С дедом на покосе

Дед иногда брал меня с собою на важные, государственные,  я бы  так сказала,

дела.  На покос, к примеру.

Всякий раз при слове "покос" мне видится облако мошки и комаров, чувствуется

жажда и усталость, ни рук ни ног, как говорится.

Однажды мы ворошили сено. Мои грабли наткнулись на осиное гнездо. То-то они

взвились! Что тут началось!

«Беги, доча, к ручью, ныряй!»

Дедушка Митя успел дать дельный совет – и я, помчавшись изо всех сил,  в

отчаянии нырнула в ручей. Дед подоспел и начал руководить действиями по моему

спасению. Отбились, уф!.. Было, так цапнут, вечером от кино приходится

отказаться, не пойдешь же в клуб с повязкой, да и настроение от боли уже

далеко не «культурное».

Ездили, как водится  далеко.

Кто ж в нашей стране позволит выбрать доступный участок для покоса? Дед,

полагаю, либо от депо делянку получал,  либо в каком колхозе-совхозе выполнял

условия местного начальства по строительству, а взамен ему давали возможность

покосить немного для своего личного хозяйства. Случалось и на телеге, и на

лесовозах, и пешком добираться до дальнего косогора и  управляться с тем, что

дед загодя уже с кем-то из наших накосил.

             Однажды ездили на покос в далекую алтайскую деревню. Может, в

Мостовую? Дед помогал и там в строительстве, видимо, за то ему  выделили

деляну между оврагами под сенокос. Он накосил, как водится,  загодя,  и мы

поехали с ним убирать сено. Договорившись о тягловой силе, он привел к нашему

шалашику белую лошадь. Мне предстояло (невероятно!) сидеть на ней верхом и 

возить копешки. Дед обвязывал их веревкой и потом, придерживая вилами, тянул

к  стогу. 
          
       Лошадь старалась меня не пугать, терпеливо ждала, пока  неумело

заберусь на нее и устроюсь поудобнее верхом. Удобно - не ахти, я елозила...

Но вскоре мы обе успокоились, и я старательно выполняла команды деда,

управляя  крепким животным.  Уж как возила те  копешки, остается только

догадываться.  Прежде-то верхом не ездила. Потому отчетливо помню, как болел

зад, ныли растянутые на раскоряку мышцы ног.

            Дела пошли  в гору. Копны скопились в одном месте, дед стоговал,

подавать ему сено мне несподручно, но он старался все делать сам. И вот мне

поручено отвести лошадь к хозяевам. Боязно, возразила  я. Дед настоял: пока

ты обернешься, я тут засветло управлюсь, ступай!

            Отступать некуда. Забравшись на широкую спину лошади, отправилась

в деревню возвращать животное. Казалась сама себе какой-то боевухой,

партизанкой. За веревкой, обвязанной вокруг талии, торчал топорик. Чего

боялась? Все просто – лес незнакомый, а дорога шла вдоль кладбища на

пригорке. Мне такие места всегда казались пугающими и страшными.  И опять -

отступать некуда, за мной стена леса и поля, покрытые травой. Стараясь не

выдать страха, пыталась петь и подбадривала сама себя.

            Хозяин помог мне спешиться, ободрил и тотчас отправил назад к

деду. Буквально стрелой промчалась мимо деревенского заросшего  кладбища.

И, к великому моему счастью, заприметила - дед уже вышел навстречу к

пригорку.  Вскоре я успокоилась. Но и ночевки в шалашах меня пугали. Так,

много лет спустя,  на реальной основе появилось стихотворение «Покос у

погоста»!

            В общем, покос не сахар! Люда, моя тетка, дочь деда, в  отличие

от меня, покос любила, у нее там свой интерес – ягоды, грибы, купалка,

свобода и свежий воздух, да и насекомые ее так не трогали, как меня, до

слез!.. Думаю, вся разница нашего восприятия сурового мира, природы и людей,

в том, что она росла при родном отце, а я нет, не чувствовала защиты...

Беззащитность – грустно, не смешно.

В какой-то раз, будучи взрослой, избавляясь от приглашения к сенокосной

компании, предложила половину аванса бабушке - наймите кого-нибудь. Еще на

первом курсе  руку травмировала на катке, физически работать трудно. Да и

навыков у меня в этом деле особых нет, как и рвения, впрочем.  Баба Оня и

согласилась…

А вот от копки картошки отказываться никто не смел, выходили все вместе,

наклонялись вперед - и только успевали ссыпать полные ведра на кучу. Потом,

подсушив, сортировали и отправляли в погреб,  в подполье. После чего

начиналось приятное – баня и ужин в полный рост.

Но снова и снова вспомнится трудное и досадное.

Едем в грузовой машине куда-то в деревню, то ли на пашню, то ли на покос.

Едем с горы на гору посреди алтайской тайги, густого леса. Выбоины.

Колдобины. Жуткая тряска. И это не самое страшное. Плохо вот что - после

дождя дорога делается скользкой, размытые глубокие колеи наполняются рыжими

бурными потоками, колеса елозят по глине. Машину неуклонно тянет вниз...

Мы ползем, сидя  в кузове на досках и  застыв от ужаса. Дед меня

подбадривает, а я вижу, как его черные гладкие волосы, словно ручейками,

покрываются ... сединой. Вот это и есть, ребята,  знаменитая и незавидная

русская доля, сибирская судьба. Все как-то обошлось, кузов задом дополз до

крепкого дерева, уткнулся в него, поэтому  нас не стащило в овраг. Подождали,

пока ветерком просушит дорогу, и снова двинулись вперед. Дела не ждут!