Наша жизнь на Русском поселке

Прокопьевский дом на Второй Партизанской улице – наше все. Имение. Святое.

Судьба.Опора  для моей души. Как бы ни становилось тяжело, приеду сюда – и

все восстановится. Снова наполнюсь силой и надеждами! Уже потому, что судьба

обитателей Русского поселка ныне – не завидная, непростая и многотрудная,

порой и безнадежная...

Уже не приходится жалеть, как когда-то, об отъезде в Казахстан. О прерванной

школьной дружбе, о ностальгии шестидесятых в чужом краю.

Когда улицу внезапно переименовали, детвора, не желая мириться с новым

названием улицы в честь незнакомого нам писателя, ставила лестницы и углем

чиркала буквы на белых табличках, прибитых к стенам домов. Нас пороли. Нас

воспитывали. Заказывали новые таблички, и мы снова протестовали своим

макаром... Поговорить с нами по-людски никто не догадался!

Дом наш и сегодня виден от травмбольницы.

Надо же так – самое величественное здание города является местом лечения и

спасения, очагом бед и травм...

Скромный наш дом и все-таки выдающийся, немногий из уцелевших домов частного

сектора, попавшего под снос на подработанных шахтами территориях.

До 1966 года жили и работали мои родители  в Прокопьевске. Именно этот

шахтерский - несуразный по архитектуре и расположению включенных в него

горняцких поселений, разбросанных на многие десятки километров  -  город я и

считаю своей исторической родиной. По трудовому вкладу в развитие страны он,

 безусловно, достоин лучшей участи. Как бы там ни было, в деревянном доме с

видами на зловещие обвалы  -  в городе повсеместно добывался уголь -  шло

становление моей - удивительно стойкой девочки -  терпеливой и неприхотливой,

и при том деятельной и творческой личности, боровшейся за право быть

благополучной, доброй, справедливой, мудрой, счастливой, любимой, успешной...

Получив уголок земли, родители построили дощатую времянку.

Как мы там все умещались? В ней ночевали и строители, возводившие наш дом, и

наша семья. По соседству  жили люди разных профессий. В том числе машинисты

электровозов и их помощники, ходившие на работу не по графику, а по

сигналу вызывальщицы. Придет с тетрадкой - распишись! Явись!

Когда пошла в первый класс десятой школы на Березовой Роще,

наша семья уже обустроилась в новом доме по улице 2-я Партизанская.

По моим представлениям, дом получился весьма приличный: кухня, крохотная

прихожая, зал и две спальни – родительская и наша, детская.

Планировка  дома хорошая и, в общем-то, типичная. Вступая на крыльцо –

небольшенькое, с навесиком и бортиками – попадаешь в просторную веранду,

своего рода сени выделяются по центру, слева, за дверью с крючком, находится

кладовая с лестницей на чердак.  Уж оттуда -то в бинокль будет ясно - в каком

настроении сегодня идет с работы мама, чего ждать при встрече...

Прихожая в доме с тремя дверными проемами и встроенным светло-крашеным

шкафом-гардеробом. Фабричная мебель пока в редкость... Не по карману, верно.

Зал с четырьмя окнами, квадратный, светлый, наполненный солнцем, чистенький и

ухоженный. На круглом столе с фигуристыми толстенькими ножками обычно

разостлана белая скатерть с розами, вышитыми мамиными, трудолюбивыми и

умелыми, руками. Есть идентичные вышитые накидки на комоде, на тумбочке под

радио.

Шторы дверные – потемнее, льняные, их мы сами с мамой выбивали. Мне многое

показывалось, многому учили. Старательно вышивала в детстве, помню свои

расчудесные пластмассовые желто-красные пяльцы.

Наша гордость и диковинка для всех входящих – чучела: орел, сова, тетерев-

косач и еще кто-то из небольших диких птиц. Позже над диваном появится

необычная картина - три охотника на привале - со знакомыми лицами… отца и его

друзей по охотничьему промыслу. Мама, однако, умела делать сюрпризы!

