Душевная сила и духовная слабость

Ирландский пантеист С. Эриугена когда-то сказал, что Священное Писание заключает в себе бесчисленное множество значений, и сравнил его с переливающимся разными цветами оперением павлина.
А столетием позже испанец-каббалист добавил, что Бог создал Писание для «сынов израилевых».
Стало быть, существует столько Библий, сколько читателей! Это высказывание справедливо не только в отношении Писания, но и в отношении любой книги, которую стоит перечитывать!

Писать книги не забава, а труд, сопереживание герою, о котором рассказываешь, даже если этот герой ты сам.
Каждый пишущий выводит на бумагу свои мысли о жизни из собственного опыта, и рассказы появляются, как мне кажется, из этого же опыта. Иначе получится вранье, звучащее неубедительно и фальшиво.

Столько стихов я перечитала за последнее время, столько строчек в себе взбудоражила! И пришла к важнейшему выводу, что чтение стихов — это действительно одна из форм счастья, потому что они отзываются «живой болью» в нашей душе!

…И зазвучит под струнами тугими
такая грусть в бездонной тишине,
что ощутишь ты пальцами своими
живую боль в натянутой струне…
(В.Хатюшин, «Романс», 1980)

А как отзовется душа на рассказ, повесть, роман того же автора, чьи стихи только что читала?
Первые три тома (поэзия и проза) из шеститомного Собрания сочинений Валерия Хатюшина стоят у меня в доме на самом почетном месте, и я чувствую дружеское притяжение каждой из книг в бордовом переплете.
Сегодня почему-то «притянул» меня третий том. Это том прозы. Захотелось идти в неведомое, чтобы встретиться с новыми героями, далеко не поэтическими, а «совершенно земными» — реальными. Рассказ, который я только что прочитала, называется «Перед уходом».

«Серый осенний день угрюмо погружался в вечерний сумрак. Хоть и редкие, но тяжелые капли дождя, гонимые порывистым ветром, с шумом падали на карниз, забивая еле слышимый, торопливо-ровный стук часов, стоящих на книжном шкафу…» — так начинается рассказ, в котором и осень, и стук часов — образы, замкнутые в своей географической конкретности, готовят читателя к восприятию происходящего.
Осенний сюжет в рассказе заявляет о необходимости закончить, завершить начатые дела, разобраться, распутать то, что давно запуталось. Именно в это время года происходят самые тягостные события в жизни главных героев.
Время в рассказе движется очень быстро, а порой так хочется, чтобы оно остановилось.

Вадим, главный герой повествования, недоволен жизнью, в которой пытается многое понять. Его раздражают и «гудящий гвалт» за стенкой, и «холодная, неприятная тьма» в комнате. Когда всё успокаивается, он слышит «торопливый стук часов», «неровную дробь капель, падающих на карниз».
Замкнутое пространство, в котором находится герой, предполагает пристальное вглядывание в его окружение, детали интерьера, быта. Ценностная иерархия нужных вещей и предметов героя сводится к настольной лампе, письменному столу и Новому Завету. Казалось бы, всё остальное — лишнее. Он внутренне уже рад даже тому, что «жена опять придет поздно» — «так лучше».

Только в полной тишине он может вести разговор с Книгой, помогающей ему в жизни. С ней он не одинок, он может найти в ней нужное и полезное: «Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину; ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам...»
Кроме сакральных предметов, имеющих символическое значение, есть в рассказе особенный образ-символ, ставший и знаком одиночества, и знаком контакта с другим миром, и знаком надежды на перемены, и метафорой взгляда с высоты, с той высоты, которая источает Божественный свет. Символ этот — окно, с которым многое связано в жизни героя.

«Прочитав эти строки, он встал из-за стола и подошел к окну. Перед его глазами простирался вечерний город, залитый искусственным светом. Взгляд его привлекла темно-синяя полоса холодного осеннего неба, застывшая на закате. Эта зыбкая небесная полоса над сияющим желтыми огнями городом, казалось ему, таила в себе единственную для его души надежду на какой-то просвет в оставшейся жизни».
И в этот миг «он услышал, как хлопнула дверь его квартиры». «Хлопнула дверь» прозвучало в рассказе, будто хлопнул выстрел — и не один раз! Позже читатель услышит «хлопки железных дверей соседей»…
Тема сложных взаимоотношений мужа и жены не нова в литературе. В рассказе мы не видим предыстории отношений, но понимаем суть конфликта в семье, где авторская позиция явно на стороне Вадима.

Жена Марина пытается найти объяснение своим поступкам, она защищается как может:
 «Я тебя больше не интересую как женщина и как жена», «надо же мне с кем-то общаться», «из тебя за весь день слова не вытянешь», «сидишь в своей комнате, как сыч, над книгами», «ты занят своей жизнью, в которой мне нет места», «ты совсем от меня отдалился»…

И снова важная деталь! «Он опять приблизился к окну. Ночных огней в домах стало меньше, город погружался в сон. И синяя полоса неба, недавно мерцавшая на закате, тоже исчезла во тьме, не оставив ни малейшей надежды на какой-то просвет в его жизни».

