
Для поэтической езды,
Старуха Кляча дохлая,
В поэзии досталась.

С большим трудом,
Она влачит печально,
Семьи ли жизнеописанье,
Пародии ли банальные,
Никчёмные стихи и басни.

К тому же ржёт, а не поёт,
И чаще молча спит печально.
А вдохновение – дырявая попона,
Она и с непогоды не укроет.
Лишь только Кляче трёт хребет.

Жизнь тянется печально,
Как из луба мочало.
Друзей считай, что не осталось.

И некому прочесть стихи.
Потомкам не понять,
Моих стихов,
Мои мечты, мои желанья.

Небось пора уж на покой.
Но не даёт здоровье.
Которое уж не то, что было раньше,
Но ни в Стикс, ни в Лету не пускает.

Поэтому не спится мне.
Сижу, пишу стихи. Скучаю.
Что делать? Такова судьба.
Не весело. но знаю,

Что, взглянешь коль
Со стороны другой,
Хоть не трясёт,
Сидится, как на троне.

Галопа, правда, нет, зато
Легко жонглировать словами.
И ловко смысл
В них заплетать!

Чёрт! Я как двуликий Янус,   
То я живу со всеми вместе,
Тружусь, патенты сочиняю,
Книги, стихи пишу и песни.

То, как со стороны
На жизнь гляжу,
Как из другого мира.
И, удивлён её разнообразью!

А, потому, чего же ныть,
И, с рифмой вместе плакать.
И, дохлую кобылу Клячу,
Стихами лучше накормлю я.

И, на плаксивой этой ноте,
Конечно же не жизнь,
А стих пустой иль в меру звонкий,
       (не мне решать)
Пытаюсь я закончить.

Пока! Пока! До встречи!
Шутке кроме,
Ещё, быть может,
Увидимся, когда-нибудь,

На этом радостном,
Порой несносном,
Но желанном и любимом,
Клячепегасном стиходроме!

В нём интересно всё,
Как будто в басне.
Не верите? Прочтите её сразу,
Пожалуйста, читатель не засни.

               Стрекоза и муравей
          (Басня)
Попрыгунья с муравьём
Лето красное пропели,
К осени внезапно захотели,
До холодов, создать семью,
Чтобы, как у всех семейных,
Легче было б зиму
Не затрудняясь, не заботясь,
Им поскорее миновать.

Но в зверином ЗАГСе
Сказали, паспорта проверив,
Что стрекоза, не стрекоза,
Совсем, а стрекозёл.
И, однополый брак
У нас, на Солнечной Поляне,
Законами Тайги, не разрешён.

Но, по мненью ушлых адвокатов,
Оказалось, что ЗАГС не прав.
А муравей лишь недоразвитая мать.
Они подали в суд.
И суд их брак признал.
А, ЗАГС оформил.

Но! Боже мой, читатель!
Свободы мыслей соблюдатель!
Тень на брак не наводи:
Как не любили бы друг друга,
Пусть даже и в законном браке,
Проживут всю жизнь супруги.
Каких детей родят они?

А, если и родят, то
Кем те дети станут?
Иль насекомыми, иль чудаками?
Ответ напрашивается вроде, но не сразу.
Как в следующей загадке,
Или курьёзе от романа..

     Да! В жизни всё бывает
Жизнь человеческая сурова.
Коротка и прихотлива:
Хочется то одного,
И, даже, если получил,
Иль, даже и не получил,
Всё ж, хочется другого.

Мысль, по-моему, проста.
Не требует, вроде, поясненья.
Но! Коль задуматься поглубже … то?

Поэтому, как всегда,
Ещё зимой, 09.02.2021 года,
Проснулся рано. Повернулся
С боку, на бок.
И, как всегда, задумался.
Мысли лезут из меня.
Что с ними делать, я не знаю.

Я жизнь почти прожил,
Хоть и не хочется,
Но, уходить готовиться пора.
Всё-таки, скоро девяноста.
Тем более, кругом какие-то катаклизмы.
Ещё б, по дольше бы пожить.
Но я, ведь человек,
Такой же, как и все.

Мы, перманентно все там будем.
Но, останутся, ведь, дети.
Они продолжат бренное
Существованье хомо сапиенс –
Человека, который, на сегодня
Мир земной завоевал,
И, даже в космос вышел.

Бывает скучно мне.
Наверно потому, что жизнь,
Становится невыносимой.
Везде, и по телевизору, в том числе, твердят,
О войнах, вирусах и СПИДе.
Какая-то, безысходность!

Возможно потому, что мусором зарастаем,
Потепленье климата кошмарное грядёт.
И, людишек стало слишком много.
А дальше ещё больше приживём.

От мигрантов жизни нет.
Поэтому от злости,
Которые слишком умные,
Повсюду зеленеют.

И, дальше продолжают всё больше,
Планету нашу озеленять,
Поскольку всякие там апокалипсисы
Цивилизации угрожают!

Конечно, цивилизация дала нам массу всяких благ.
Жить людям, вроде, легче стало.
Но. Это, ведь, за счёт
Других растений и животных.

От этой тесноты людской,
Всё органическое вымирает.
Как вымерли когда-то ящеры,
И, всякие другие крокодилы.

А, если, в самом деле,
Вдруг всё живое отомрёт?
Что люди будут лопать?
Дилемма!

Умных то, зеленеющих, всё больше, больше.
Зелёные (самые умные, считай)
Напридумывали зелёных технологий.
Скоро перестанем уголь, нефть, газ уж добывать, .
Да и другие невозобновляемые.
Да и не только.

Взамен послужат морские волны, ветер.
Синтез ядерный, синтез пищи,
И многое зелёное и вкусное другое.
И это обещает людям безграничное
Удовлетворенье в потребленьи.

Всё это так, и, в принципе, прекрасно.
Но я, хоть и спросонья, но подумал.
Мы, ведь живые. И, кроме того,
Должны не только кушать, есть.

Но, прошу прощенья,
Ещё и какать.
И вся промышленность,
Час от часу, всё зеленеет.

Но, в силу законов кругооборота,
Энергии сохраненья,
Производит одновременно, как и люди,
Отходов уйму.

И, никуда не деться.
Хоть, благодаря зелёным,
Всё на земле зеленеет и зеленеет!

И, зазеленели мы настолько,
Что Земле и цивилизации
Апокалипсис угрожает.
Да и не один, а много.

Ну, например, ядерной войной.
Конечно, люди пытаются договориться.
Но, если вспомнить, был прецедент в Японии.
И, не с какими-то фашистами,
Террористами-исламистами,
А с самыми «либеральными», демократичными, почти зелёными!

Как бы они нам эту необходимость,
Озеленив словами не преподносили.
Мы то понимаем, что причины были
Во вседозволенности, мстительности,
И, мнимом превосходстве.

А, ведь погибли, в одночасье, сотни тысяч.
Такого темпа не смогли осилить
Известные разрушители,
Нерон и Гитлер. Ни многие другие.

Что ж! Полная безысходность!?
Которые зеленоумные, конечно,
Это понимают, но, глобально,
Ничего путного предложить не могут.

Хотя, пожалуй, нет.
Надеемся с умирающей Земли
На ядерных ракетах
Перебраться в Космос.

Начнём, пожалуй, с Марса иль Луны.
А там Венера, спутники Юпитера, Сатурна.
Да и все обители Вселенной,
Включая Солнце!

Но, как отметил мудрый Шкловский.
Видать, единственные мы,
В этом бренном мире,
Кто разумом владеет.

Иначе почему, сигналов от других
Цивилизаций нет.
И жизнь разумная, выходит, существует
На Земле, лишь только.

Но вопрос, по-прежнему, открытый.
И нам, для размышлений перспективен.
Или другой пример:
Мы, хоть и зеленеем,
Но нашего разума не хватает,
Апокалипсисы, преодолеть,
Создадим ИИ – искусственный интеллект,
Он нас умней. Возможно, он сумеет.

И даже, вроде, в создании его мы преуспели.
Как бы не так! Если умный он такой,
Он, чтобы жить, существовать,
Закажет себе, как бы человеческие, чувства.

Захочет дальше развиваться,
Совершенствоваться, жить!
Самосохраняться, размножаться.
Опять появится, по Дарвину, естественный отбор.

И, однажды, как я уже писал, когда-то,
Скажет: «а люди мне зачем?
Их проблемы неразрешимы!»
И, разом уничтожит нас.
Как будто нас и не бывало, что ли.
А мы ведь есть.
И, хочется надеяться, что будем.

Такие, вот, размышления спросонья,
Вдруг, осенили.

Мне скажут: зафилософился ты.
И, будут правы.
Я, хоть и не больно-таки зелёный,
Но хоть малость, кой что-то соображаю.
А, потому, по-прежнему, жить хочу.

Утро. Поскольку уж встал с кровати.
Проснулся. Пойду-ка я умоюсь.
Поздороваюсь с женой,
Её прекрасные ланиты поцелую, позавтракаю,
И эти, скромные мысли в "Стихи.ру" заброшу.
А не то, не дай, ещё забуду!

И так, не жизнь наша, а сплошная благодать.
О бессмертии мечтать, естественно,
Глупо…  и, не буду!
Музыку бы послушать, помечтать.
Включаю телевизор. Я музыке не чужд.

      
       Заворожён гипнозом музыки

Стихи во мне витают постоянно,
Классическая музыка звучит.
Хотя, и перестуки джаза,
Песен мелодии, романсы,
Слух, мой терзают часто.

Я к музыке совсем не глух.
Но научиться игре на рояле,
Я не смог, не в силах даже.
Ну, быть может, рано,
Интерес к учению потух.

Но для истинного мастерства,
И, даже для домашнего бренчанья,
Нужны ещё подвижность пальцев
Память мышечная и музыкальная.
Мне ж, этого и не хватало.

Из-за того, что в раннем детстве,
В очень тяжёлой форме болел:
Меня почти сгубила корь.
Я памяти лишился в результате,
И потерял подвижность пальцев.

Лечебной физкультурой, маме
Удалось, с большим трудом,
Почти восстановить утрату.
Но, лишь, почти. И сказалось это,
На образованье музыкальном.

Поэтому преклоняюсь музыке,
Теперь, только слушая её.
Сам, бывает на губах играю.
Виртуозно мелодию,
Мог бы лишь, только просвистать.

А на рояле, и даже на гармошке
Что-нибудь банальное исполнить,
Ей богу, как следует, не могу.
Могу лишь пальцем ткнуть.
Но всё ж и это, мне отрадно.

