Апология Декарта. Мысль третья - зеркальная

     Мысль третья - зеркальная.
     Обратная связь.

     Декарт рассуждал приблизительно так. Даже, если я сплю, даже если я обманываюсь, даже если мне все эти идеи лишь кто-то навязал, но всё же, они ведь во мне имеются - эти идеи, они существуют. Допустим, что они существуют не в качестве истины, а в качестве лжи, обмана или продолжительного сна - ну и что с того? Ведь когда я сплю, именно в это время, всё, что я вижу во сне для меня реально, и эта фантастическая связь не просто для меня одного существует, но существует и вообще в качестве такой вот фантастической, идущей во мне связи, поэтому когда я просыпаюсь, я не могу сказать, что ничего не было, но я говорю, что был сон. Потому что и сон есть какая-то реальность, пусть и фантастическая, и я её даже как-то переживаю, и более того, я переживаю её не только в самом сне, но и после того, как проснулся. Любой сон это не "пустое место", это нечто. И вот за это "нечто" Декарт и хватается, допустив в начале через сомнение самую крайнюю призрачность данного нечто.

    Есть нечто во мне самом, это некоторые идеи, и хотя я не знаю откуда они взялись, я знаю, что они есть, пусть и в одном из самых призрачных своих качеств. В этом Декарт уже радикально отличается от обыденного и привычного способа мышления о таких проблемах. Ведь рассудок, когда он здесь берётся за дело, произнося фразу "может быть мне всё это только снится" - этой же фразой и заканчивает, он считает, что "всё сказал", он считает, что всем и самому себе показал такой фразой ненадёжность всего. Между тем, как эта фраза должна была быть только прелюдией к истинным размышлениям. Как говорится, где профан заканчивает, там мастер начинает. И вот он мастер: пусть жизнь - это сон, каким же образом сон реален? Мастер делает следующий шаг, а не останавливается. Доказывать не существование вещей вне нас тем, что мы можем спать и обманываться по их поводу - это игрушка, забава нашего ума, это ещё не серьёзно. Потому что тогда: а кто видит сон? Кто он? А что он видит во сне, если не правду? А почему видит? И все вопросы остаются и ни один из них не снимается.
И разве что самый дубовый догматизм может несколько поколебаться и обрести чуточку сомнения - вот и вся польза от такого доказательства несуществования вещей и нас.

    Декарт же рискует идти прямо из сна. И даже, если бы мы не хотели представлять себя, смотрящими фантастические картинки, Декарт всё же направляет нас в эти колебания реальности: сон-явь. Но он не базирует на этом свои доказательства, а всего лишь использует эту шаткую почву как отправную точку для поиска очевидности и достоверности. Мы приняли то, что мы спим (допустим), но давайте же теперь посмотрим на то, что нам снится. Нам снятся идеи, и они разные, и не просто разные, а характерно разные. И Декарт начинает наблюдать каким образом они характерно различаются, и вот что он обнаруживает.

    Первое, что можно обнаружить, говорит Декарт, заключается в том, что если эти идеи принадлежат мне, то я их легко и по собственной воле меняю как угодно. Ну например, я представил себе крылатого коня, которого не существует в природе (но это так в скобках, поскольку у нас нет пока ни природы, ни проверки или критерия для неё). Так вот, я представил себе крылатого коня. А теперь, я с такой же лёгкостью с какой представил крылатого коня, представляю, что крылья у него отпадают и вырастает дельфиний хвост - при этом моя идея продолжает существовать как ни в чём ни бывало. Далее, если я захочу, то приделаю этому коню руки, и вообще трансформирую его как угодно, и при этом я буду продолжать думать, что передо мной конь (как, кстати, и делают дети когда они рисуют, показывая на нечто невообразимое и говоря - это мышка). Дети как раз и занимаются таким произвольным производством идей "во все стороны". В идеях, которые произвожу я сам, - говорит Декарт, - я не затрудняюсь. Я не встречаю здесь никакого сопротивления материала, потому что я легко отбрасываю материал в любую сторону. Я наслаждаюсь "свободой", я - воистину демиург, каким и ощущает себя ребёнок - почему бы ещё и вот это не попробовать?