Герой одинок в семейной жизни, но мы не видим в рассказе, как он, глубоко верующий человек, пытается наладить то, что разладилось. Он, как мне кажется, смирился с тем, что «от жены начало греха, и через нее все мы умираем» (Сир. 25. 27). Но ведь «мужья так должны любить жён своих, как любят свою собственную плоть. Кто любит жену свою, любит и себя».

Любовь проявляется в жертвенности ради другого, любовь прощает проступки, она проявляет сострадательность и делает многое ради ближнего. Мудрый муж, из книги Притчей, 31-й главы, хвалит свою жену и говорит ей слова любви и ободрения.
В рассказе же Вадим уходит от проблем к своему письменному столу и Евангелию. «Подойдя к письменному столу, он вновь присел и опустил взгляд на строки Евангелия: «Истинно, истинно говорю вам: вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет…»

Ни разу не сказал герой ни одного ласкового слова в адрес жены, лишь однажды погладил ее по голове и «уже готов был прослезиться вместе с ней».
А утром Вадим дожидается, когда жена уйдет на работу. И снова деталь — «громко хлопнула входная дверь». Героиня демонстрирует свое недовольство, но мужское безразличие оказывается сильнее любви. Нет ни одной попытки со стороны Вадима к окончательному примирению или окончательному разрыву.

Сложный мир взаимоотношений заходит в тупик, и Вадим, к сожалению, не находит рецепта семейного счастья в Книге, ставшей ему частью жизни. «Жена уже более года как перестала готовить ему завтрак», — звучит как приговор!
«Ладно, переживем и это» — смирение или ложное смирение Вадима? Принимает ли герой любую жизненную ситуацию с миром в душе, без возмущения, без негодования и злости, без прочих порывов? Все-таки… нет.

Под рукой талантливого писателя Валерия Хатюшина предстал семейный конфликт, о котором можно рассуждать, спорить до бесконечности.
В этом ценность рассказа с символическим названием «Перед уходом». В художественно-философском смысле «уход» — это не конец, это какое-то новое начало, какое именно, покажет время. А пока — уходят, к сожалению, близкие люди, уходит осень, уходит любовь. Суровым, страдающим, но все-таки добрым кажется герой в сценах перед последним актом жизненной драмы.

Положительно-счастливую семью в литературе отыскать непросто. Во многих произведениях русской классики супруги — «два ненавидящих друг друга колодника, связанные одной цепью, отравляющие жизнь друг другу и старающиеся не видеть этого… живут в таком же аду» (Л.Н. Толстой).

Рассказ «Перед уходом» условно распадается на две части. Часть рассказа Валерия Хатюшина о самой сокровенной стороне человеческой жизни, о воспитании чувств и культуре эмоционального поведения мужчины и женщины. Психология семейных отношений многое определяет в судьбе отдельного человека. Счастье двоих, ограниченное стенами семейной квартиры, как утверждает Валерий Хатюшин, истощается, принимает уродливый вид, если нет общих устремлений, если нет желания обогащать свою душу.

Совершенно иным мы видим героя с бывшим армейским товарищем Гришей Петровым и с другом по институту Алексеем Петровичем. Его «активное» «что-то случилось?» и «через час буду» вызывают большое уважение. Герой рассказа, казалось бы, живет в ожидании готовности жертвы и самопожертвования — не без влияния христианской морали — где он будет нужен в полной мере в отличие от семьи.
Наблюдая за языком рассказа В.Хатюшина, прихожу к выводу, что он обладает удивительной силой внушения! Слова, выражения, лексические повторы подают такие сигналы, нацеливающие читателя на домысливание, на работу ума. Живое слово рассказа иногда спорит с читателем, иногда говорит убедительно, афористично, если это необходимо:

«Инвалиды эти напоминают нам, — подумал он, — что есть на земле истинное горе, помимо всех наших мелких неурядиц и огорчений, которым мы придаем зачем-то огромное значение...»
После встречи с Гришей-инвалидом Вадим понимает, что жизнь, вообще-то, прекрасна. И пейзаж в этом конкретном случае является своеобразным аккомпанементом психологическим переживаниям, эмоциональным волнениям и душевному состоянию героя. Душа Вадима словно ожила, пробудилась после томительной спячки и «запестрела цветами»:

«Когда он вышел из метро, стоял теплый солнечный день. Конец сентября, похоже, разразился настоящим бабьим летом. На пожелтевших деревьях и кустах радостно щебетали воробьи, и снова, раскрывшись, запестрели цветы на клумбах».
Встреча с Алексеем Петровичем, крайне близким по духу, показывает, что для главного героя важно быть «на одной волне», важно находить «в общении взаимный душевный отклик и интерес». И даже когда герои молчат, они чувствуют друг друга: «Они несколько секунд смотрели друг на друга, и каждый из них через свой взгляд физически ощущал душевное состояние товарища».

