А. Теннисон. lxxxvii
Я меж почтенных стен бродил,
Где встарь был в мантии учёной:
Бродил чрез город упоённо
И в залах живость находил;
Органный громовой хорал
Вновь раздавался в здешних храмах:
На витражах в солидных рамах
Предвестья гулко сотрясал.
Вновь слышал я далёкий зов,
Размеренный плеск вёсел дальний,
Бродил по берегам печальный,
Минуя множество мостов.
Строенья серые опять;
Во мне все чувства были теми,
Но и другими в то же время.
Сумел аллею миновать
К строенью, где он прежде жил.
Но имя на двери другое;
Я оробел: там чередою
Звучали песнь, хлопки кутил;
Услышать мог, как в доме том
Звенят стеклом, стучат ногами -
Там, где устраивал он с нами
Дебатов много обо всём:
Мы обсуждали времена,
Искусств, природы кладовую.
Стрелок пустил стрелу благую,
Но с лука сорвалась она;
У стрел бывает перелёт,
Бывает недолёт до целей,
Пока стрелок рукой умелой
Как надо в цель не попадёт.
Была умелой речь его:
Из музыки и вдохновенья,
Текла, подобно откровенью;
На лике друга Божество,
Черты преобразив светло,
И очи делало благими;
А над очами неземными -
Вдруг Микельанджело чело?
LXXXVII
I past beside the reverend walls
In which of old I wore the gown;
I roved at random thro' the town,
And saw the tumult of the halls;
And heard once more in college fanes
The storm their high-built organs make,
And thunder-music, rolling, shake
The prophet blazon'd on the panes;
And caught once more the distant shout,
The measured pulse of racing oars
Among the willows; paced the shores
And many a bridge, and all about
The same gray flats again, and felt
The same, but not the same; and last
Up that long walk of limes I past
To see the rooms in which he dwelt.
Another name was on the door:
I linger'd; all within was noise
Of songs, and clapping hands, and boys
That crash'd the glass and beat the floor;
Where once we held debate, a band
Of youthful friends, on mind and art,
And labour, and the changing mart,
And all the framework of the land;
When one would aim an arrow fair,
But send it slackly from the string;
And one would pierce an outer ring,
And one an inner, here and there;
And last the master-bowman, he,
Would cleave the mark. A willing ear
We lent him. Who, but hung to hear
The rapt oration flowing free
From point to point, with power and grace
And music in the bounds of law,
To those conclusions when we saw
The God within him light his face,
And seem to lift the form, and glow
In azure orbits heavenly-wise;
And over those ethereal eyes
The bar of Michael Angelo?
Свидетельство о публикации №121103100251