В веранде не ели, не пили чай, как задумывалось при строительстве частного

дома. Будь там крыша, то бишь потолок, наверняка бы там наша семья

питалась в летнее время года, когда готовили на уличной печке, чтобы не

нагонять жара в доме. Отсутствие такового сводило на нет все старания моей

матушки. Потому веранда в зимнее время и в осеннюю непогоду годилась лишь как

холодильник для рыбного улова и набитого на охоте зверья. Обыкновенная

подсобка с застекленными окнами!

Сенцы дома соседствовали с кладовой. Там наделаны полки. В зеленой

двухведерной кастрюле томились, в ожидании варки,  загодя настряпанные

пельмешки. Песочные печенья  радостно оттаивали в тепле кухни, где топилась

кирпичная  домашняя печь, душисто пахли. И  я не ленилась ночью, взяв

фонарик,  сходить за угощением. Как мы с сестрой (мне девять лет, ей четыре)

радовались этой добыче! Иногда я приносила сухарики и пугала сестричку.

 «Люда, мышка! Слышишь, трещит?» Успокаиваю: это я радуюсь жизни, грызу

сухари.

В детской   - вдоль правой стены  - стоят две железные кровати, для меня и

сестры. Есть небольшой стол для учебных занятий. На полу домотканые

половички, подаренные бабушкой Оней своей дочери и ее семье.
 
Слева в углу мне доводилось стоять на коленях, вымаливая за какие-то

несуразные и несущественные проступки прощения у всегда правой мамы! То мел

найдет в кармане фартука. А как без него играть в прыгалки на тротуаре, чем

размечать классики?

Окно в детской одно. В  него виден дом,  стоящий напротив нашего и узенький

переулок. Правильно, тут же имелся центральный вход в усадьбу,  основная

калитка. Рядом с ней деревянная углярка, откуда набирала топливо и носила к

печи. А в конце огорода еще держали калитку, через которую можно войти, придя

с работы со стороны вокзала, через обвалы...

Иногда в детской комнате  мы играем в «чапая» - стреляем шашками по картонной

черно-белой доске или по деревянному футляру для шахмат. Сейчас смешно себе

представить – как мы с подружкой Таней укладывались на полу детской комнаты 

и еще оставалось место. Таня стала толще меня вдвое, а я тоже смахиваю на

старорусскую матрону!

Кухня -  место наших трапез. Место, где шли споры – стоит ли кормить собак 

«от стола»…

Мама, естественно, парировала отцу, возражала. Он тяготел к нашим

охотничьим четвероногим сожителям куда больше, чем к домашним.

Место игр – летняя  беседка за вишнями. Шпалы выстроены по периметру

квадратом, в середине стол, по обе его стороны  крашеные, той же красно-

коричневой краской,  что и баня с летней кухней, скамейки. Мама выделила для

комфорта и защиты от мошкары старые тюлевые занавески, они и вправду

создавали подобие уюта в небольшой летней «резиденции». Иногда там пили

после бани чай или пиво  родители и их гости.

Баня и летняя кухня гнездились под единой со стайкой и дровяником крышей. Не

очень точно помню нашу, наверняка бытовавшую,  домашнюю живность. Думаю,

 держали родители курочек и хрюшу.  Главное богатство отца-охотника - три

 охотничьих собаки, в коих я не чаяла души. И до сих пор выделяю их перед

кошками и морскими свинками. Правда, не насмелюсь никогда погладить чужого

пса, даже мопсика…

Наша усадьба, крайняя на улице, выходила к обвалам. За проселочной дорогой –

 небольшое поле. Там, за полынью, на клочках уцелевшей от горных проходок

земли наши семьи садили картошку. Это ведь единственная возможность

прокормиться долгой сибирской зимой при небольших родительских зарплатах!

           На обвалах однажды тяпала картошку, а меня  напугал до смерти

великовозрастный балбес с сексуальной озабоченностью и желанием кому-нибудь

показать свой мочеиспускательный орган. Прибежала домой, позвала отца на

помощь. Он, разумеется, идиота не нашел... Такая там травища, полынь,  что

толку искать!

