Правда

Завернув селёдку в газету "Правда",
пот стерев замасленным рукавом,
продавщица, вроде, была бы рада
поболтать о вечном и о живом.
Чуть за тридцать, в самом соку девица,
если б кто приметил да приодел -
то, пожалуй, мог бы слюной давиться
от безрыбья рыбный её отдел.
Ну, не весь отдел, мужики б запили,
а подруг от зависти бы свело -
вот же счастье выпало ей, стропиле,
а была тихоней, селом-село.
Ничего ни с кем, вынося за скобки,
что красавец местный, из воротил,
раз её пытался прижать в подсобке,
да леща по физии отхватил.
И гляди, болтает непринуждённо
с молодым и видным о том о сём,
и возьмёт ведь дуру такую в жёны,
так и вьётся влюбчивым карасём.
Он её бы съел, это видно сразу,
с потрохами рыбьими, с чешуёй,
и она пойдёт за него, зараза,
коллективу станет совсем чужой.
Кассу сдаст, себя приведёт в порядок,
золотая рыбка, деликатес.
Губы, щёки, пара волнистых прядок,
и ещё под платьем полно чудес.
Что ж, дорожка скатертью, бога ради,
упустили рыбку в расцвете лет.
И селёдка жирная в мятой "Правде"
свой стеклянный глаз ей таращит вслед.