Материнский выбор

В чернильном пруду кувшинки белели,
Как чистый, ещё не исписанный холст,
Жемчужной прозрачностью, как акварелью,
Скрижали чертАла на них Алконост(1).
Что было, что будет, черничным отливом
На тех лепестках застывало узором,
Стекало нектаром прям в глубь, в середину
Ведомое рунным, холодным суфлером.
А тени, да тени, безликие тени
Сновали без дела средь мокрых колон,
Хотелось поверить, что в жалобном пении,
Не тени там бродят — богов пантеон.
И розовый сумрак, такой да, бывает,
Сиреневым бликом спускался на гладь,
Чернильное озеро дух вызывает
Призывным надрывом в ряду анфилад(2).
И вот уже ветки, как костные руки,
Всё щупают, щупают тело колон,
Смыкают макушки вверху виадуком
Чтоб к ним наклонился в поклон небосклон.
И кажется сырость ползет погребная,
Испариной белой сиреневый сплин
Соломинкой света в пруду размешает,
Вдруг голос раздался: «Вы тут, господин?»
И вздрогнули тени, смутились, зажались,
Скрывают то место, где было лицо,
И словно родные от страха братались,
Пред мощною силой древесных жрецов.
Сутановый плащ в непонятных разводах,
Наброшен до век из коры капюшон,
Из чёрных глазниц, пустотою жеоды (3)
Кристаллы блистают и света неон
В том розовом сумраке, словно зарница,
Но пристальный, грозный, аж жжёт до нутра,
К древесным волхвам только юная жрица
Спокойно, без страха сама подошла.
И стало спокойно в таинственном храме,
Хотя бы на миг, на мгновенье, чуть-чуть,
Застывшие воды теперь в пентаграмме
Совсем почернели, как тот каучук.
— Чего тебе нужно, древесный создатель?
Неужто в лесах тебе нет уже дел?
Своим появленьем так тени взлохматил,
Что стали плющами у храмовых стен.
С особою грацией жрица присела
На невесть откуда возникший вдруг трон,
Луна обнажённо сквозь ветви лысела,
Белила кувшинки, цветки анемон.
И жирными сливками в воды спустилась,
Молочным отливом блеснул каучук,
Курчавые волосы жрицы змеились
И слышалось уханье совьих пичуг.
— Сегодня услышал, как плачет ребёнок,
Откуда он взялся? Ответь мне скорей!
Ответила жрица немного смущённо
— Он сам оказался у храма дверей.
Сидел и смотрел, как огонь поедает,
Душистые травы вон в том алтаре,
И мне показалось, он многое знает,
И что-то он видит в туманном амбре.
А после, взяла я ребёнка на руки,
И стало светлее, внутри прям тепло,
Когда же он начал тихонько агукать,
То мне показалось, что солнце взошло!
И брызнув лучами на голые стены
Холодные статуи вдруг опалило,
Улыбка прорвалась на лицах священных,
С такой непонятной, неистовой силой.
Не просто же так появился у храма,
Он стал для души моей новым владельцем,
— А разве быть жрицей тебе было мало?
Немедленно! Быстро отдай мне младенца!
Кровавые тучи луну прокоптили,
Порывистый ветер в ветвях застонал,
Ручонки ребёнка так быстро схватили
Ладонь коряную жрецу дав сигнал,
Почувствовав жизнь, что бушует и бьётся
И рвётся, стремится и хочет обнять,
И хрупкое тело не плачет — смеётся,
Ответил подумав: «Что ж, ты его мать!»
Расти и лелей, как дитя ты родное,
И нашим заветам его обучи,
Ему восседать суждено в этом троне,
От храма хранить потайные ключи.
Кем станет, кем будет о том знает время,
Не раз нарастёт капюшона кора,
Древесные кольца сомкнулись тотемом
В изогнутых пальцах седого волхва.
— Но всё же тебе за похвальное бденье,
Служение храму, за кротость твою,
Даю тебе выбор, предупреждение,
Что с ним потеряешь бессмертность свою.
Хочу одарить тебя мудрым советом,
Пока ещё можно, возьми откажись!
Он будет на поле расти пустоцветом,
Не каждому вечно дарована жизнь.
Позволю заметить, твой выбор особый,
И после его не смогу изменить,
Мудрец, выбирающий в тернях дорогу,
Легко попадает под власть эринид .
Подумай сейчас, облегчи свою участь,
Твой выбор младенец иль всё ж красота?
Застыла луна в вышине нахлобучась,
На воды опять наползла чернота.
— Мудрейший! Позволь выбор сделать лишь сердцем,
Оно не обманет, укажет мой путь,
Я буду прилежною мамой младенцу,
Смогу ему веру в людей я вернуть.
А вечность, её, о Мудрейший, не надо,
Достойно смогу свои годы прожить,
И здесь, в тишине посветлевшего сада
Его научу жить по правде, любить.
— Твой выбор понятен, его принимаю!
Достойно ты, жрица, проверку прошла.
Теперь я уверен, живёт в этом храме,
Чистейшая, добрая матерь-душа.
Не бойся, надежду твою не разрушу,
Ребёнок в награду был послан судьбой,
По правде живи, только сердце ты слушай
И вечная молодость будет с тобой!
Сказал и исчез, зашумели деревья,
Улыбка луны на синеющей глади,
Шуршат меж колоннами там скарабеи
И тени лишь эхом вторя;т о награде.
На листьях кувшинок, черничным отливом
Начертаны руны в пергамент скрижалей,
И теплые руки с улыбкой счастливой
Ребёночка к сердцу с любовью прижали.

  1. Алконост — чудесная птица, жительница рая. Лик у неё женский, тело — птичье, а голос сладкий, как любовь. Птицедева держит свиток с изречением о воздаянии в раю за праведную жизнь на земле.
  2. Анфилада — ряд последовательно примыкающих друг к другу пространственных элементов, расположенных на одной прямой.
  3. Жеода — замкнутая полость в горной породе, заполненная минералом.


По мотивам картины Игорь Греко