Сцена прощания с Алексеем Петровичем, где он говорит, что Вадим непременно будет долгожителем, потому что есть в нем «душевная сила», которая будет его «крепко держать на земле» — одна из ключевых в понимании центрального образа рассказа.
«Вадим вышел на улицу. Солнце дышало последним осенним теплом. На карнизах ворковали голуби, стаи воробьев с шумом перелетали с деревьев на газоны, с газонов на тротуары и обратно. Зелено-рыжая листва замерла на своих ветвях, словно раздумав спадать на землю. Природа наслаждалась жизнью и теплым благоуханием перед скорой неизбежностью холодов и долгого замирания. Глаза хотели радоваться всему вокруг, но всё, что было перед глазами, не отвечало душевному состоянию Вадима».

Природа в этот момент — немой свидетель переживаний героя, она сама олицетворение жизни, а Вадим вынужден чувствовать приближающуюся смерть друга, единомышленника, родного человека. Пейзажная зарисовка, как и весь рассказ, носит философский характер. Герой задумывается о вечной жизни, о ее смысле.
В конце рассказа автор снова «дает надежду» своему герою — жена оставила записку: «Приду сегодня в шесть вечера. Будь дома. Целую».

«За окном, как и вчера, сияло синее безоблачное небо. «Господи, странная эта штука, жизнь... — думалось ему. — Бросает нас то вверх, то вниз... И ведь совсем немного надо, чтобы душа порадовалась жизни...»
Но снова «жизнь на краю своего гнезда», а не в его центре мешает Вадиму быть счастливым. Он оказывается лицом к лицу со смертью своего приятеля, и наступает отчаяние, безнадежность и непонимание. «Сегодня хочу побыть один», — бросает он Марине, которая готова его понять, выслушать. А как хотелось, чтобы Вадим поступил по-иному!

Сила таланта Хатюшина-прозаика в умении воздействовать на душу читателя, в способности и умении заставлять сопереживать героям, верить, что они реально существовали или существуют.
Слова друга в прощальном письме, где ключевое в том, что «человечество идет всё дальше от Христа», звучат немного пафосно, немного отчаянно, немного грубо. Оценивая прочитанное, Вадим снова рассуждает о жизни: «…Не может каждый человек постоянно думать о своем предназначении. Иначе... Иначе — жизнь остановится... Но время еще не пришло... Пока рождаются дети, мир не погибнет...» В жизни каждого человека автор видит нечто трагическое: либо свое, либо составленное из обстоятельств, случайностей.

Финальная реплика в адрес жены: «Какие тут Сочи!..» — снова разделяет глухой стеной Вадима и Марину. Снова герой не находит правильного решения в сложной ситуации.
Действительно, «Бог любит человечество как Своих детей.
Наказывает, учит и любит. А остальное уже зависит от нас...» То, что зависело от Вадима, как ему казалось, он сделал. А мне, как читателю, кажется, что нет. Автор умышленно не сообщает, что происходит с героем за кулисами повествования. Мы не знаем о его переживаниях, о его внутренних муках, и любовь Вадима к жене или же нелюбовь остаются для читателя нераскрытыми до конца, но читатель хорошо знает, что есть в нем «душевная сила», чтобы справиться с любым испытанием, в том числе и любовным.

Рассказ, полный драматизма, сложных психологических ситуаций, внутренней борьбы и самоанализа, заканчивается — по принципу контраста — тихой и мирной картиной, изображающей естественно-жизненную ситуацию:
«За окном ярко синело безоблачное сентябрьское небо. От легкого дуновения ветра спадали на землю пожухлые листья с городских деревьев. На тротуарах мельтешили сизые голуби. Стаи воробьев перелетали с газона на газон. Молодая женщина у подъезда качала детскую коляску, в которой плакал ребенок».
Но это другая женщина, и другая семья, где ребенок, которого не было у Вадима, — смысл семейной жизни.
 
Дитя — плод любви — символическое бессмертие, указание на абсолютную реальность Бытия открывает перспективу развития и существования человека. Этот символ совмещает в себе начало и конец, является выражением абсолютной реальности, которая уподобляется идее бессмертия маленького семени, зернышка. Эту сокровенную суть Мироздания Вадим понял, но она была закрыта для его жены, потому ее слова «жизнь бессмысленно проходит» — единственно верные, сказанные ею как приговор.
Жизнеутверждающая концовка рассказа радует читателя и вселяет надежду, что герои найдут ответ в Книге жизни, и стена, разделяющая их, рухнет!

 Да, так хотелось бы…
Но все-таки в этой семье, как многое мне подсказывает, стена непонимания не рухнет. Сцены исповедального пространства главного героя никак не совпадают со сценами раскаяния героини. Ее желание поехать в Сочи никак не находится в плоскости желаний ее мужа. Его «душевная сила» никогда не позволит ей духовную слабость…

…И зазвучит под струнами тугими
Такая грусть в бездонной тишине…