Опять бессонница

Опять бессонница, опять воспоминанья.
Вдруг детство, отрочество, юность
Выплыли, как наяву, перед глазами.
Как в цветном кино. Во всех подробностях,
С живыми современниками, с их жестами и голосами. 

Как это зафиксировать, как записать,
Ведь это невозможно, всего так много,
И всё в реальном времени.
К тому же, дополняется догадками и объясненьями
С позиций нынешнего пониманья.

Но никаких талмудов, ведь, не хватит,
Всё это разом затолкать.
И трудно вычленить отдельные эпизоды,
Всё так переплетено, так связано одно с другим.
Как передать, как застолбить, что важно, я теряюсь.

Вот я на заборе, кричу, мимо шедшему матросу,
Рыжей негодяйкой Надькой поднатыренный:
Матрос! Матрос! В штаны натрёс!
В азарте и не понимая, чем это пахнет.
Хорошо, матрос отвёл за ухо к маме.

А то, не схлопотать бы родителям
Серьёзную неприятность:
Ведь можно предугадать и в детской шалости,
Антиреволюционную нотку: неуважение к
Сталинскому КрасноФлотцу.

На самом деле, родители,
Как дети бывших раскулаченных буржуев,
Всего боялись. Как куста ворона.
Хотя на самом деле, не были буржуями.
Просто дом их, небось, понравился какому-то комиссару.

Иль вот: вокруг посёлка шум, поймали фашистского шпиона.
Толпа куда-то тащит, от страха посиневшего, беднягу,
Он просто шёл из леса мимо правления совхоза.
А в то время, толпа бездельников слушала
Радио на столбе: постановление о врагах народа.

Толпа до предела в возбужденье огалтела.
Тут этот непонятный человек из леса.
Схватили, оплеух наладили,
В органы тащат: там разберут!
Там, конечно, разобрались, Отпустили.
Спасибо, с дуру, не забили на смерть.

Да! Были времена! Лихие!
Теперь бы и внимания не обратили.
Теперь узнать бы надо:
Куда наш злейший враг, Байден
Народы мира тащит.