Монолог Гертруды. Стекло исповедальное, ты снова..

          Гетруда

Стекло исповедальное, ты снова
             ждёшь от меня ответа?
 Но зачем? Зачем!?..
             Какая сила тянет   
меня вглядеться в глубь самой себя?
Мне непосильна тяжесть пониманья. Я не хочу!

Казалось бы, сегодня, на радость мне домой вернулся сын.
Единственный. Любимый.
Что же сердце сжимает страх?
И отчего я знаю --  вот он войдёт
и сразу между нами молчание возникнет как стена?
И отчего я вижу -- он не тот, кого я так ждала —
 весь отчуждённый, далёкий, осуждающий...

Что я ему скажу?
Что он поймёт, что он услышит кроме
            пустых ненужных фраз?
Молчанье разрослось, как опухоль, и давит, давит, давит...

Как разорвать молчанье?
И какие найти слова?
И отчего он вправе меня винить?

Скажи мне, сын мой, Гамлет,
Чем поступился ты в своей судьбе?
Скажи, в чём я виновна пред тобою?
Что жить хочу?
Что не спросив тебя, пять лет назад судьбу свою решила,
как в омут кинулась?

Тринадцати мне минуть не успело,
ещё не осознала я себя и места своего под этим небом.
Я в предвкушении себя жила.
Что женщине дано, а что мужчине,
мне по ночам нашёптывала нянька,
переплетая тайный свой рассказ
с такими же, пугающими странно — о троллях,
о болотных огоньках, о горном властелине...

Но долг мне повелел и стала я женой.
Долг повелел... --
Как быть могло иначе? --
Наследница воинственной державы сама себе не режет свой кусок.

О нет, я не ропщу — я вспоминаю.
И что роптать — отец твой был из тех,
кому немного находилось равных.
Ну как могла я не гордиться им —
он воин был, он не в одном бою Датчанина прославил.
Это имя гремело от норвежских диких скал
до польских рек раздольных, полноводных.

Как он прекрасен был на яростном коне,
 в доспехах рыцарских!
Как был со мною нежен…
 Да, я гордилась им.
А вот любить...

Возможно, что любила,
Так как дочь должна любить отца...

 Едва побыв со мной,
он рвался в дым сражений…
И оставлял меня одну
         в чужой стране,
                среди чужих людей…
О, как же мне тогда здесь было холодно!

И если бы не Клавдий!..
      Он просто был.
                Он просто рядом был.

Не преступал черты,
Не говорил мне красивых слов.
Но этот дерзкий взгляд,
            зовущий, обещающий, тяжёлый…

Он нет, об этом говорить тому,
            кто так отца любил -- безумье!
Святотатство!

О Боже, что сказать, чтоб понял он меня?
И что слова, когда в них каждый слышит
лишь то, чем сам наполнен –
ничего иного услышать не дано.

Но Гамлет, мальчик мой, я тоже жить хочу!