    Но... тотчас же произносит Декарт, когда я мыслю или представляю себе треугольник - всё кардинально меняется. Я нахожу, что он не может быть квадратным, круглым или растянутым в длину в одну прямую линию, потому что тогда он будет именно этой прямой линией, а не треугольником, будет квадратом или будет окружностью и перестанет быть треугольником. Итак, говорит Декарт, я обнаруживаю в себе такие идеи, с которыми я не могу произвольно, по собственному усмотрению как угодно обращаться. Потому что эти идеи содержат какую-то закономерность, и не просто логическую, а даже очевидную, созерцательную. Конечно, я могу, как ребёнок назвать круг треугольником и даже могу сделать вид, что самому себе поверил, но от этого я не перестану иметь идею треугольника, и она будет явственно, ощутимо иной, нежели мой произвол. Таким образом Декарт обнаружил в своих идеях важнейшую черту: без всякого сравнения с внешними предметами, сами идеи - даже посреди самих себя - реально различаются на произвольные, и на заданные с какой-то необходимостью. Не надо внешних предметов - убеждает нас Декарт, - вглядитесь внимательнее в одни только идеи, и вы увидите эту разницу. Я могу приделать крылья коню, но четвёртую линию треугольнику приделать я не могу.

    Что же из этого следует? Декарт не торопится с выводами. Он говорит осторожно и под знаком всё того же самого сомнения: в таком случае возможны два варианта. Один вариант, что эти идеи необходимы для меня потому что они заданы мне кем-то или чем-то извне, и именно поэтому я не могу их переделать по собственному произволу и желанию. Либо второй вариант, что они - моя собственная необходимость, о которой я просто пока ещё не догадываюсь (причём в этом втором варианте мы сразу же можем узнать Иммануила Канта: пространство и время - априорные формы нашего чувственного созерцания, которые мы ошибочно приписываем материальным объектам вне нас). Здесь мы видим как размышления Декарта уже задают и предвосхищают новую ветвь философии. Однако сам Декарт, взвешивая оба варианта на своих "золотых весах", приходит к выводу, не совпадающему с выводами Канта. Как же именно Декарт "взвешивает" свои варианты? Он идёт по такому пути. То, что в треугольнике оказалось необходимостью, на самом деле оказалось протяжённостью, так что не созерцай я пространства и величины, я не смог бы сказать, что прямая это кратчайшее расстояние между двумя точками, и что сумма углов в треугольнике не может быть больше суммы двух прямых углов. И таким образом, я повсюду обнаруживаю эти величины, эти фигуры, эти протяжённости, эти простирания, повсюду... кроме... одного-единственного исключения - моих идей о самом моём мышлении. Как скажет, опять же, чуть позже тот же самый Кант: во внутреннем созерцании самого себя нельзя обнаружить никакого пространства, никакого места, и никакой величины (если только не приписывать величину времени, что мы и делаем). Но Декарту здесь впору уже во второй раз кричать: "Эврика!".

    Потому что, если бы эти идеи с необходимостью принадлежали именно мне, они бы не исчезли в моём самом очевидном для меня "я мыслю". Но они исчезли, мои мысли и идеи не занимают определённых мест и не имеют внешних относительных размеров. Но тогда протяжение не есть моя окончательная суть - делает вывод Декарт, - ведь в мышлении я от неё свободен, и тогда так получается, что я должен признать телесную или протяжённую природу для меня привходящей, как выразился бы Аристотель, признать, что она навязана мне с некоторой необходимостью извне. И следовательно, нечто такое, что воздействует на меня в этом смысле, - существует, и существует не просто во мне, но и вне меня. Вот вам пожалуйста, простое и ясное как божий день, доказательство и признание существования внешнего мира вне нашего мышления и сознания..

   Но Декарт произвёл все свои медитации настолько мягко и настолько глубоко, что их попросту никто так и не понял. И спустя 150 лет, Кант позволил себя написать, что у нас до сих пор нет доказательства внешнего мира вне нас, нет обоснования его существования, и что это сандал для философии. А вот я бы назвала скандалом для философии нечто иное, например, - получить такие доказательства по почте и прочтя их, совершенно пропустить мимо и не заметить, и сердиться потом, и недоумевать по поводу того, зачем же Декарт весь мир упразднил и оставил только своё Я с мышлением, между тем, как Декарт как раз через своё Я и мышление показал обоснование всего внешнего мира. Привычное дело для обывателя - выдавать свою слепоту за чужое, но скандал и какой скандал заниматься тем же самым для философии и философов. И по сей день Декарт не узнан в том, о чём он писал.