А еще привлекала летняя купалка.  Занятие малоприятное и опасное. И вот

почему. Где купались? Да все просто,  в мутных и глинистых, порой

загрязненных строительным и другим гадким мусором, обвалах - Длинный,

Круглый, Блинчик ... Не зная опасности шахтовых обвалов и не слушаясь

старших, мы тайком бегали туда в жаркие летние деньки. Прячась от прохожих в

зарослях полыни, грели пузо на глинистом скользком бережку и вновь заходили в

непроглядную тьму воды.

Родители переживали, как бы что ни случилось. Глубина обвалов никому не

известна, то, что мы видели по соседству, могло напугать видавших виды

людей... Но так хотелось поплавать, поплюхаться! В парки, Зенковский и

Тырганский, где имелись специальные пруды для купания, ездили считанные разы

за лето.

Отсутствие реки или другого подходящего водоема  поблизости вынуждало детей и

взрослых смиряться с этой проблемой. Конечно, рисковали и всякую нечисть

могли подцепить, но надеялись на щедрое летнее солнце и свой неприхотливый

 иммунитет.

 Мне хотелось поскорее научиться плавать, не любила мусор на дне и глинистые

скользкие горки под водой. Отчаянно гребла по-собачьи, этот стиль плавания и

привел меня к первым результатам. Вразмашку смелости не хватало, дыхание

сбивалось. В конце концов, своего добилась!

Вполне допускаю, что взяла в наследство целеустремленность от мамы Гали. И

все мои проблемы – это проекция ее согласия с трудной своей участью и жесткой

долей трудоголика.

Получив должность заведующей  швейного ателье на Дзержинке и уходя на работу,

она писала, нумеруя по порядку,  строгий перечень работ. Мне надлежало в

течение дня их выполнить в хозяйстве. Впрочем, и школьный дневник наполняли

задания по всем предметам. Впоследствии эта планомерность стала большим

подспорьем в моей журналистской работе. А еще позже привела к созданию

необычной  и быстро набравшей популярность Авторской  коллекции Людмилы

БУЙМОВОЙ.

Дали, помню, задание сварить рисовую кашу. А как ее варить? Пришлось почитать

«Кулинарию», огромную книгу в кожаном зеленом переплете.

Как много на свете полезных изданий! Питание - основа нашей жизни, что тут

скрывать. Отец с охоты и рыбалки много чего привозил, не голодали. Матушка –

кулинар от Бога.

Да и люди  в двадцатом веке не ели всякую отраву и чепухень, как нынешние

горожане. Тащат в рот, как дети, все подряд, до смешного. Мужик седой и пацан

малой  идут с чипсами. Милые, неужто все перемелете?

А мы знавали меню солидное: пшено вареное с молоком, борщи и щи, окрошку и

яичницу, пироги и блины, сало, маринады, солонинку.  Да и поныне - на даче

картошки с мясом натушим, колбы наедимся, дух русский в избе стоит!

Иногда случались лыжные  прогулки, тоже по обвалам или в огороде,  и катание

 с Пальмой на санках. Собаки у нас охотничьи -  спокойные, мудрые, дружные

между собой. Служат хозяину и стараются показать себя лицом, чтобы взяли в

лес поскорее.

«Рабушка!..» Так иногда высмеивали меня ребятишки с нашей улицы, если я

отказывалась выйти с ними поиграть, ссылаясь на занятость. Жесткое воспитание

– трудом, подчас непосильным – всегда на пользу молодым. Так, опираясь на

свое детство и юность, по-видимому, считала наша матушка. Прокопьевская

колонка  стояла  неподалеку в нашем  проулочке.  Дождевой воды на поливку

огорода не хватало, колодца у нас на усадьбе не было.  Упрямо носила

коромыслом  ведра с водой,  согревала ее к вечернему поливу.

Девчонки и мальчишки выходили на улицу играть. А у меня начиналась

трудотерапия. Близилось мамино возвращение с работы,  я  бегала  с лейкой

между гряд.