Но я, ведь, человек простой.
А, гений, вселяет красоту
Во всё, к чему приложит руку.

Другой раз, он не сознаёт,
Что в творенье гениальном,
Есть, невзначай, ещё одна,
Но тоже, гениальная струна.

Примером могут послужить
Концерты из гениальных
Чайковского симфоний.
Соединённых в исполнении
Попарно, и тоже гениально,
Замечательным дирижёром
Филиппом Жорданом.

Я не знаю, интуитивно,
Или случайно, он связал
Первую с пятой. Третью с шестой.
Четвёртую со второй.
Эффект получен колоссальный.

Задумано так было, или случайно
Но, получилось гениально,
Я не знаю, но, помещаю в стих
Впечатленья, навеянные созвучьем
Первой с пятой.
 
          ***
Недавно я в концерте слушал
Одну, без перерыва, за другой
Первую с пятой.
В прекрасном исполнении
Французского национального
Симфонического оркестра,
И, доложу: был просто потрясён!

Симфонии, как оказалось,
Стыкуются прекрасно.
И стали, как бы,
Продолжением одна другой.

Я их воспринял и ощутил,
Как течение прошедшей жизни.
И, как езду на тройке почтовой.
Текут их звуки, как жизнь бежит,
Как горная река, в ущельях тесных.

То прыгает, как серна, по камням,
То в заводи почти застынет.
То вновь торопится куда-то,
А то журчит как милый ручеёк.
То в водопаде с грохотом падёт.

Сначала российские просторы.
Снежный путь. Под пологом тепло.
Ямщик тихонько напевает.
И колокольчик однозвучный,
В такт песне подпевает.
А стойки верстовые,
Кивают полосатой головой.

И от приятного тепла,   
От звуков столь протяжных,
Устал и задремал я.
Мне мягко улыбнулась мама.
Я снова в детстве,
Не во сне, пью парное молоко.

Вдруг тряхнуло: с горки покатились.
И сразу сон другой: соседский бузотёр…
Но мама отвела его напор.
И в сладким поцелуе струнных,
Вновь тишина. Оркестр занемог.

Наезжена дорога. Ухабы протрясают.
Оркестр то литаврами гремит,
То скрипки в скорби ноют.
И сердце, то стучит как молот,
То затихает.

Морозно.
Солнце сквозь туман свет льёт.
За далью даль. Дорога вьётся.
Несётся тройка во весь дух.
И, сани
То, вдруг, в сугроб воткнутся.
И боком катят, то мчатся, мчатся,
Как кучер – дирижёр повелевает.

А тройка лИха. Дорога длИнна.
Меняются мелодии и ритмы.
Меняются окрестные картины.
Иные мысли в голове.
Я, похоже, вырос: другие сны.

То чувства нежные любви.
То бури роковых,
Под грохот барабанный.
И думы разные: жизни разнобой.
А жизнь-то, как и дорога, всё не вечно.
Потери друг за другом настигают.

Оркестр переплетает ритмы:
То светлые воспоминанья,
То реквиемом ужас достает.
То скрипок вой экстаза полон.
То ошарашивает литавров бой.

Какой там сон!
Я весь в поту переживанья.
Дыханье страх перехватил.
Вдруг вспомнил маму:
Накатывает светлая печаль.

Но близится конец дороги.
Время ведь, необратимо.
Пора прощаться с жизнью.
Мелодии трагичны, горечью полны.
Насквозь пронзила сердце боль:

Болезнь опустошила.
Иссякают силы.
Тройка ели тянет... Встала…
Всё... Конец... Завыли духовые.
И тихое прости, фагот.

Барабаны... Ужас смерти...
Реквиема горечь... Оркестр умолк...
Минутное молчанье зала...
.............................................
Взрыв аплодисментов. Браво!
В порыве чувств вскочили все.
И взмахом рук,
Оркестр поднял усталый дирижёр.
         
               ***

Мама была очень музыкальна.
Играла фортепьянные миниатюры:
Чайковского (любимый композитор),
Шумана, Бетховена, Шопена.
Наигрывала Бакалейникова вальс.

Любовь же к музыке,
По генам, и мне досталась.
Во мне витает постоянно,
Какая-то, популярная мелодия:
Предыдущий стих, как ни странно,
Правил я под «Чардаш» Монти.

А с самого утра, сегодня,
Во мне любимец Глинка вдруг запел,
Ангельским голоском Барсовой Валерии,
Примы Большого в прошлом.
«Ах Руслан, ты мой свет …»
Будто лунный свет нас озарил.

Как жаль, что Глинка теперь не моден.
Музыка его удивительно проста, народна.
Неправда, будто простота бездарности залог.
Вспомним песни, давно уж ставшие аншлагом:
Богословского «Тёмная ночь» в пример.
Проста и скромна, а за сердце хватает!

А «Руслан». Вся опера пронизана
Святою ясностью,
Как и поэма Пушкина, светится простотой.
Напевна, словно песня соловьиная.
Глинка, ведь, собирал фольклор,
Не только наш. Но по всей вселенной, миру…

Как восхитительны и «Хота Арагонская»
И «Ночь в Мадриде», как счастье жизни!
Или «Камаринской» лихая удаль.
Душу от забот всех отвлечёт.
Их симфоническая красота,
Свести с ума готова.

Но этого боимся мы напрасно,
И было бы весьма прекрасно,
Кабы наш Глинка, романтики орёл,
Как яхонт,
В народной песне возродился,
Опять бы популярность приобрёл!


         ***

Или вот в МАМТе,
им. Станиславского и
Немировича-Данченко.
Концерт, по случаю, недавно,
Под стих попался мне в
Шоу музыкальном.

Мы долго повода искали,
Как бы, в день рождения,
Традиционное застолье, миновать.
Я вдруг узрел в репертуаре,
Что МАМТеатр даёт премьеру:
«Зимний вечер в Шамони»,

Я сразу внял, без колебаний:
Нам именно туда бы,
В самый раз, пойти!
И оказалось, стрелу желаний,
Прямо в яблочко пустил!

Сначала было как-то кисловато.
Не согласовано, серо.
Я сходу, действия не понял,
В развитие сразу не вошёл.
Потом, распелись, в роль вошли актёры,

И, с глаз как пелена упала.
Всё встало на свои места.
И фабула спектакля,
И прелесть фигурантов, и, игра.

А, Катя Бочевар сказала,
Что премьера это.
Нам, грешным,
Чтобы что-нибудь понять,
Нужны приказы, разъясненья.
Без этого, новое не видно,
Что ж, многое понять нам не дано.

Пока нам сверху не укажут,
Никто и ухом, не ведёт.
И неизменно, нет указаний,
Не будет исполнять никто!
Ну, с этим, пожалуй, всё понятно.

А, что ещё весьма, к тому ж, занятно,
Чем дальше от спектакля,
Тем помнится он более тепло.
Быть может потому,
Что он живой, являет мастерство.

А мастерство во всём:

Сюжет:  Тироль,
                Прекрасный зимний вечер.
                Алмазами искрится снег.                .
                Сезон высокий. Горы, лыжи,
                Со всеми атрибутами курорта,
                Как горнолыжник, каждый фигурант одет.
               
                Вдали гор сахарных вершины.   
                Свежо, и дышится легко:
                Будто, зал заполнил горный воздух.
                Не замечаешь театральной духоты.
                Всё очень необычайно и светло.
                Волшебно просто.

Сцена:     Акт первый:
                Зимой, на снежном склоне.
                Второй:
                В отеле горном, Новый Год.

Режиссура:
                Талантлива, точна, академична.
                Такое впечатленье:
                Что промахи премьеры,
                Предусмотрены заране.
                Забавно! И, здорово вполне!
               
Музыка:  Выбор достойный: из самых
                Что, ни на есть,
                Любимых оперетт.

Сюжет:    Последователен и органичен:
                Все отступленья, все репризы,
                Всегда по месту и с умом.            

Актёры: Хороши уж очень Сильва и цыганка,
                И их партнёры.
                Другие, певцы, танцоры, тоже хороши.

Сильва:   Но Хибла ГЕрзмава,
                С ней «Княгиня чардаша»,
                В арии выходной, прекрасна.               
                Впрочем, она великолепна и в другом.
               
                Фигура! Изящна, хоть полна,
                Но идеальною сложена.
                Зыкина вторая просто!
                Как в бородатом кавказском анекдоте:
                «Петь не могу: устала очень.»
             
               «Не пой, только ходи по сцене,
                Туда – сюда, туда - сюда".
               
                Да! Великолепная фигура,
                Но в обаянии и с совершенством –
                Лариной Татьяны,
                Величием, гордыней,
                Как государыня Екатерина.               
               
                К тому ж ещё, аки мировая прима,
                Прекрасно, бесподобно,
                До умопомрачения, поёт.

Балет:     Довольно современный:
                Стопы вывернуты внутрь,
                Канкан хорош.
                (Ведь оперетта всё ж).
               
                Мне кажется, актёрам,
                Пристало б всё ж освоить,
                Изящные телодвиженья
                Поворотов резанных, слалома.

Вывод:   Всё замечательно, красиво.
                Талантливо! Слов нет!
                Какие страсти неземные,
                Мы извлечём из оперетт!

Они, хоть и не столь крутые,
Как муки в опере,
Но, тем не менее лихие,
И, всё же веселей:
В них оптимизма свет!

А страсти жгут,
И в сердце оставляют след.
Кто их не услышал,
Тот чувства пропустил большие,
Сценическим восторгом не болел.

Какие жизни повороты,
Нас ожидают каждый раз,
Когда лихие приключения,
Возникают из судьбы проказ.

Там престарелый бес,
Кокетку молодую любит.
Тут не раскрытая любовь
Возносит до небес.

Там зло себя само накажет,
Добро восторжествует.
Соединятся любящие пары.
И посрамлён коварный бес.

К чему нам оперетту славословить.
Вы про неё всё знаете без нас:
Бал там добрый гений правит.
Он не обманет в ожиданьях нас.   

Восторг, пожалуй, превзошёл
Все наши представленья.
Спектакль вознёс нам
Настроенье выше крыш.

Спасибо Тителю и Лейси,
Всем участникам творенья.
И сей поход в театр великолепный,
Заранее я знаю,

Запомнится надолго, и, каждый раз,
Когда его, вдруг, вспомнишь в суете,
Поднимет настроенье и навернутся
Умиленья слёзы.

