Двадцать девятый верлибр

Мне сегодня поведали об одной интересной женщине,
ей сегодня, кстати, исполнилось двадцать девять.
У неё золотые волосы, и глаза цвета предгрозового неба,
у неё красивые пальцы и тоненькие запястья.
У неё офигенное, – так сказали, да, – чувство юмора,
у неё непременно будут и муж, и дети,
много денег, квартира, машина, и всё, что сама захочет,
и пускай она остаётся такой же неотразимой.

А я думала: это мне говорят о той полубезумной бабе,
что три дня в том году добровольно ходила по лесу,
ночевала под ивой, жевала траву и паданцы,
пела песни нежити и говорила с нежитью.

А я думала: это о той, у которой ножи везде,
той, которая без ножа не выходит вообще на улицу,
той, которая училась стрелять на скорость,
у которой ящик тушёнки ждёт апокалипсис.

Вот об этой женщине, которая девять озёр наплакала,
главным образом – от собственного бессилия,
из-за леса горящего и военного наступления,
из-за всех погибших в больницах и авиакатастрофах.

Вот об этой, которую как-то ограбить алкаш пытался,
а она, матерясь, избила его штативом.

Вот об этой, у которой все знакомые – чернокнижники,
программисты, КМС по шашкам и ножевому бою,
медработники с трешовыми невыдуманными историями,
и юристы с историями в которых подчас даже больше треша.

Вот об этой, у которой друзья десять лет назад
на батареях вешались,
у которой весь телефон забит всяким НФ и фентези,
чтобы было чем забивать до рассвета голову,
и не слышать собственных мыслей о суглинке и чернозёме.

Вот об этой, срывавшей планы, срывавшей голос,
что умеет кричать только в стену клавиатуры,
вот об этой, в камуфляжных штанах и берцах,
с грязью под обломанными ногтями,
что увидела ад и тогда поняла: нет ада,
что увидела смерть и теперь орёт, что нет в мире смерти.

Вот об этой женщине я подумала, если честно.
Но сказала, чтобы не показаться хамкой:
да, спасибо большое, что поздравили с днём рождения.