«Люда, пойдем играть! – кричат ребятишки из-за деревянной ограды, жаждут

общения, моей заинтересованности, энергии. Отвечаю отказом, дети сердятся   и

насмехаются  над «старушечьим» трудолюбием. Мама частенько называла меня, и

отнюдь не в шутку, «маленькой бабушкой».

То, что по хозяйству делали взрослые соседи и бабули, в нашем доме зачастую

доводилось исполнять мне в гордом одиночестве. Сестрица посещала ясли и сад,

 ее бестолковую няньку Устю, любившую без спроса форсить в маминых нарядах и

совать нос не в свои дела, родители быстренько, к моей огромной радости,

отправили назад в деревню.

К моему  десятилетию мама сшила веселый сарафан, обрадовала. И я опять

«отличилась». Увидев, что девушка - соседка с парнем, приехавшим в гости к

родным - баптистам, пошли в конец улицы, предложила пойти за ними, 

пошпионить. Интересно - просто гуляют за руку или начнут целоваться? Мои юные

гости почин поддержали. Мы прокрались в кустах смородины  и крыжовника,

подглядывали за парочкой сквозь доски изгороди.

Уже и не вспомню – обнимались они или нет, потому как зацепилась подолом

нового сарафана за колючий куст и порвала обновку! За любопытство получила по

заслугам от милой мамы.

          По жизни несу желание – хочу домой. Дом – уют, защита, прочность.

Хочу домой. Судьба все игнорирует, диктует, вмешивается. Видимо, потому

главным домом для меня стала моя душа, ее надежность – вне сомнений. Она –

моя. Мой очаг и терра.

Помню: иногда в кухню вежливо, но прытко заходит длинноухая Дэзи, папина

любимица. Выражение мордочки самое доброжелательное, надеется, угостят

невидалью. Она сразу же строит якобы незаинтересованную моську, но любезно и

безоговорочно слопает любое предложенное ей угощение. Поскольку собачка - 

званый папой «гость», вскоре ведет себя смело!

На плите, в туманно-желтой стеклянной жаровне, что-то вкусненькое есть

обязательно. Отец возит с охоты всякую дичь, с рыбалки – разнообразную и

крупную рыбу. Иногда сам все это и готовит, у него получается прекрасно, а

главное – он старается обходиться без любимого мамой томатной пасты, от нее

начинается изжога. Потому я попозже буду варить в двух кастрюлях, учитывая

это обстоятельство. Сержусь, если отец ест борщ прямо из кастрюли. Никогда к

этому не привыкну в жизни. Есть тарелка для каждого, чем плохо?

Папа Саша водил составы с углем и прочим кузбасским богатством, или же

работал на «толкаче», помогавшем вагонам преодолеть трудные участки дороги и

подъемы, формировал составы в путь. Работа ненормированная, потому в семье

царит  негласное правило: заботиться, чтобы отец был сыт, высыпался, чтобы

его железнодорожная форма содержалась в порядке, а в балетке – служебном

рундучке - вовремя появлялся свежий запас провизии, домашней еды.

Выручала дичь, рыба, хранили все это в уличном погребке со льдом. Готовили

мясо в стеклянных мутно-желтых жаровнях. Отец тоже умел тушить зайчатину,

утятину и птиц.

Хлеба и зрелищ, как говорится...

С этим миром я начала знакомство непосредственно через книги, фильмы и

почтовый ящик. Ждала почту. Читала газеты и журналы.

Журналы - громко сказано."Охота и охотничье хозяйство" и журнал мод. Медведи

в комиксах гоняли охотников по лесам,потому я дала себе слово писать в

будущем добрые книжки для взрослых и детей. И ведь сдержала слово девчонка!


Пристрастно смотрела телевизор у соседей и всякий фильм в кинотеатре

становился для меня важным событием – учись, как надо жить, вот что есть на

свете, учись, старайся, выбирай, наслаждайся!

Гуляли взрослые  за столом в зале. Особых возлияний не припомню, просто

весело и сытно, с домашним пивом – брагой. Приезжали родственники,друзья.
 
