Свежий ветер
Часть 1. Галерный раб.
Вёсла трещали под сильными гребками сидевших на лавках потных мускулистых рабов. Звенели цепи, которыми те были прикованы меж собою, и время от времени бородатый надсмотрщик длинным кожаным бичом вытягивал какого-нибудь неугодного ему бедолагу, оставляя на загоревшем от здешнего жаркого солнца теле глубокие кровавые рубцы.
Ветер от души надувал ставшие пузатыми паруса. Команда болталась на снастях. У штурвала стоял одетый в камзол, ботфорты и треуголку капитан и, невозмутимо попыхивая гнутой трубкой, зорко смотрел вперёд.
— Плохие места, Леонид, — подошёл к капитану раздетый до пояса, с висящей на ремне саблей, татуированный аппетитной русалкой боцман.
— В прошлом году в этих местах пропала посудина Малютки Беса и никто не знает почему.
— Не верю я в эти байки, — передал руль подскочившему матросу Леонид, и вскоре приятели уселись около здоровенной бочки, на которую услужливый кок мгновенно притаранил две деревянные кружки и высокий кувшин рому.
— А я верю, — осушив свою посудину до дна и вытерев ладонью усы, вполголоса прошептал боцман. — Видел я в прошлом месяце своего давнего приятеля по прозвищу Дрищ. Были у нас с ним раньше кое-какие делишки, но потом пути разошлись. Он поступил корсаром к хромому Джеку, а я, как ты знаешь, бросил якорь на твоей скорлупке.
Так вот, сижу я как-то в харчевне на Магне, мы туда на пару дней заходили, если ты помнишь, выпил уже изрядно. Выбираю какую из двух шлюх мне наверх утащить, как вдруг рядом на лавку плюхается тощая задница Дрища, которого, признаюсь, я не сразу то и узнал. Только рубец на щеке остался прежним, череп лысый, руки трясутся, как у старика, глаза бегают. В общем, напоил я его по старой памяти до бесчувствия, и он, пока не выпал в осадок, рассказал мне короткую, но дюже неприятную байку.
Шли они с хромым Джеком на своей «Сиське» как раз в этих местах. Солнышко светило, команда от безделья накачивалась ромом. Вдруг ветер стих. Наступил полный штиль, и прямо по воде к судну стала приближаться немыслимой красоты голая баба. В ушах зазвучала песня, от которой захотелось плакать. Матросы стали прыгать за борт. Дрищ прыгнул тоже… ну и камнем пошёл на дно.
Очнулся в какой-то рыбацкой лодке, которой управляли старик и мальчишка. Они и сказали, что тот носился по волнам, словно кусок дерьма, который они подцепили крюком и затащили в лодку. Затем довезли беднягу до берега и высадили прочь.
— Брехня это, Керк, — раскуривая очередную трубку, флегматично произнёс капитан, — я таких историй побольше твоего слышал. Спьяну напридумывают, или таким макаром на выпивку клянчат. Нам до Грессаля ещё двое суток пилить, так что ты помалкивай лучше, а то эти бездельники, что на снастях болтаются, мнительны сильно. Не хватало мне ещё паники на корабле. Пускай лучше палубу драют и чтобы в шлюпки не гадили. Поймаю — за борт выкину. То то акулы обрадуются…
***
В трюме лежали вповалку человек сорок. Приковывать их здесь не имело смысла, ибо выход находился вверху, метрах в пяти, наглухо закрытый железной решёткой, а лестница напрочь отсутствовала. Инструмента, чтобы проковырять борта не было тоже, да и смысла Валька в этом не видел — хлынет вода и все утонут. Причём, неизвестно, какая смерть лучше: от плети надсмотрщика или от утопления.
Жрать сегодня почему-то не дали и в дальнем углу уже слышалась какая-то странная возня, сдавленные крики и чьё-то довольное чавканье в конце. Что ж, дело привычное: ещё одного бедолагу пустили на обед. К рабам здесь относились как к мусору. Кормили по чьей-то прихоти. Хотели — два дня подряд потчевали тухлой баландой, а могли и неделю голодом морить. Вот и жрали того, кто послабей.
Постепенно Валька привык к здешним порядкам. Иногда внушал себе, что видит сон или попал в старинный пиратский роман, который скоро кончится и по достижении берега чары спадут и он вернётся на родимый «Беркут» к своим любимым голограммам, к Барсику и котёнку, который теперь, наверно, уже подрос. Увидит адмирала, отца и сестру.
Слеза не пробирала, нет, даже страха почему-то не было. Была лишь апатия и полное безразличие к своей дальнейшей судьбе. В конце концов он и сам не заметил, как задремал и только чей-то взволнованный шёпот вскоре разбудил его.
— Слышь, парень. Я давно за тобой наблюдаю, — тихо проговорил неизвестный и малоразличимый в темноте тип. — Ты вроде не размазня, а мне напарник нужен.
