Она была чертовски хороша

Она была чертовски хороша
Своей цветущей юностью девичьей,
А я, воспоминаньями дыша,
Был сильно пьян до верха неприличья.

Приспичило мне срочно позвонить,
Но будка была занята девицей
И вот тогда во всю хмельную прыть
Я начал безобразно материться.

Я крыл судьбу нетленным языком,
Все, что о жизни думал, я озвучил,
Язык  был мне  до армии знаком,
А в армии был тщательно изучен.

Я матом пел как курский соловей,
Но не попал в ашуги и акыны,
Она была как раз из тех людей,
Которые не терпят матершины.

Глаза ее взглянули на меня
И я немедля кончил сквернословить,
Нет я не протрезвел и не обмяк,
Но мой язык застыл на полуслове.

Она вышла из будки и пошла,
Я понял вдруг: уйдет – осиротею!
Мне захотелось сжечь себя дотла,
Но только, чтоб гореть совместно с нею.

Я мямлил ей какие-то слова,
Потом пролил потоки  красноречья,
Я был неубедителен сперва,
Но нет искусства выше живой речи.

Покаялся я искренне ей  в том,
Что наболтал, и вопреки устоям,
Мы дальше зашагали с ней вдвоем
И это нам понравилось обоим.

Она была чертовски хороша
Своей цветущей юностью девичьей,
А я, воспоминаньями дыша,
Был сильно пьян до верха неприличья.