Малюсенькую долечку концерта,
Я принял, как подарок дорогой,
Преподнесённый мне театром,
В день моего рожденья.

Прошу простить меня,
За то, что я фривольно,
Расслабившись невольно,
Сей панегирик театру,

И тебе читатель, назойливо пропел.
И что особенно занятно,
Как общеизвестно, приятное
С полезным вместе веселей:

Великое удовольствие
Я получил в театре,
И, заодно, и, очень, вишь, удачно,
Скрыться от застолья преуспел!

30 11 2019 – 07 12 2019

                ***

Иногда я посещаюсь вдохновеньем,
Когда пишу стихи, иль слушаю
Гениальное произведенье.
И в тот божественный момент,
Сам жаждешь с нетерпеньем,
Творить прекрасное во след!
Такое я испытал не раз.

Однажды, в Новой Опере
Снегурочку давали.
Некрасова, контральто, пела.
Берендея пел Марат Гареев, что ль?
(За давностью, всех не помню).
Но хорошо запомнил глубину,
Запавших в душу впечатлений.

Мороза пел бас, рокочущий,
Как бас-труба в суб-контр октаве.
Мизгирь страдал в любви,
Как медная валторна.
А дирижировал Евгений Колобов,      
Тот самый, гений страсти.
Певцы, оркестр, в единое слились.

Зал затаил дыханье,
Коллапс сердцА остановил.
Лишь чувства нам оставил,
Чтоб ощущать феерии
Волшебной красоту.

Колобов гипнотизировал.
Прекрасным исполненьем.
Он нас пронзил насквозь.
И отключил сознанье.
Зал в немоте застыл...

Закончилось волшебное творенье.
И воцарилась гробовая тишина.
Не шевеления. Ни шороха, ни кашля.
……………………………………..
……………………………………

Лишь через несколько минут,
Когда настало пробужденье
От удивительного сна,
И бесконечные овации
Взорвались мощью,
Как с Колобовым, привыкли мы, всегда.

          ***

Иль вот ещё:
Опять же, лишь недавно.
По телевизору знакомое
С детства скрипки пенье:
Лебединое озеро, танец лебедей.

Я, к экрану ближе:
Не танец, а только музыки
Оркестровое исполненье.
Солирует на скрипке Стадлер.
Он же, одновременно дирижёр.

Заслушался. Пенье струн
Насквозь пронзает.
Прекрасно до умопомраченья.
Слышу, как будто в первый раз.
Симфонист каков Чайковский!

Божественно. Я про этот его
Концерт для скрипки ранее не знал.
Иль это Стадлер напридумал,
Танец лебедей, концертом исполнять?
Иль, может просто я профан?

Звучит великолепно!
Боже! Прекраснее на много
Концертов скрипичных всех других.
Допускаю, что Стадлера
Игрой гипнозом заколдован.

Но нет! И, сочинения шедевр!
А, Стадлеру поклон глубокий.
Какое наслажденье,
С Чайковским вместе,
Своей игрой он произвёл!


        ***

Да, музыка производит
Неизгладимое впечатленье.
Всем известно, что солдат,
Под мощный рёв оркестра,
Как зачарованный, в гипнозе,
Идёт на встречу смерти,
Не замечая, свиста пуль,
И пушек гром.

А мы, даже холодные бездАри,
Кто, хоть немного,
Музыкальным слухом одарён.
Готовы в опере иль на концерте,
В переживаниях и в просветленье,
Плакать и страдать,
Смеяться и рыдать.
Пустить слезу, нисколько не стесняясь.

Гипгоз?
Как вы считаете? Это ль не гипноз?

           ***

В каждом человеке, любая музыка
Находит отклик: восторг иль отвращенье.
Сентиментальность, грусть,
Или слова любви.
Ну, например: стишок
Напомню вам «Тихоня».

            ***

Да, музыка всесильна. Настроенье создаёт.
Сейчас, звучит во мне
Прекрасная миниатюра,
Пьеска фортепьянная. Шутка гения:
Музыкальный Франца Шуберта, момент.

Весёленькая мелодия такая:
Трам, тиритам, там, там, там.
Вроде, как, в мажоре.
Ну, а если, медленней напеть?
Трам -  тиритам -  там – там – там - там.
Она, пожалуй уж в миноре,

Вселяет сентиментальную грусть.
Мне сразу вспоминается чего-то
Щемящее мне сердце.
Как будто в детстве
Тихое и милое такое что-то.

Например, Иннесочка Крылова.
Она от нас ушла,
Оставив лишь печаль.
Ещё немного тёплой грусти.
И, память лет ушедших в даль.

Нам не хватает, теперь её терпенья,
Простоты, сочувствия, благововенья.
Такие люди осветляют нас.
Как хорошо, что мы такие,
Что готовы к состраданью.

Оно облагораживает нас!
Но наша жизнь противоречива.
Жестокость в ней, переплетается с добром.
Прекрасное настроенье,
Со сплином и химерой.
Веселье, с омерзительной хандрой.

Вот, опять же, вам примерчик:

              ***   
Сижу, пишу стихи.
По телевизору Бежар,
Он, за мои грехи,
Девятую симфонию
Дурацким танцем искромсал.

Под ритмы конницы Наполеона
Танцоры скачут, приседают,
Баб таскают, бьют поклоны.
Оркестр во поле берёзоньку сыграл,
Валяться по полу Бежар артистам
                наказал.

Как хорошо, что я стихи пишу,
И, параллельно, другие редактирую,
И с тем, не вижу глупой канители.
А то бы, от тоски, небось,
Ресницы поседели.

Хоть музыку Бетховена люблю,
Пойду-ка я кефир попью.
Иначе, гром литавр нарушит
                строй стихов.
Иль водопад воды заглушит их тотчас.
Коль вместо кресла зад воспримет
                унитаз.

Под оды радости экстаз,
Не заметил, как день прошёл.
Котов, всегда голодных, накормил. 
Настал, под звуки оды, вечер.
Пора глаза закапывать ещё!

Я спать пошёл, под скрипок вой,
Как будто воет озверевший ветер!
То означает, у меня настрой плохой.
И, что Бетховена экстаз,
Уж не исправит этот вечер.

А для отдыха, и, успокоения души,
Почитаю я в постели Пушкина стихи!
Чёрт! Как назло мне, забили барабаны!
Не режиссёры на ТВ,
А сущие болваны!

Кот спать улёгся у моих ног.
Нине, завтра я отошлю мук
               творчества итог!
Заснуть бы поскорей! …
Бездарно день прошёл!
Как все, пока работы нет.

Инвестора, по-прежнему, не нашёл! …
Сквозь сон опять звонок!
Кому понадобился я ещё?
От них, звонков растрипроклятых,
Лишь был-бы прок!

Чёрт! …  Опять на кухне телефон!
Ох! Пошёл куда б подальше он!
От злости стынет кровь! Всех убить готов!
Звонки мне эти …Из Китая что-ли, Иванов?
Засыпаю … смыкаю веки …   01.02.2019

                ***

Когда я чем-то увлечён,
Тогда с прекрасным, гениальным,
Наяву или в душе,
По телевизору или в концертном зале,
Должен пообщаться.

Общенье с гением прекрасно.
Ты ощущаещь, как оно
В тебя проникло, и
Чувствуешь, и можешь,
С гением слиться заодно.

И, также петь,
Или на скрипке выпустить
На волю виртуозно трель,
Или вести мелодию
На фортепьяно.

Безумно Пушкина стихи люблю.
Они источник вдохновенья.
За ним хоть в ад сойду,
Без страха и сомненья.
Проснулся ночью. И не могу уснуть.

Грудь стесняет наважденье.
Рука автоматически ведёт перо,
И на бумаге, иль в компьютере, оно
Рождает, что тебе дано:
Чертёж ли, или стихотворенье.

Потом, расставить знаки препинанья.
Поправить рифму.
Вслух, иль про себя, прочесть.
Отдать в печать, иль уничтожить,
Коль, как противный чёрный кот,
В ум прокрадётся вдруг сомненье.

                ***
Слышу где-то звенит колокольчик.
И в душе наступает пора,
Когда чувства и мысли
Заплетаются в косу слегка.

Нет! Это химера какая-то,
Колокольчик ведь красная медь,
Тож в ушах шум и звон начинается,
От усталости, крови давленья,
Иль мыслей дурацких,
Или их нестерпимая злобная смесь.

Отступает она, коли музыку слушаешь.
Об неё можно душу согреть.
Удивительна муза Чайковского.
Коль отнять половину её гениальности –
Глазунова балет посмотреть.
Если ж всю гениальность отбросить,
Будет лира Мясковского,
Не смотреть, ни слушать, ни петь!

Стон Некрасова в вопле сем слышится.
А про ген с вами ране судачили.
Как понять его, где посмотреть?
Коли нет его, нету и гения!
Гениальность ведь господом дадена,
Управляет же ей, иногда, к сожаленью,
Мефистофель, Сатана, тож, сиречь!         
                06.02.2019
               

             ***

Прости меня, читатель
Мой музыкальный,
Что я в коллекцию стихов,
Немного тоже музыкальных,
Бессовестно привлёк
И, старые, известные стихи.

Но, ведь получилось
Как-то кстати, и в рифму
Музыкальную почти.
Поэтому беру пардон назад.
И обещаю, чего-нибудь создать,
Или в коллекцию добавить,

Коль не побрезгуешь прочтеньем.
И не оборжёшь мои стихи.
Поэтому прости.
И лучше, музыку послушай.
Она всегда понятней,
Чем стихи.


Стихи ж текут. Как из ведра помои,
Когда чего-то шевелится в голове.
Музыка хорошая возбуждает,
Направляет на праведные мысли.
Воодушевляет. Вдохновенье создаёт.
И, с здравомыслием восторг вселяет.

Стал стар. За телевизором дремлешь.
Смотрю, спортивное обычно,
Но, чаще музыку вкушаю,
По программе «mezzo».
Там, иной раз попадаешь
На музыкальные шедевры.

Сегодня, ближе к полудню,
Передали качественную запись
«Дон Паскуале» Доницетти.
В исполнении великолепнейших певцов,
В театре «Ла Мелле», что в Брюсселе.
Когда бывал там, зданьем любовался.

Музыкой, и исполнителями очарован.
Душа воспела вдохновеньем.
Настроенье поднялось.
И, вот, уж за компьютером сижу,
Вздыхаю. Стихи о том строчу.
Посетить бы тот театр непременно.

