Белый журавль

Прелести домашней бани Митька испытывал первый раз. Сначала он терпеливо созерцал стены и потолок этого чудо-изобретения, называемого в простонародье парилкой-баней. Горячие струи воздуха уже заполонили все пространство небольшой комнатухи, распространяя  горьковато-пряный аромат тлеющей древесины.
   
Более опытный Ян,  не переставал нагнетать горячий воздух, поддавая всякий раз пару. Вода, черпаемая из бочонка, попадала на обугливающие камни и с шипением вырывалась наружу. Митька зажмурился: жар сделался невыносимым. Пот горячими струями побежал по лицу, спине... Сердце тяжело застучало в груди, того и гляди выскочит.  И когда Ян в очередной раз сделал попытку увеличить и без того нестерпимый жар, младшой соскочил со ступенек, больно ударившись при этом головой о балку, выбежал прямо нагишом на воздух.

Во дворе было свежо, но возвращаться в баню Митьке не хотелось. Спустя некоторое время Ян водворил двоюродного брата на место,  пообещав ему, что жарче уже не будет.  Только тогда Митька окончательно успокоился...  Он не без зависти поглядывал на своего «мучителя». Ян был сильным парнем с рельефной красивой мускулатурой и крепкими белыми зубами, и внешне походил на боксера или борца. Такому все нипочем, думал Митька, обтираясь насухо каким-то особенно мягким и пушистым полотенцем.
Ян на три года старше своего кузина. Осенью Яна забирают в армию, а пока оба уписывают за обе щеки холодный, принесенный с погребка, фруктовый кисель с манкой.
 
Предстояла охота на диких уток. Уже стемнело, когда молодые люди, прихватив двустволки, покинули дом. Шли по полю в кромешной тьме и, как Митьке представлялось, наугад. Вскоре показались очертания небольшой рощицы. Старшой подал знак остановиться. Впереди был водоем. Томительно тянулось время.. Внезапно опустившийся туман быстро нагнетал прохладу. Митька невольно поежился: как хорошо было сейчас оказаться дома... Легкий толчок вывел его из оцепениния. «Идем!» – скомандывал Ян. Осторожно, на «полусогнутых», охотники продвинулись вперед еще на несколько десятков метров. И снова команда: «Стоять!».
   
Впереди явственно копошилась шумная однообразная масса. Густая пелена не позволяла рассмотреть детали. Ян зачем-то сделал предостерегающий жест... Неожиданно мощно и гулко раздался выстрел. Затем еще один. Мгновенно все пришло в движение. Сквозь сгустившийся мрак можно было различить, как на крыло поднялась большая стая уток и, сопровождая свой полет характерным покрякиванием, пронеслась над головой, едва не задев охотников крыльями.
На воде, у самого берега, бились подранки, которые тут же были извлечены Яном. Через некоторое время аналогичная картина повторилась. Битая птица была подобрана и уложена в вещевые мешки.
   
Все это время Митька оставался в каком-то трансе. Он не был способен увидеть что-либо в этой непроглядной стене мрака и тумана и тем более уловить. Но старшой с каким-то особенным упорством и вдохновением бил по цели и младший невольно позавидовал его опыту и сноровке.
   
Охотники уже возвращались со своими трофеями на «базу», когда откуда-то сверху отчетливо донеслось: «Кру-у, кру-у, кру-у!..».
«Журавли!» – мелькнуло в сознании у Митьки, и в этот миг прогремел выстрел. Спустя несколько мгновений с мягким шумом в нескольких шагах от них упала смертельно раненая птица. Митька ошалело смотрел на старшого: «Что ты наделал?!».
Но Ян, похоже, не отреагировал, не осознал того, что случилось, дескать что тут особенного, обыкновенный журавль.
   
...Он лежал, белый, с вытянутой шеей и безвольно распростертыми, словно в последнем взмахе, крыльями. От журавля исходило тепло и какое-то голубоватое свечение. «Минуту назад это гордая и красивая птица, подчиняясь закону стаи,  летела в вышине. Всего одну минуту назад!.. А теперь она лежит здесь, у моих ног, – сокрушался Митька. – Почему? Зачем? Кто дал ему право?».

Яну невольно передалось настроение младшого. Они возвращались молча. Все впечатление о походе было испорчено. В этот вечер они так и не заговорили.