— Если ты насчёт потрахаться, то ищи другого, — сразу отрезал парень, зная, что подобное здесь не редкость.
— Насчёт этого не беспокойся. У меня другие вкусы. Люблю мальчишек помоложе. Есть у меня план, как с этой помойки сдристнуть, да одному не справиться. Выгода обоим. Корабль, конечно, нам не угнать, но вот шлюпку — запросто.
— Что ж, говори, если не шутишь…
***
— Ну что ты ломаешься, котёнок. У тебя же там всё давно разработано. Дядя Кит аккуратненько всё сделает, тебе даже понравится. А взамен я тебя под защиту возьму или скушают маленького Янку заместо барана.
— Убери от него свои вонючие лапы, — послышался в темноте голос недавнего валькиного так и не назвавшего себя собеседника.
— Я и с тобой поделюсь, сосед, — с опаской сказал извращенец, затем послышалась какая-то возня, бульканье и что-то грохнулось на пол, словно мешок картошки.
— Этому конец. Идите сюда. Как тебя зовут, я уже знаю, мальчишку Янкой, а меня зовите Артистом. Руками по стенке пошарьте — дверь где-то здесь. Свет зажигать нельзя, а то за нами вся эта гнилая орава увяжется. Ага, вот она.
Возле валькиного уха что-то щелкнуло и показался еле заметный свет, идущий из слегка открытого проёма, куда троица беглецов и проскользнула, не забыв притворить за собою дверь.
Судя по храпу и ядрёному запаху нестиранного белья, они попали в каюту к матросам. Артист шёл первым и сунул в руку Валентину невесть откуда взявшуюся саблю. Затем по чуть слышно скрипевшей лесенке вылезли на палубу и юноша с наслаждением вдохнул свежего морского воздуха. После затхлого трюма у парня даже голова закружилась.
Охраны, или как она там на местных кораблях называлась, не было и в помине, и последовав за отчётливо видневшейся в свете луны долговязой фигуре Артиста, парень и мальчик прошмыгнули мимо храпящего с зажатой бутылкой в руке мужика. Постепенно троица беглецов приблизилась к носу, когда у борта заметила стоящего одинокого матроса, с интересом уставившегося куда-то в море.
Валька проследил за его взглядом и почувствовал как волосы на голове встали дыбом. Прямо по лунной дорожке навстречу кораблю шла по воде обнажённая, ослепительной красоты девушка. Светлые волосы развевались на морском ветру, а яркие глаза отливали зелёным. На алых губах была очаровательная улыбка.
По мере приближения красотки море начало светлеть и вода стала прозрачной до самого дна и очень напоминала капитану гигантский подсвеченный аквариум. Там показался великолепный город с сияющими в глубине домами и улицами, по которым разгуливали одетые в праздничные одежды люди и приветливо махали находящимся на корабле руками. Внезапно из кают стали выскакивать полураздетые матросы и с воплями сигать через борт в пучину.
— Быстро, режьте верёвки, — вывел из ступора Вальку напарник. В конце концов шлюпка плюхнулась на воду, а следом за ней прыгнули и три живых тени.
За вёсла, не сговариваясь, сели Валя с Артистом, оставив мальчика на корме, и со скоростью бешеного бегемота поплыли прочь, ещё заметив, как в глубине радушные люди оборачивались безобразными чудовищами и ненасытно пожирали падающих к ним в тёплые объятия одурманенных людей.
***
— Пить охота, — прошептал потрескавшимися губами лежавший на какой-то дерюге Янка.
— Потерпи, малыш, — смочил ему губы морской водой Валентин, — я вроде с полчаса назад чайку видел, а они от берега далеко не улетают.
— Да померещилось тебе, — вклинился в разговор Артист, — сдохнем мы в этой шлюпке без воды и без компаса.
— Лучше было вместе с теми пропасть? — поинтересовался Орешкин.
— Ну уж нет. Подыхать я вообще не собираюсь. Слушай, — уже шёпотом предложил напарник, — давай прирежем пацана. Крови надолго хватит, вон какая-то бадья валяется, сольём. И свежатина заодно не помешает.
— Я не против, — мрачно ответил Валентин, — как раз он уснул. Только у тебя в таких делах опыту явно побольше, вот и займись.
— Чему тебя только в школе учили, неумеха, — покачал головой Артист, — эх, жалко, так и не трахнул такую конфетку. Ладно, подвинься и не мешай, — отодвинул парня себе за спину и достал большой острый кинжал.
Махать саблей — дело нехитрое. Тем более, если противник в сантиметрах от твоего оружия и к тому же ничего не подозревает. И потому Орешкин совершенно неблагородным способом попросту снёс негодяю голову, и, ткнув его ногой, мигом отправил за борт.
К счастью, находящийся в беспамятстве мальчик даже не успел испугаться, и капитан облегчённо выдохнул, увидев на горизонте тёмную полосу земли…
Свидетельство о публикации №121102606380