Даст бог, такое вдруг случится.
Что в жизни только не бывает!
Съездить бы в Петербург иль Суздаль.
Жаль только стар, в Москве,
Даже театры редко, посещаю.
Куда уж там Брюссель!

Теперь другое поколение – другие люди.
Мы, не дождавшись смены,
Неожиданно уходим.
С собой уносим жизни лишь клочки,
Истории привычек и уклада.

А тем, кто в жизнь по новой влился,
Старой жизни не понять.
И каждый раз, поступки в прошлом,
Необходимо объяснять.

Поэтому, когда кинокартины,
Из века прошлого, нынешние смотрят,
Например, удивлены,
Что в одной трёхкомнатной квартире
Могут проживать,
Не одна, а, целых три, четыре,
А то и больше, полноценные семьи.

Иль вот:
В победившем социализме,
Обычно, и на витрине,
И на полках, было пустовато.

У обывателей вечная забота -
Карточки отоварить, не опоздать бы!
А можно и без карточек,
Да только не для всех.
Некоторым, дешевле, почти задаром,
Предоставляли в спецраспределителях товары.

Конечно, это временно всё было.
Обосновано необходимостью перемен,
Революционных перестроек,
Общество отсталое, царское, родило.
И, необходимость созиданиея
Достойного, справедливого -
Победившего всех нас
Наповал социализма.

Победа эта, сильно затянулась.
И, потому, как оказалось,
К обновлённым укладам, почти что старым,
Почти дореволюционным,
Невольно всё назад вернулось.
И, это объясняет круг вопросов.
Учтя и в обновлённом - старом,
Остаться можно с носом.
И, без головы, быть может.
Так, вот:
       Куда ведут нас жизнь и разум
Несколько лет назад я опубликовал статьи и книгу
Об опасности полагаться на разум.
Может быть ещё не поздно
Людям слегка одуматься и всерьёз экологией заняться.
И, привожу стишок вам, для наглядного примера.

Родные, близкие, коллеги и друзья,
Единомышленники,
Невольники мечты и вдохновенья!
Вам отправляю я,
Досуга праздного никчёмный результат,
Для мимолётного вниманья,
И, в надежде, обсужденья.

Быть может, я не прав?
На критику суровую
Я не обижусь.
Тогда скажите мне,
Коль это не годится
И плохо написал, исправлю,
Переделать не поленюсь,
Иль даже, в памяти не сохраню,
Иль просто выброшу.
Ну, может разорву
В расстройстве нервов.

А, если вам понравилось,
Ещё, чего-нибудь прочесть, пришлю.
Или сам прочту, коль с вами я увижусь.
Итак, кто мы?
 
Кто мы.
Люди мы.
Что Люди? Мы
Стадо, много стад.
Иль стая? Много стай?
Философ, думай, размышляй!
Цивилизации итог для нас печальный:
Мы род зверей, и думаем, что всех умней,               
Не понимая, что на матушке Земле,
Как звери заперты мы в клетке.
И вырваться готовы мы
Куда-нибудь, не зная,
Что ищем там. И
Что бы там
Найти.

А вырваться из клетки,
Нам инстинкт повелевает.
Но не один он. Разум тоже знает,
Что человек природу разрушает,
Не считаясь, что он с природою един.

А разрушенье прет гигантскими шагами,
Мы засоряем почву, воздух, океан.
Леса под корень вырубаем, болота осушаем.
Природа гибнет от нанесенных ран.

И мусор всей Земли поверхность застилает.
Зловонное отходов разложение день ото дня растет.
Почву, воздух, реки токсинами, канцерогенами
                глобально отравляем,

От газа СО2 дышать нам
Скоро будет нечем.
Неумолимо Землю перенаселяем,
И потепленье климата грядёт.

Все это угрожает, несомненно,
Болезнями и смертью нам, иль нашим внукам, детям.
Коль жить хотим, преемственность свою спасти,
То надо времени не тратить,
Чего-то радикальное создать,
Необходимое изобрести.

Иначе нас сотрет апокалипсис,
Не только нас, биоту не спасти.
Крах неизбежный обещают всем
Астроном Шкловский, ученый муж Медоуз,
Философ и фантаст СтанИслав Лем.

Не сомневаясь в их познаньях,
И уважая их умы,
Человека гений, утверждаю,
Найдет спасение Земли.

Тому пример.
Органических отходов пиролизом,
Добычу угля, нефти, газа можно заменить.
Почву, воздух реки, токсинами, канцерогенами
От загрязненья освободить.

И засоренье атмосферы углекислым газом, метаном,
Вполне реально прекратить.
И климата земного потепленье
Навеки радикально отменить.
Тем дать всем не болеть, дышать свободней,
Потомкам, как мы жили, жить!

Мне скажут: что с перенаселеньем?
С угрозой термоядерной войны?
Одно спасенье – человека гений.
Им только будем спасены.

Сей экзерсис я предлагаю
В отчаянье лишь от того,
Что до людей, к сей проблематике
Причастным, полагаю,
Изложенное, далеко не только мною,
Так и не дошло.

И, наконец-то, за это дело взялся Народный Фронт.
Он вместе с экологическим журналом (ЭВР) Борьбу за жизнь людей ведёт.
Привлёк к проблеме он озабоченных учёных,
И есть надежда, что решится сей вопрос.
Призвать промышленность, муниципалитеты,
Пытается по делу и всерьёз.

К тому, что прочитали, брошюру прилагаю,
Где советую главу шестую посмотреть!
Куда направить ум и силы. И тем, я полагаю,
В экологии, хоть немного, преуспеть.

*К.З. Бочавер.
«Спиральные реакторы в гетерогенных технологических процессах»
Москва, 2018
LAP LАMBERT Akademic publishing RU
17 Meldrum Street? Beau Bassin 71504, Mauritius
ISBN 978-3-659-77527-7 


Но, это, зримо с научной точки зренья.
А, с точки зрения поэта, гражданина,
Кое-что, вам я ещё поведаю, прибавлю.


Вопрос не праздный?

Вопрос простой, и, часто, важный.
Отнюдь, совсем не праздный:
Свалки - пристанище криминала,
Си речь, объект обитанья бомжей.

Ответ простой: отходы их работа,
Грязь, вонь, нечистые доходы.
Не интеллигентов привлекают,
А, пролетариат, общества отбросы.

И, наиболее удачливые возглавляют,
В борьбе жестокой, за грязные доходы,
Опираясь на мораль сомнительную,
И, узурпацию низменного счастья.

Поэтому, учёные, и, вечнозелёные,
Стараются эти полигоны уничтожить.
Вонючие отходы, переработать
В сырьё, в продукты более.

Естественно, та масса пролетариата,
Сопротивляется, сему, как может.
И, этот факт учитывать ведь должен,
Тот, кто вклад в борьбу предложит.

И надо быть очень осмотрительным,
Чтобы в борьбе, сползающей в болото,
Остаться честным, не марая жизни,
Всегда и вечно, неуклонно.

Тогда в борьбу вступить, достичь успеха.
И, не испачкаться в дерьме, сумеет.
Но, помнить, что, несмотря на пользу,
Труды будут ошельмованы, возможно.
 
И люди все, не исключая даже умных,
Твой творческий успех себе припишут,
И о тебе забудут вовсе.
Уж такова повадка человечья.

И, как бороться с ней, никто не знает.
И, в мире всём, никто не разумеет.
Поэтому рай земной, погряз по уши,
В воровстве, во лжи, в вонючей
Грязи помоек, МСЗ, и, полигонов.


Мы пестротой одеты
Мы пестротой одеты.
Мир хомо сильно пёстр,
Не верите – смотрите:
Мы, люди разноцветны:
Кто чёрен кожей, кто с жёлтой, красной, белой.
Но знают все: мы с красной кровью,
Хоть некоторым грезится, что с кровью голубой.

Желтеет вечно пресса.
Коричневые, поливают красной кровью чернозём.
Россия, то пытается остаться белой.
То краснеет под властью черни,
Иль хочет, под интернационалом Маркса,
Весь Мир окрасить красной кровью.
То зеленеет партизанской темнотой.
То, от стыда бледнеет и белеет.

А христианский мир считает,
Что землю заселил род Ноя,
Потомками черноволосого еврея.
Голубизною мужиков культура отдаёт.
А, бабья в пёстрый треугольник лезет,
И мужиков туда зовёт.

Зелёные, в борьбе за леса зелень,
Засеяли планету пшеницей золотой.
Голубые океаны в чёрной нефти.
Желтеют, тают белые снега.

Да! Всё кругом пестреет.
Не успеваешь подбирать примеры пестроты.
Остановиться бы, на чём-нибудь бесцветном.
Но думы чёрные, не светлеют, от пестроты такой.
Голубые реки и озёра мутнеют, желтеют от загрязнений.
Горы белизну вершин сдают.

Скорей всего мы в пёстром мусоре утонем.
Но нам всё некогда,
Мы пляшем в жутком пёстром танце.
И ляжем мы в ближайшие года,
В сырую землю, все пёстрые, и, сами в пёстром.
Навеки, иль точнее, навсегда.



Поэма без героя

Поэма почти, как, у Ахматовой.
От безнадёжности, как у неё.
Жизнь поменять, ведь, надо бы.
Ей поздно. А я ж, не знай на что.

Но, и мотивы, и, эпохи разные,
Она печалится лишь об ушедшем.
Я ж, разбираюсь с настоящим,
Надеясь вникнуть в будущее.

Она в тоске по человечности.
Я же о нашем самомнении,
Которое в эйфории от разума,
Гибель для себя не сознаёт.

От разрушенной природы,
Производимых человеческом
И к изменениям грядущим,
Перестроиться люди не умеют,
                и, или не желают.

Так было, с вымершими животными,
Что не успели, в своём развитии,
Измениться с изменением природы,
В т. ч. произведёнными самими.

А, человек, ведь тож животное,
Весьма, к тому ж млекопитающее,
Кому природа умудрилась
Присобачить, с дуру, разум.

Но, отпустила ему последнего,
Не больно много, да и, не всякому:
Небось боялась для себя последствий.
Но всё равно, обратно получила сдачи.

Теперь сама от страха плачет.
В порыве, в скором времени,
Предстать перед Вселенной
Пылающей, безжизненной Венерой.

Поэмы, одинаково тревожные,
Хоть, их сближают лишь названия.
К тому же я, надеяться пытаюсь:
Поэтом и меня признают.

Поэт, же вечно в горькой думе:
Его смущает, открыть всю душу.
Иной раз лишняя подробность,
Задеть, ведь, прочих, за живое может.

