Ночное...

  Дивишься и этой осени. В месячной неподвижности висели «терема расписные». Кажется, лист спадал больше от птичьей гомозни, человеческой руки, промчавшихся машин, лая собак. А наступил бодрый, шаловливый день октября с солнцем и перьями лазури, и почти раздел парки и леса.
  И… снова бевременье, плерома, ей богу! Полнота осени в парных банях улиц, вселенских нежных влагах, висящих вот который уже день. Эта тишина, её одичание сказывается и на тебе. Не хочется громкого разговора с утра в учительской, вдруг отказываешься от бодрой и весёлой музыки, воспитываешь в себе тишину, носишь её в себе и бережёшь. Хорошо прятаться в такие дни в чтение, невидимые для постороннего глаза прогулки, камерную музыку. Тихое, хорошее рождается и крепнет в мире и в тебе.
  Невидимая глазу тёплая влага обняла мир, притушила все звуки, обдала сладким, сонным всё вокруг. Симфонический оркестр свиристелей на рябинах и берёзах по нескольку раз на дню провожает по деревне тихим попискиванием, терапевтической настройкой инструментов, как будто хозяйка тихонечко перебирает стёклышки огромной люстры. Остановиться под ними, заслушаться, и в висках тепло, как от нежных и добрых слов или прикосновений.
  Вспоминаешь Вель, у берегов которой только что был, и ни звука в памяти: то же мягкое, мятное движение воды. И над  всем  речным простором провисает коричневая тишина. Шорох сапог в травах. Шёпот воды. Плеромное безвременье небес.
  К вечеру от каждого светящегося окна – светящиеся пары. Тихонечко толкутся у каждого, как комары. И что-то рождественское, новогоднее рождается в тебе. Разноцветные, раздутые, как шары, сферы наполняют всю деревню, как будто брошено семя будущих праздников. Уютно, тепло.
  И миришься с затянувшимся покоем, бесснежьем.