Он встаёт, преимущественно, по будильнику
в прозу дня, на ценз, на синопсис дел.
Он так просит лирического подзатыльника,
А ему в ответ:
«Ты чего хотел?».
Он солёный, он сложный до неприличия
И зачатый, мне кажется, в невесомости!
В замешательстве, в вере, переодически..
Или лучше сказать –
В неуёмности.
Взгляд его оттискный, обрезающий
все предлоги на равенство и созвучие.
Он уже в действительности обостряющего,
А ему в ответ:
«Это дело случая».
Эрогенный, взволнованный, выражающий препятствие,
Подавляющий в себе озноб старшеклассника..
Он уже сучью лет в её резервации,
А ему опять:
«Это в духе праздника».
Спекуляция опытом искушённых зачинщиков!
Они все: про силу трения, про рефлекс и правило!
Он – отказу привинчен. Он голодный. Он взвинченный.
«Ты бы видел, как
она рот раззявила».
Он умеет с ней в лоб, в виде чьей-нибудь разницы,
Говорить о бесстыжем – совсем не пошлое.
Розовеет, стремится и снова пятится
Это чувство смущённо
основоположное.
Долевой инстинкт, вечный фатум прошлого:
Эту ломку ни высказать, ни зашторить.
Им всегда не хватало,
одного – невозможного,
А они ему:
«Вас легко рассорить».
Виноваты оба и на протяжении
оба правы, – шаткие друг для друга.
И, казалось бы,
тут – рецидив взросления,
А они ему:
«Это суть недуга».
Он контрастнее с каждой новой пощёчины,
И ему к лицу правомочность шрама!
Им бы целую вечность ещё так морочиться,
А ему в ответ:
«Разве жизни мало?».
На кану два центра, две самобытности:
Обречённые детством.
Но скоро всё кончится.
А они, так гуманно, до инвалидности,
Говорят ему:
«Компромисса хочется».
М.V/
Свидетельство о публикации №121110306932