Необъятная суть

Осень златая, одёжку латая, листьями клёна шуршала.
Дождиком частым, серебряной нитью пальтишко своё зашивала.
Птица в ночи над нею смеялась: « Ты нищенкой в золоте ходишь,
В лесах заунывную песню поёшь и с золотом тем хороводишь.
Алмазной росой украшаешь пальтишко потёртое в дырах и латах.
В багряном платочке, надменная слишком, простушка ты в царских палатах.
Тебя я понять, хоть убей, не могу. Ты золото топчешь ногами.
Ступаешь вальяжно, и в каждом шагу обласкана всем богами.
Ужели ни золото, ни серебро тебя не прельщает богатством?»

«Оставь, мне богатству дороже добро, уймись, надо мной не злорадствуй!
Что золото? Пыль! Серебро - лишь вода. Как жизнь утекает сквозь пальцы.
И каждый в нём день помечен крестом, вышитым, словно на пяльцах.
А сколько  осталось той жизни? Мне впрок, увы, не нужны золотые.
Я ими любуюсь, играю и только. Они для меня как живые.
Я с ними болтаю, ребячусь, шучу  и с ветром вожу хороводы.
Бросаю листву под ноги ему и в глади хрустальные воды.»

«Ну, знаешь, наверно, сошла ты с ума!», - ей птица ночная кричит.
«Меня не прельщает пустая сума, а солнечный свет не манит.
Сквозь звёзд серебро во тьме я парю, луны наслаждаясь прохладой.
Я вечное око боготворю, любуюсь холодной лампадой.
Как белый опал сияет во мгле тот призрачный ОБраз МАНящий.
Он тянет к себе ночные созданья, магический шар восходящий.
По небу летит и сводит с ума всех житей ночи непроглядной.
А солнечный свет мне вреден, кума! Меня ослепляет изрядно.

Но третий вмешался в их разговор в ночи непроявленный ликом:
« Что создано мной, разрешу я ваш спор, то вечно и равновелико!»
Искристым потоком тот голос звучал в тиши непривычно звенящей.
И в воздухе тая, волной уплывал пленительный ТОК ИСходящий.
«Вам свет и любовь мною сверху даны, нельзя их потрогать на ощупь.
А снизу проявленный мир силой тьмы. Для вас он привычней и проще.
Я - солнце, и месяц, Я - утро, и ночь. И то, и другое – во благо!»
Искристый поток умчал ветер прочь. Верхушки деревьев, как флаги
Метнулись за ним в порыве лихом, листвой догоняя прохладу.
А осень и птица расстались на том,  вкушая ночную усладу.
Но каждый остался при мненьи своём. Им в Яви небес не постичь.
Лишь сверху видна Явления суть. Но всем высоты не достичь!