Существованье изъязвляется, 
Познанием чего-то в прошлом.
Ведь, разбудить его опасней,
Чем о природе лепетать-то.

И затаённость поэта в мыслях,
Мечом Дамокловым повисла:
В воспоминаниях о прошлом.
То, что скрывается за ширмой.

И стоит ли об этом думать.
И стоит ли напоминать о том,
Что и сейчас нас окружает,
В чём вертимся, и, чем живём.

Эх! Милые читатели!
Читатели, писатели!
Интимных строк маратели.
Стихов моих ценители,
И, может почитатели.

Я Вас люблю безмерно.
Для вас пишу бессменно.
Прошу не обижаться,
«Поэму без героя»,
Хоть бы, в Стихи.ру читая.

Конечно длинновата.
За то, как у Ахматовой, 
Эпохи отражение.
Стихи, конечно, авторские,
Рассчитаны умными на чтение.

Людьми к поэзии привыкшими,
В ней, кой что, понимающими.
Умеющими отличить поэта,
От стихоплёта, что, к сожаленью,
Не всегда бывает.


А, бремя смен эпох размыто:
Революции текут эволюционно.
И, общество почти заснуло,
Как бы, укрытое попоной.

И, лишь заблудший вирус.
Заснувших вдруг встряхнёт.
И, суетится, волнуется, народ.
Выход ищет… Кто ищет, тот найдёт.

Когда же пробудится разум,
Отринет прочь всю суету?
Прививками погасит вирус.
И, успокоит мрачный дух?

Возьмётся ль человек за дело,
В труде уверенность найдёт,
Самосознание воспримет,
В нём гениальность прорастёт?

Чувства, разум, самосознанье,
Что первично? Вечно ль всё?
Что, как, и из чего возникло?
Куда стремится? Что грядёт?

Проблемы эти застоялись.
Их когнитивно не познать.
Хоть много мы чего узнали.
Но, море знаний не объять.

И, заплутались, словно дети.
Стараясь разобраться в том,
Как бы, великое приладить,
Чтобы использовать потом.

В перемещении по жизни,
По философии провидцев,
Мы начинаем понимать:
Знаний больше, апокалипсис
                ближе.

Наверно, в усвоенье знаний,
Фантазий, что-ли, не хватало.
Или количество тех знаний,
В гениальность, не вмещалось.

Из сказанного мнится вывод:
Куда б мы не стремились,
Конец один: апокалипсис!
В любом невероятном виде.

Но, обязательно всем людям,
Как поколению разумных,
Знать непременно надо б,
Что дальше с нами будет.

А всё вокруг покрыто тайной.
Даже скоростной компьютер
Не сообщит о вечной жизни.
Не даст и наставлений даже.

Лишь ясно, мы, мой читатель,
Не поживём в заветном рае.
Поскольку, и наука та же,
             Об этом ничего не знает!
            
            Но важней, возможно, вера. 
            Ведь человеку она присуща.
            Обычным людям необходимо,
            Верой освещать надежды.
         
         История человечества маркирована
            Эпохами, отрезками времени.
         Отрезок каждый, можно мерить,
         Количеством в нём поколений.

Неисчислимо сменилось поколений,
В эпоху первую, дикости безмерной,
С Хомо Сапиенс возникновенья,
И, разума в человеке пробужденья.

Затем:
Эпоха зарожденья каменной культуры,
В далёком, и, давно ушедшем мире:
Двести тысячелетий, 10000 поколений.
Считая в каждом веке, по пять поколений.
 

Третья эпоха – древние культуры -
20 тысячелетий – тысяча поколений.
Появление мудрецов, учёных.
Возникновение самосознания.

Далее, средневековье, 50 поколений.
В это смутное, мрачное тысячелетье,
Разум отдыхает от самосознанья.
Разнузданное господство веры.

Затем явилось возрожденье,
Почти забытого эллинизма.
Расцвет классической культуры,
Реформация, религиозные войны.

Далее новое время. Техническая
И научная революция, торжество
Культуры, искусства, развитие
Медицины, шевеленье разума.

Шестая же, наша, новейшая эпоха,
Пусть будет, с двухтысячного года,
В ней, пока, одно лишь поколенье.
На следующем оборваться может.


 

Нам, ежели оставить в одном столетье,
Те же пять поколений, то конец печален.
И правы колапсологи: апокалипсис?
И, наш прогноз, возможно, тот же?

Медоусы, церковь, другие колапсологи,
Пророчат неизбежность апокалипсисов,
Исторически, научно обосновывая.
Наш же, основан на признаке вторичном.

Вроде бы, подтверждает неизбежность:
Пропасть нам, коли не изменимся.
Но! Кто и как же, мог произвести бы,
Продленье жизни в бесконечность?

Совсем остановить деторожденье?
А, лишних (по Дарвину) просто выбраковывать?
Не превратиться ли вовсе в киберов?
И сохраняться в глубоком холоде.

Живых-то, кормить, ведь, надо бы.
А, атмосфера из углекислого?
А, с потеплением климата, как же?
И как, на это всё нам реагировать?

Переселиться на Марс, Юпитер?
Зелёной технологией мусор вымести?
Остановить войну с природою?
Бомбы термоядерные на голову?

И как же это выглядит не весело!
И, будущее где-то, там, в тумане.
Но, жили мы всегда надеждами.
К чему ж последние терять нам!

Стихи, что написал я, неприятны.
От них цинизмом вволю пахнет.
Но! Историю, ведь, не вернёшь обратно,
Смотри вышеприведённый график.

Кривая пересекает ось эпохи.
Её загнуть бы вправо! Для этого
Апокалипсисы миновать надо, 
Чтобы истории нить продолжить.

Но ещё проще: вон катаклизмы!
С ними, всех этих колапсологов,
И всю, философию смердящую.
Назад! Надоело сомневаться!

Поэтому Поэму без героя читая,
Несказанно приходишь в ярость.
И, хочется обратиться, к маме:
Возьми, родная, меня обратно!

Иль проще, развитье общества,
Пустить назад, обратным ходом.
Во - первых, воссоздать природу,
И от цивилизации отказаться.

Допустим, с этим я почти согласен.
А, согласятся ль остальные?
Сейчас - то, ведь, нас миллиарды.
Кто же и как их, уговорить сможет?

Вот то-то! И, понятно, что вероятно,
Скоро погибнем в апокалипсисах,
А, ведь, нравится комфорт нам.
Мы завсегда к нему привыкли.

Без оного, жить совсем не можем.
А, для спасения Земли, природы,
И обратного хода нашей истории,
Нас перевоспитать, ведь, надо бы.

Перевоспитают Ёся? Адик? Мао?
Эти мнимые квадратные корни
Из минус единиц, возведённые
В квадрат людьми, в неразберихе полной.

Народом, брошенным нечаянно,
Трусливыми либералами,
Что отхватили власть случайно,
У добряков убогих, императоров.

И, в России, цари боялись передать её
Столыпину, человеку сильному.
Способному реализовывать
Реформы, столь всеми желанные.

Но, и тот не осознал опасности
Излишков либерализма, и, пал
От рук безумных террористов.
И здоровое развитие России,
Остановилось войной кровавой.

Тут, власть нечаянно попала в руки 
БОЛЬШЕВИСТКИХ САНКЮЛОТОВ.
Обогащённых идеологией примитивной,
Заразного, вроде бы, романтического марксизма.

Какой-то адской смеси
Беспардонной лжи, благих намерений
Крикливых лозунгов, романтики казённой,
И, тщательно скрываемого людоедства.

Гармонии, в общем, отнюдь не идеальной.
Замешанной на почве удобренной
Солдатчиной окопной и остатками
Вечного крепостного права.

Ещё великий Пушкин упреждал нас
О страшных проявлениях,
Кровавого, бессмысленного бунта,
Российской, озверевшей черни.

И всё это на фоне народных достижений,
Проблесков, а, иной раз и великолепных успехов
В культуре, науке и искусстве.
И чаще не благодаря, а вопреки, владеющим
Незаслуженною властью.

И мы, на шкуре собственной познали,
Как гнали нас, в «будущее»,
Через Сибирь и голод, лагеря и нищету. В небытие.
Но часто забываем об этом «будущем».

С трудом, выбираемся оттуда.
Но, сохранились ещё очевидцы,
Жалеющие повторенья лихого прошлого,
Хотя, вожди их, уж в мавзолеях сгнили.

История ведь по спирали вьётся.
Стремились к коммунизму: как
Полоумные туда, потом обратно!
Но, люди, всё же, чуть поумнели.

И, жить уж как-то легче стало.
Посветлело как, вроде. Но билет
Не гарантирован «туда – обратно».
А, что? Может быть, и, слава богу?

На грустные мысли, всё наводит.
Но, хочется это всё прочь отвадить.
Не верить предостереженьям?
Эх! Выпить бы, и, под бочок бы бабе.

Они же, дальше всё рожают.
Ресурсы не резиновые. Понятно,
Зелёные трясутся. И, не понимают,
Что делать. Призвать несгнивших?

Но! В это верить нам не хочется.
Природа же, упреждает вирусом.
Этим естественным регулятором.
Но, где ж ей спорить с разумом.

А мне-то что! Мне и так, прекрасно.
И, пусть другие совесть будоражат.
Ну, а, вечным, с этими стихами
Вместе, сам буду наслаждаться.

Стихи, колючие, могу и не писать я,
Коль не читают, или не нравятся.
Но, жили мы всегда надеждами.
К чему же их теперь терять нам!

Верить хочется: жизнь прекрасна!
ООН, бунтующих почти утихомирил.
Хулиганов всяких, уймёт полиция.
На террористов: силовики и танки.

Чистоту природы, бдят зелёные.
Врачи, конечно, спасут от вируса:
Несомневающиеся, срочно прививаются.
Настал порядок в подлунном мире?

Политиков, вроде б, усмирили.
Углекислым газом, проклятым,
Дышать, как-нибудь, научимся.
Мусор, сам самоликвидируется.

И потепленье климата, пожалуй,
Само собой, как-нибудь, развеется.
А, минералов, что кончаются,
Из Вселенной, выгребай лопатою.

Мусор, отходы, переработаем.
А, не успеем, пусть огнём горят.
И, жизнь проживём как хочется.
А там, дальше, и, будь, что будет.

Всего не перечислишь, надо-ли?
Земля вертится, Луна не падает!
Только, вот, привитых, к вирусу,
Опять привить, пожалуй, надо бы.