… В доме еще не штукатурено.  Мы топим печку в кухне. Боками она выходит в

зал и в родительскую спальню, вход в которую идет из центральной комнаты -

зала. Шерохтят дешевые бумажные обои и другие бумажные листы,  прикрывающие

стены, собранные из шпал (а может, из бруса). Меж пазов лохматится пакля. Дом

 садится. Сохнет, встает на место. Главное, перебрались до морозов в дом из

летней времянки… Азартно кидаем на плиту прытких рыжих тараканов, выглянувших

 из пазов и пакли, воткнутой в них.  Есть еще обитатели – жирные черненькие

двухвостки, никому на свете не нужные, и тем не менее здравствующие до поры-

времени… Плиту они не любят, скачут от жара и мрут, радуя нас, детвору,

очищением жилья от тварей, хотя и божьих.

Куда приятнее делать   печенки – жаренки: мамина сестренка, тоже Людмила,

учит нас делать их просто и весело.
Нарезается узкими пластиками картошка и печется прямо на плите, разумеется,

где жар потише. Это чем-то похоже на печенку- картошку, которую готовят в

огороде в сухой горячей ботве в период «красной борозды»…

На охоту с папой Сашей ездят его верные спутники – охотничьи собаки. Дэзька,

к примеру. Коротколапая его любимица, красивая, хотя и малого роста, уши по

полу волочатся практически, зато миляга. Еще у нас есть и черно-белая

спаниэль Пальма, и коричневый гладкошерстый Чарли. Мама на отца бурчит:

«Скоро и нам будешь говорить «Место!» Он не унимается, заводит собак в дом и

предпочитает их угощать, лишь бы  верно служили во время охоты.

Заядлый охотник и рыбак, он часто отлучался и привозил значительный улов и

добычу. Его белый маскировочный наряд терял первозданный свежий вид. Лицо

становилось усталым и темно-красным,  глаза щурились от недосыпа, но гордый

вид выдавал победителя тайги или степи.  К маминым ногам сыпались трофеи -

лиса, заяц, куропатки, чирки, щуки…

Мне сложно брать  в руки и свежевать добычу наравне со взрослыми или в их

отсутствие.. Этих подмороженных, обжигавших своей студеностью мои зябкие

ручонки в цыпках, зверей и рыб, выложенных на веранде в тазы для разделки и

чистки чешуи. «Зайка беленький, зайка бедненький»,  – вырывалось из моих уст

при виде ...  Но надо, тем ведь, бесспорно, кормилась семья  в трудное время,

 когда денег не хватало на покупки в магазинах.  Рынок? Туда только на

экскурсию, с пустым кошельком!

Больше помню собак! Меня с ними тоже связывала теплая дружба. Они ведь

пребывали на усадьбе, когда весь день я там хозяйничала одна. Лаяли, если у

калитки, в проулке или со стороны обвалов,  появлялся  кто чужой, помимо

соседей могли забрести за подачками цыганки. Не понимаю с детства такого

паразитического образа жизни за чужой счет.

 Много водилась с собаками, кормила, ласкала, дошло дело до того, что стала

угасать девочка. Оказалось, во мне притаился огромный клубок здоровых

глистов. Они что-то серьезно напакостили в моем организме, от них добра не

жди!

Виктория, смородина, ирга (в словаре так и  не нашла правописания ягодного

дерева), крупный зеленый и рыжий крыжовник в деревянных оградках. Грядки в

порядке. Родители находят время все успевать, они молоды и энергичны. Рады

своему личному дому. Это так приятно и интересно вспоминать!

А мамино резкое поведение я теперь объясняю ни чем иным, как

неудовлетворенностью, желанием  достойного признания ее великих усилий на

работе и в семье. Все считали, что так и должно, а ей хотелось одобрения от

тех, для кого она старалась. И второй момент стал ясен. Если женщина не имеет

 самоуважения, не требует взаимности в любви, все остальное ей, говоря

русским сленгом простонародья.  до фонаря, по

фигу... Грустный момент истины. Задавать тон – наше право.

И опять же – в военное время мамино детство не было насыщенным теплыми

словами и легким домашним трудом, она работала с матерью на равных и грубый

 гуж тяготил ее детские плечи.