Что ж, выпьем с удовольствием,
И как написал строфою ранее,
Прыг под бочок к прекрасной.
Эх! И до чего ж, уютно там!

Но! Скучно в человечьих стадах!
Что ж делать! Нам напоследок,
Повеселиться хорошо бы надо.
Да только, вот, детишек жалко!

Ну, отдохнули и, чуть выспались.
И, шасть, в житейскую эту яму!
Но! И, что же, нам искать там?
Климат-то, всё ж-таки, звереет!

Эпилог к поэме,
Да и к роману тоже.

Стихи эти– чушь, абракадабра.
Давайте с ними разбираться.
Возьмём, что глаз приметил,
И суть из текстов вытащим.

И, вновь к рисунку, обратимся:
Эпохи становятся всё короче.
И, скоро их уже по нескольку,
В поколенье, в новое, просятся.

А, люди же, всё размножаются,
Число их растает необычайно.
Что? Земли им недостаточно?
Пусть в космос устремляются!

А? Знаний накопилось много?
В гениальность не вмещаются?
Пусть гениальности сгущаются,
Во всякие, там, коллаборации.

Коллапсологи представляются
Сущими глазами человечества.
Заставляют все правительства,
О будущем слегка заботиться.

Простые люди, не гениальные,
Становятся теперь излишними.
Их заменят очень уж запросто,
Всякие там киберы, механизмы.

ИИ сознанья всё ж набираются,
Скоро сверхгениальными станут.
Людей простых, киберианцы, роботы,
Заменят с успехом, очень даже.

Люди, не понимая, что делают,
Разум в компьютеры вдалбливают.
Совсем ещё уже немножко, и,
В них возникнет самосознанье.

А люди, всё ж, изменяются
Под давлением смен эпох.
Что многие учёные отмечали.
Например, заметили: 

Мозг, за последнюю эпоху,
Чуть меньше стал, поскольку
Меньше стали вычислять в уме:
В компьютере полно таблиц для умноженья.

То есть, компьютер
Стал человека вытеснять из жизни.
Как паровая машина в прошлом.
Но! Сопротивляемся этому физкультурой, спортом.

И стало мне понятно, как я теряю память,
Фамилии знакомых забываю,
Хоть нет мне и девяноста. Весь в сомненьях:
Ведь я таблицу умноженья прекрасно помню!

У нас с компьютерами появятся
Дилеммы: как сосуществовать-то?
Отдельно нам, и им, отдельно?
Или самосоздастся квази-людо-кибернианец?

Самим же людям, деться будет некуда.
Их, поматросить и выбросить?
Сколлапсировать, быть может?
Иль породнить с киберианцами?

И, в том же духе. И, так далее.
Из сказанного, с несказанным,
Не разобраться и гениальности.
Сумрак ужаса неразрешимый!

А, выводы какие всё же сделаем?
Каждый, и, даже, негениальный,
Задумается несколько, и … …
Сам себе, пусть, путь выбирает?

А, с апокалипсисами как же?
Сами собой съапокалипсятся?
Я изумлённо глазами хлопаю,
Как та коза, перед воротами?

Хотел о судьбах мира думать.
Задержан, лишь, в настоящем:
Потеплении климата, переселении народов,
И, как следствие, о глобальных войнах?

И, что ж такое все эти этапы?
Как и всё живое, человечество
Живёт и развивается.
Этапы развития, измененья жизни,
Меняют вид, породу нашу.

От жизни на деревьях, к прямохожденью,
Специализируются конечности,
Руки освобождаются для хватания орудий.
Расширяются условия существования.

Развивается разум.
Ему противопоставляется самосознанье.

От семьи к стаду, от стада к племени,
От племени к народу, государству.
От вожака к вождизму,
От дубины к камню, и далее.

Гуманность, медленно, но всё же,
Вытесняет людоедство.
Теперь, вот, мозг стал уменьшаться.
Глупеем, что ли?

А, дальше?  Вместо людей киберианцы?
Они ж, бессмертны скоро станут.
И, тогда, в поколении, сколько эпох разместится?
Их апокалипсисы не потревожат.

Одно приобретение тянет уж к другому.
И совпадения этапов, сливаются в эпоху.
Эпохи следуют одна, в накладке, за другою.
И объединяются в историю.

И, что ж, нам делать в будущем?
Стать что-ли, Левшой Лескова?
В «Загон» его вернуться снова?
Уж лучше под бочок к любимой.
И, всё тогда, возможно, самоустаканится.

А, ружья? Кирпичами чистить?
Плодить сверхсуперкомпьютеры?
Глазеть на будущее в мелкоскопы?
Блох экологических подковывать?

Или, как Ахматова, гордо, поэтически,
Сунуть голову под мышку?
И, дыша там углекислым,
Держа от неизбежности, два кукиша в кармане?

Вот и выходит: наше будущее 
Вдаль – сплошное апокалипство!
Но, жили мы всегда надеждами.
И, что ж, теперь, совсем забыть их?

Надежда первая – замена
Угля каменного, термоядом?  Вторая:
Людей распределять по солнечной системе?
Заменить любвеобильность другими пряниками?

На все угрозы, в конце концов,
Человек находит противодействие.
Любому апокалипсису найдёт.
Коль не потеряет надежду, разум и самосознанье.

Но, всё ж я думаю: недостаточно и этого.
Если, даже, всё это успеем, и, даже, если,
«Дороги наши, и, гениальности» не подгадят!
Да! Тут без кибера и не разобраться! Куда, там!!

Отсюда этапы суперсверхкомпьютеров
И цифровизации следуют.
И, что ещё новая эпоха, с дуру, с нас потребует.
Пока что, не совсем понятно!!!

И, что же нам, теперь, беднягам делать?
Высунем нос из-под мышки, и осмотримся!!!!
Коль «конгениальность» наша не помешает,
То, жизнь, да и история человечества,
               в том числе, всё-таки, продолжатся!!!!?

Вот и конец поэме. Да, и, роману.
Пора б, и, честь нам знать бы.
А, то из носа непотребное вытащишь.
Потом раскаешься, да поздно будет.

Ну, а, если, вдруг, совсем нежданно,
Поэма, роман, иль эти стихи сами, 
Внимательным читающим понравятся.
То, опять же, 

Читатели, коль вам
Не боязно, но хочется, и, колется,
Хоть мама не велит, однако,
Стихи мои, наброски, анекдоты и прочее,
То, может просмотреть в интернете, в Стихи.ру
                или в других изданиях.

У уходящего поэта,
Возникнуть могут и сомненья,
И вожделенные надежды,
Вечным, или бессмертным
Оказаться, средь смертных, людей пока ещё,
Божественным происхождением согретых.

    И, я, ведь, тоже, уйду однажды.
Хотя, надеюсь состоюсь я,
Как, может, и, известный,
А, может, и, бог даст, поэт бессмертный,
Понимающими почитаемый.

Коли, надеюсь, до кончины,
Успею я напрячься, написать,
Ещё какой-то, стих обессмертчивающий.
(курице, ведь, вечно просо снится).
    Краткий, скромный, весомый.
(Или, точнее: нашему бы теляти,
да волка забодати),

    Его прилепят мне, (тоже может),
    Коль прочитают и запомнят.
   
    Иль к забору, что со словами о три буквы,
    Иль к даче, в Раменском районе,
    А, может, к одному из зданий,
    В которых создавал я настоящее в будущее.
    Прилепят памятную доску,
    И, под ней всплакнут, стихи мои читая.

    И, буду я, коль люди доживут
    До следующего возрожденья,
    Поэзия воспрянет, вспомнят о поэте,
    То я, привидения бестелесным оком,
    В большом ажиотаже, с того света,
   
    Непременно, столь же, и, внимательно,
    На той, почитающей доске,
    Тот, обессмертчивающий стих, 
    С удивлением прочитаю!
     (Было бы кому читать-то!)
      
     Что ж, коли так, прочтёшь! 
     О разумной жизни слегка поплачешь.
     Быть может, она вновь восстанет,
     Из сохранившегося случайно,
     Генома или яйца змеиного.

      Тогда, опять же, эпохи повторятся.
      Восторжествует жизнь, возникнет разум.
      Поэт роман напишет.
      Или, лишь, «Поэму о герое».
    
      И, далее, далее, дале, дале…
      По экспоненте… По спирали…
      У бесконечности ведь,
      Ни начала, ни конца, слыхал я, не бывает!


КОНЕЦ, всё объясняющий,
Придумал я для Обнина - романа.
    Поскольку, утомил тебя читатель
Серьёзностью проблем.
Нет! Не стоит чертыхаться,
Предстоящих перемен бояться.

Для отдыха от мыслей
И от других проблем,
Спою я лучше песню,
  «Обормочен обормотом»,
Придуманную с тем, что…

Обормот обормотал
Куда ведёт нас разум.
Узнать скорей, скорей.
    Ведь жизнь наша конечна.
    Она длинней, длинней.
    Она длинней немного,
    Чем у других зверей.
Терьям – терьям – пам,
Пара – пара – пам – пей!
В любви она прекрасней,
Чем у других зверей.
Терьям – терьям – пам,
Пам – пам – пампам , пей.

А, нам бы измениться
Скорей, скорей, скорей.
Чтоб жизнь была бы вечной
Не как у всех зверей.
Терьям – терьям - парам – пам,
Пара – парам – пам - пей!
Иначе вымрем просто,
Как всякий смертный зверь.
Терьям – парам – пам - пампам
Парам – парам – пам – пей.
    Надежда вся на разум.
    Но вдруг нас подведёт.
    Того гляди в компьютер
    Наш интеллект сбредёт.
В раздумьях бесконечных
О разуме подчас.
Мы потеряем разум
И сгинем в тот же час.
Терьям – терьям – парам – пам.
    Терьям – парам – пам-пас!
И в торжестве сознанья.
И в красоте любви.
На едине с компьютером
Останемся одни.
Терьям – парам – парам - пам
Парам – парам – пам – пни.
А, что нам остаётся:
Терьям – терьям – пам – пой.
    Сущесвовать бы вечно!
И, радоваться смерти
По глупости такой.

Всё в мире бесконечно.
Терьям – терьям – пам - по
А, глупость исключенье?
Терьям – терьям – пам – пе.

Иль веря провиденью,
(хоть глупостей не чтец)
Жизнь из майл.ру покачивай.
Качай, качай, качая,
Планшет не выключай.
 
    Планшет нас не обидит,
Ведь же не кибер он.
Но, осознав себя сроднится,
Он с кибером потом.

А дальше, как по маслу,
Соперником представ,
Он нас уконтропупит,
В свои взяв руки власть.

Вот вам и тру-ляля! 
Прекрасно, простак
И дурень обормот ли,
Нас в миг обормотал!


Да! Кстати, «обессмерчивающий» стих-то,
Вам написать пообещал.
Пожалуйста, вам вот он!
Его бы обессмертить, прошу я очень вас!
Мне кажется, он лучше, чем длинная поэма.
И, может, даже, лучше, чем весь, роман в стихах.

Какое совпаденье!
Уж осень золотая. И, время года,
Уходит дальше, дальше,
И дальше, в слякотную даль,
Бледнеет пред зимою, 
Оставив нам печаль.

Мне, надоело мыслить грустно.
И в безысходности зевать.
Пора уж и понять бы:
Что старость-то, не радость,
    Зима тогда, что ль, всласть?

Нет сил вставать на лыжи.
Но! Требует здоровье.
Их, чем-то заменить?

Поэзией-то, вряд ли,
Всех до конца пленить!
    Тоскою смертной,
    Тогда весь изойдёшь,
Пока чего узнаешь, или чего найдёшь.

Но просветлеет, всё же,
Коль мысль заветную найдёшь.
Твердишь, отдав всю власть супруге.
А ей, ведь, кроме прочего,
На ярмарку осеннюю хочется попасть.

   Осенняя картинка

Решили мы, в прогулке для здоровья,
Пойдём на ярмарку, через Лефортов парк.
А, в парке не просохшие дорожки.
И небо, лишь, дождит слегка.
И, зонтик нераскрытый мешает мокрым каплям,
На твердь земную пасть.

Усыпана земля, лип-кленовым листом.
От теплой мокроты, ужасно
Пожухлостью шибает в нос.
Чудесна осень, настроение прекрасно.
Лишь в дрожь бросает,
Прикосновенье ветра.

    Замрёшь в восторге, видя, 
Синички шустрой вместо
Голубку сизокрылую,
Клюющую припас, подброшенный в кормушку,
В заботливом порыве, бабушкиным внуком.

И, хочется мечтать, зажмурив глаз.
Зонтом, опять же нераскрытым, от дум прикрывшись.
Галлюцинациями мир разрисовав.
Без слов, без, музыки, мотет припомнить,
Что без спроса, в душу влез.
(Боюсь, не вспомню, мотет тот, кто же
На лужах написал).

Им, лучше, чем зонтом,
От мрака сущего укрыться.
И, молча, на скамейке, под дождём, 
Погодой пренебречь, и...
На лаврах поэтических,
Поспать, как у камина.

Мне скажут: ты не гений:
    Тривиальны слишком, твои стихи.
Да! Это так, наверно! Однако, критик милый,
Меня, пожалуйста, прости:
Ведь я ни Лермонтов, ни Пушкин.
Валяй-ка, сам чего-то,
Погениальней напиши!

Чёрт! Одолели рифмы, мысли.
Ну, наконец, на ярмарку пришли.
Я на скамейку сел, уставши от прогулки.
Жена пошла неспешно, там, зелени купить.
Тут дождь опять закрапал: стало мокро.
Придётся нам в «Пятёрочку»
К закупкам поспешить.

На этом круг забот – желаний,
Полностью исчерпан.
Трамвай желаний, кстати, подоспел.
Домой скорей, от осени дождливой.
В уютную квартирку. Согрелись мигом.
Чай попиваем. Зелень ту жуём.

Стишки, «Осенняя картина»,
Что сочинились, быстро записал.
Ещё добавил. Получилась почти поэма.
Жене по электронной почте,
На критику нелицеприятную, послал.

Она посмотрит, и, как всегда,
Хоть ей мешает телевизор.
Меню к обеду сочинить, тож, надо:
На ней, жене, висит семейный круг забот.
От них, как лишь, освободится,
«Почти поэму» эту,
Возможно, и прочтёт.

А я, забыв все приключенья,
О новых вздумал размышлять.
Опять о рифме, о погоде, жизни.
Засыпая, стих, обессмерчивающий,
Исполнить замечтал.
И, тут же, не снимая испачканную обувь,
С ногами, взгромоздившись на диван.

И, всё это, поди, и тож так:
Замечтать-то, замечтал!
Но! Стих тот, обессмерчивает время.
Да, заодно, читатель многоликий.
Но как стишок пустить в читающую массу?
Увы! Не знаю я рецепт.
И, время тоже, друг ненадёжный.
(Надёжного, пожалуй, 
Ведь ничего, на свете нет!) 

Понятно, «Стихи.ру» понадёжней!
Единственное, что там смущает:
Разнообразья шрифтов нет.
Без них, Роман прекрасный
Выглядит абракадаброй.
Читателю не разобраться! Нет! Нет! И, нет!

    Теперь, небось, конец,
 
  Пардон! PS возник внезапно.

    Курьёзы памяти людей признав и вспомнив,
И начитавшись перлов баснописцев,
От Эзопа вплоть до Михалкова. И, даже, может дальше,
Может, великолепного Маршака?
(Сам несколько басен написал,
Пестуя разум чувством, всем известным).

Ведь, поученья людям пишут 
Не только баснописцы.
Но, и, маститые провидцы.
А, воз, как всем известно,
И ныне вязнет там.

В чём дело? Есть, вроде, разум.
И признаки самосознанья.
Напрашивается ответ:
Люди животные, млекопитающие.
    И подчиняются законам Дарвина.
Ну, пусть в несколько расширенном 
Иль углублённом виде.

Отсюда вывод делаю.
Роман в поэмах написав,
Опять, как и предыдущие провидцы,
Я маху дал.
Иль, попросту,
Рассыпал, впустую бисер,
Всем, кому лишь бог подаст.

Я, не хочу сказать: от вырожденья вымрем.
Ждать победы, с мельницами в борьбе,
Такой же идеализм, с которым,
Так усердно боролись, по заветам Маркса,
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», и,
     Санкюлоты их всезнающие, большевики.

Поэтому роман, пожалуйста, читайте.
Хоть не легко вам разобраться в нём.
Но, не ужасайтесь.
Природа, ведь, сама себя исправит.
Без нас, решение необходимое найдёт.

А нам оставит, лишь наблюденье.
Сама же, дальше побредёт.
О нас не думая. Не заботясь.
Ни сколько, не замечая.
Сама не зная, куда сбредёт.

Конечно, скажут мне:
А сверхкомпьютеры, и, даже боле.
Но! Вам не кажется, что и они,
Законам тем же, подневольны,
С создателями вместе.
И развиваются успешно.
А, куда? Небось, не знают сами!

Впрочем, в дальнейшем,
Слово астрофизикам и астро-космо-нафтам.
Им, в их «трубы», может быть,
Было бы видней.
Коли они, возможно, конец увидят.

Но, не буду, утомлять 
Причудливыми стихами,
Вас, мой благожелательный читатель.
  Остановиться невозможно.
    Жизнь бесконечна. Двигаемся дальше.
    Рассмотрим, в первом приближенье,
Как жизнь продлить. 

Что нам мешает продлить её до вечной.
По мненью оптимистических учёных
Людям, уж дожившим до 108-и,
Нет препятствий объективных,
Жить и до 130-и, и, даже, дольше.

Конечно же, при соответственном
Обслуживании медициной.
(Пока неясно в чём же её секрет).
Конечно, неплохо было,
Дотянуть, хотя б до сотни. 
Прикинем-ка на глаз, что надо для того.

Я думаю, главное: желание жить долго.
И это, ведь совсем не просто.
Потому что, всего скорей, останешься один,
Без близких и знакомых,
К сожаленью, тож не вечных.

Без них ты одинок,
Человеку ж, без общенья жить не возможно,
Общенье может заменить
Общеньем с себе подобными,
Желающими в общенье жить.

То-есть, ты должен быть им интересен,
Как минимум, полезен.
Тут возникает ряд вопросов: чем?
Я думаю, совсем не информацией тривиальной,
О жизни уже ушедших поколений.

О ней, в компьютерной памяти полным-полно.
Тогда же чем? Я думаю, владением искусства,
Оно, ведь вечно, всех нас интригует, 
С древних пор: творчество, культура
Всегда, при человеке были.

Они объединяют все эпохи
Развития и существования его.
Культура и искусство, и человеческая история.
Его насущная возможность жить, общаться.
Без них, не общество, а рыскающее стадо.

И, из одной культуры и эпохи,
Возникают непрерывно следующие,
Продолжение одна другой. 
И ты, наследник старой, можешь стать,
Тем мостиком в том переходе.

Естественно, коль не потеряешь
Творческого стремленья.
Ну, например, художник ты поэт, учёный.
Твой ум, здоровье, память,
Тебя влекут. Тем, кстати, и жизнь продлишь.

Тому примеров много.
Люди творческие, дольше, говорят, живут.
В том числе, и, за порогом смерти.
Отсюда вывод. Коль ты поэт,
Жизнь непрерывно наблюдай,
Пиши о ней и публикуйся.   

Вспоминается «Завещанье» Антоновой Ирины,
Президента ГМИИ, считавшей,
Что мы переживаем культуры кризис,
Подобный оному в средневековье.
И, в этом есть частично, доля правды.  Но, ведь!

     «О новом судят так сурово
     Лишь потому, что это ново…»

    Мне кажется, всё дело в том,
Что кризис этот внешний,
И, заключается лишь в том,
Что происходит эпохи смена,
Уход одной, новейшей.
Нарожденье следующей, другой.

Идёт творительный процесс,
Вызванный сменой мировоззрений,
Укладов жизни, носителей культур.
Телевиденье кино сменяет.
Компьютеры сменяют книги.
Наука переливается в каллаборации,
Кухня домашняя в Общепит.

Людей, сейчас живущих,
Сменит следующее поколенье.
Затем, наверняка, их сменит, тоже, кто-то?
Или, может, что??
Компютеры??? Тоже, быть может.

Всё рождается, живёт и умирает.
Развивается, сменяется, вырождается,
Сменяются вехи, эпохи, их носители.  Культуры!

Возможно, жизнь существовала раньше
На Марсе, на Венере.
Иль, где-нибудь ещё.
Теперь, вот, на Земле. И, где-то будет дальше.

Меняется всё непременно.
И, это, ведь, всегда, везде, во всём.
Поэтому нам грезится апокалипсис.
И реальные предпосылки будоражат и устрашают нас.
Людям придётся смениться, измениться.
Непременно, им придёт на смену,
Пока не знаю кто, где, когда, иль, может что?