Вернемся в Прокопьевск. Помню малину в конце огорода. Соседские усадьбы

обступали нашу с двух сторон. За дорогой, идущей вдоль частных домов,

напрямки  начинались ничьи земли  и  неприятно зевающие грозные обвалы,

затянутые полынью и другой сорной травой. За ними виднелись незатейливые

улочки и возвышающаяся над ними,  грандиозная своей архитектурой,

травмбольница, где мне тоже зашили рану на ноге.

 Да, имеется в моей биографии героический эпизод! Спасла малыша соседей...

 Зашла к подружке,а  их баба Люба спустилась в подпол. Славка привстал в

качалке, заглядывая вслед за ней. Он бы улетел в этот злополучный подпол, но

я метнулась и толкнула его внутрь кроватки. Он сел на задницу, зато я улетела

 вниз и зацепилась ногой за скобу. Тут вдруг появилась тетя Лена. Вовремя она

вернулась с работы, намотала пеленку и понесла меня, истекающую кровью, в

Травмбольницу, где меня «починили»...

Ансамбль гордый – Травмбольница.

И музыкалка... Все путем.

Вечерами ребятня, игравшая на проселочной дороге вдоль усадеб, начинала

приглядываться. В темноте маячили огоньки-светлячки на шахтерских касках.

Рабочие устало шли в робе, в тяжелых резиновых сапогах и  серьезно

приветствовали нас. Здоровались и мы с ними, предлагая то воду, то

незатейливые угощения. Уважали их за тяжелый труд, за чумазые лица, за

 усердие.

Когда судьба приведет меня, члена Союза журналистов России, на работу в

«Горняцкую солидарность», пойму – не случайно. Буду с энтузиазмом  и

почтением  воздавать должное шахтерскому героическому труду.

Сложная, явно не женская, должность едва не привела меня к печальному

финишу... Находиться в непосредственной близости с негативом, жесткими

событиями во имя выполнения производственного плана любой ценой – не каждой

дамочке тут сдюжить! А аварии все повторялись...  «Держательница Мира, Камень

несущая» теряла силы на глазах, искала опору. Тщетно!

Воспоминания восстанавливали силы...

Мне доводилось, уговорив отца, помогать ему заряжать патроны для предстоящей

охоты. С самым серьезным и важным видом я усаживалась рядом с ним за круглым

столом зала, ссыпала специальной мерочкой в картонный патрон порох, дробь и

что положено, вкладывала пыж, позже отец зажимал все этой сверху

технологичным инструментом.  Невозможно меня отогнать. Ему как-то приходилось

 мириться  с юной помощницей, интересно, доверял ли или нервничал,  дело-то

нешутейное, оружие.

Не думаю, будто меня очень волновали охотничьи дела. Но возле отца я обретала

силу и независимость от мамы, которая вечно давала поручения и задания.А тут

мы занимались делом, изредка обмениваясь вопросами-ответами-советами, почти

молча и сосредоточенно, словно шла хирургическая операция…

Часто мне доводится в одиночку идти в школу. Одна  еду  в музыкалку. Видимо,

 потому много мечтаю.  О чем? 

Жить возле моря или чистой реки, невдалеке от березовых рощ.

Жить в благоустроенном доме, где печь не топят, а тепло, как в школе, подают

из котельной.

Или бы пожить в доме на высоком этаже,  бегать, как бегают девчонки в фильмах

о московских школьниках, по лестничным пролетам, по ступенькам, помахивая

портфелем. И чтобы в квартире имелся  балкон, оттуда будет виден почти весь

город. Да, город, наверное, слишком, пусть тогда будет видна хотя бы одна

сторона улицы!

              Прокопьевский дом – наш оплот, наша терра, наше имение. Он

святое для моей души. Как бы ни становилось тяжело, приеду сюда – и все

восстановится, наполнюсь силой и надеждами!

Наш дом – моя  защита, моя боль, моя судьба. Спасибо, что он был в моей жизни

и наполнил душу той стойкостью, которая дает силы жить дальше! Низко кланяюсь

его стенам!