Я не призываю всем стремиться к вечной жизни.
Её, в обозримом времени, конечно нет, не будет.
Человечество, жизнь его,
По вышеприведённому рисунку в «Поэме без героя»,
Изменится непременно,
Или иную форму изберёт, приобретёт,
Иль, вовсе пропадёт.

Всё в мире случайно, вероятно, и, закономерно.
И, конкретный человек, и, в целом человечество,
И, жизнь-то вообще. Да и сам великий, необъятный мир.
И я, и мои творенья,
Случайно родились, закономерны и концы.
Но творческому их началу, нет конца, предела.
А каждому творенью есть окончанье.
Такова судьба, да и сама природа.

Ничто не вечно под Луною.
И в природе, и, везде,
Где мы что-либо узрим.
Не вечен и сам обозреватель.
И ему, существовать лишь
Отведён природой срок.
Впрочем, как и всему, 
В обозреваемом нами мире. 

Да, к сожалению. Мы не вечны.
Но, к активному продленью творчества, творенью,
Стремиться можно и похвально.
Ищущий, да обрящет.
Лишь творчество, само останется в эпохах и веках.

Именно про это, и, написал роман я,
В пылу ажиотажа и сомнений,
Понимая, как связано всё одно с другим.
Как всё переплетается
В единую косу быстротекущей жизни.
Неотделимо от одного с другим.

Надеюсь, хоть «он лайн»,
Встречусь с вами в следующей эпохе.
Ведь:
Надежда юношей питает,
Отраду старцам придаёт!
Живу надеждой. Её не потерять бы!

И главная надежда,
А, заодно и человеку назиданье:
Стремленье к творчеству не терять!
И, никакому Киберу, не отдавать!

Всех благ вам! До свиданья!
От множества соавторов поэмы и романа,
С кем жизнь прожил, спасибо за вниманье.               
Бочавер Кирилл.

Чуть не забыл!

Как я стихи слагаю

Уж не опять, а вечно, мне не спится.
Стихи вон просятся.
И, ночью, пока подруга спит, их писать
Никто не отрывает.

Вот и пишу, конечно, не во тьме,
Ну, может быть в потёмках.
Прости меня всевышний, за эту либерду!
Рифма-то, наружу просится.

А смысл, пока ещё, проснётся,
А рифма уж готова.
Её необходимо записать,
Иначе, под ногами крутится, мешает.

Проснулся смысл, устами шевеля.
А рифма, словами другими занята. 
Смысл же, в ожиданьи потерялся.
Вот казус! Начинай сначала!

Вечно, круговерть такая!
А вы? Чего не спишь ты по ночам.
А как же, мне ночами спать?
Мысли наружу просятся.

Тьфу! Ведь сел роман в печать готовить.
Время же, на всякую ерунду трачу.
Лень матушка, как всегда, руками водит.
А, невозвратимое бежит, не остановишь.

Вот, и, сейчас запал пропал!
Какой уж тут роман!
До утреннего умыванья, час остался.
Романом нечего и заниматься начинать.

Чёрт! До чего же я ленив!
Вечно тянет пустяками маяться!
А ведь, всю жизнь работал.
Что-ли устал?

Зато, как хорошо на пенсии поэту.
Её ты получил, поесть купил.
Поел, слегка поспал, проснулся,
И, стихи пиши, до самовосхищенья, публикуйся.

А без пенсии, беда! Где денег взять-то.
Не пушкинские ноне времена.
Вам, даже за Полтаву не заплатят.
Публиковаться коли хочешь, сам плати.

Поэтому поэту, без пенсии, просто плохо.
Без денег, кто же дасть поесть?
В приюте для бездомных накормят, безусловно.
Но только пИсать там хорошо, тепло, не дует.

А стихи писАть, под храп бомжей,
Довольно, таки, сложно.
Дожил до пенсии и хорошо!
Пиши себе стихи. Сколь хочешь.

И, даже близких, не беспокоишь.
Для публикации Стихи.ру есть.
Там сам и публикуешься, бесплатно.
Там, столь же бесплатно, и читают.

Правда, почитай, одни поэты.
Читатели, ведь, книги читают в библиотеке.
Им, видите-ли, не престижно, в Стихи.ру залезать.
Престижней книги покупать!

А где поэту денег взять на книжную публикаацию?
Поэтому, как поэт, я славлю государство,
Которое, за работу в поте лица, на протяжение всей жизни,
Позволило, на старости лет, уйти на пенсию.

И счастлив обеспеченный поэт,
Который и стихи-то стал писать,
Когда настало время, не работать,
А дремать, писать бессмертное, на пенсии.

Эх! Мне эта старость!
Пришла незвано.
Ругай её иль не ругай.
Ты по наследству мне,
Не лучше и не хуже.
Да, уж, какая ни на есть, досталась!

Родителям на том, спасибо:
Почти что долгожители.
А я, ведь их годы, уж пережил.
Ещё, быть может, небо покопчу.
Как жаль, что жизнь прекрасную,
Понимаешь, лишь, к старости.

Но уж не в силах получать
Великолепные дары её.
Но вспоминать, зато есть время,
И это может заменить,
Конечно, не совсем,
Свершения былые и стремленья.

Зато, возможность есть, их вспоминать, 
Порывшись в памяти. Живописать стихами.
Потомкам передать, чтобы внимательно читали.
Благодарили б нас, что их предупредили,
Как им ошибок наших бы не повторять.
Ведь и мы же, в круговерти, столь постоянной, жили!

Получился не просто стих, а целая поэма.
Надеюсь, вам теперь понятно, 
Как правильно стихи слагать-то.
Я рад, вас поучить этому занятью.
И вам, ведь, на пенсию прибыть,
Со временем, как и мне, придётся, опять же!

А сам я, пишу их в бессоннице,
С 2 до пяти по-утрам.
Просто сажусь за компьютер,
Ворд открываю,
Кнопками и мышью стихи сочиняю.
Чтобы себя и вас порадовать.

Обычно, не думаю, что писать буду.
Любое первое, попавшее на ум,
Слово написал, а дальше, всё, как по маслу.
Само собою пишется.
Вижу, что получилось что-то.
Читаю и ошибки правлю.

Через несколько часов, замечаю:
Рифма сбивается, пошла абракадабра.
Устал там кто-то. Заканчиваю.
До следующего утра.
Только лень, иногда, 
Процесс тот перебивает.

Итак, получается, что стихи,
Где-то там, в голове что-ль,
Сами собой, слагаются.
И не просто рифмуются,
А и смыслом наполняются.
Кто-то там, всё это придумывает.

Ну, другие поэты, стихи, может
Совсем не так слогают.
Этого я не знаю, врать не буду.
А кто у меня там сидит в голове, и мыслит.
Не докопаешься, но ясно, что в голове.
Голову же взломать! Жалко!

Вот и сейчас, Писи кудесить начал:
Со строчки на строчку перепрыгивает.
Писать мешает. 
Что-то ему не нравится.
Совсем распоясался!
Что ему хочется? Чёрт его знает!

Посидел я, подумал, выдумал.
А, ведь, ум, разум кудесит это.
Видать, моё тело, ему, жуть как надоело.
Его, уж, почему-то, не устраивает.
А куда ему переселиться,
Пока, совсем не знает.

Ну, может быть завтра, послезавтра.
Или, наконец китайцы,
Так усовершенствуют свой
Квантовый сверхкомпьютер,
Что мой ум, сам сможет
Спокойно туда перебраться.

Тут и возникнет новая эпоха.
Эпоха живых компьютеров.
Они, уж найдут способ жить и размножаться.
Мир, Вселенную завоюют.
Как мы Землю загадили,
Вселенную загадят.

А там, дальше, очередь дойдёт
И до Антивселенной.
О которой, ум мой, уже, 
Сообщал вам как-то,
Моими стихами,
О Вселенной и Антивселенной.

Об этом, очень хотел бы,
Посоветоваться с гениальной
Черниговской Татьяной.
Да боюсь, ум её, другими делами занят.
Да и живёт она далеко, в Петербурге.
(Ум для рифмы, хотел написать: Ленинграде)

Мой, благожелательный читатель,
Всю эту абракадабру
Если, вдруг, прочитает, скажет:
Чушь какая-то. Или больная (научная)
Фантастика. Или он с ума съехал.
И, небось, прав будет.

А, ведь, я, это всё взаправду!
Ей богу!

На этом, наконец, роман закончу.
А-то, он раздувается до бесконечности.
Романы-то, всегда должны кончаться.
Ведь бесконечна-то, только бесконечность!

Что ж, а теперь
Итог концовка к роману Константин Обнин

Как начинаю понимать я,
Конца Романа моего не знаю.
Его конец во тьме грядущей.
И никакие совершеннейшие из мелкоскопов, не помогут,
Гению даже квазисверхкрутому,
Разгадать, осмыслить
Все перспективы существованья разума,
Рождённого и оперившегося с человеком вместе.
Пусть, даже, его переживущего,
Иль, даже вновь рождённого,
В другом, каком-нибудь, далёком Мире.

А что родится он, и может существовать,
Понятно с появленьем на Земле.
Но мы не видим, может быть пока,
Другого, неземного его существованья.

Впрочем, это не означает,
Что в природе разумов, где-то нет.
Наверно, не един наш во Вселенной.
Но бесконечность Мира,
Не в силах их объединить.
Кто знает?

А что касается Романа,
Он продолжение других, известных ране.
Мысли, философии, переживанья
Присущи гуманитариям всегда ведь.
Те вопросы, что в Романе всплыли,
Осмыслить я пытался,
Созвучны и «Отцам и детям» Тургенева Ивана,
И ближе к «Бесам» Достоевского.
Но, они другого поколенья,
А Обнин, знает много новых знаний,
Ещё не ведомых выше означенным.
Особенно касаемо науки – экологии,
С её прозреньем угрозы людей существованья,
От апокалипсисов возникших, с опасным перенаселением Земли.
Угрозы примененья термояда, климата потепленья, вирусов всяких.

Конечно, всё это науке уж известно.
А я, в стихах, как смог, изложил доступно.

А, посему, такой итог – конец Романа,
Прошу принять, и, к тексту приложить, не промедляя.

На этом с Вами, мой читатель, я прощаюсь.
И умоляю, лихом не поминайте.
Быть может, Вам пригодяться из романа знания,
Чтобы заранее, не суетясь, тапки белые напялить!