Гусиная история

Я много историй на свете встречала:
Иные слыхала, другие читала.
Смешных,необычных бывало не мало,
Но эта надолго мне в душу запала.

История, вроде бы, очень проста,
Гуляет, как байка, у всех на устах.
А, может быть, кто-то её написал...
Мне ж старый приятель её рассказал.

Там, где голубеет небесный простор,
Раскинулся хутор и радует взор.
Там мазанки-хатки прижались к земле
И ивы доверили слезы листве.

Там врезались в лес бесконечные нивы,
И солнце с небес на луга наливные
Льёт, как из корыта, свой ласковый свет,
Прекраснее не было места и нет.

Я б тоже на хуторе этом жила
И даже б хозяйство себе завела.
В крестьянской косынке и с тяпкой в руке
Полола б травинки на славной земле.

На хуторе том много лет у бабуси,
Как в песне поется, водилися гуси.
Там целая стая! А, может быть, стадо,
Но все для старушки любовь и отрада.

История знает примеров не мало,
Что птицы бывают умны, как ни странно.
И разную пользу они принесли...
И гуси, что Рим от разгрома спасли.

У бабушки Нади холеные птицы.
Все по двору ходят за ней вереницей.
И, вытянув шеи, довольно гогочут,
И крыльями машут, и что-то лопочут.

За хутором к лесу - большая лужайка,
Вот там и пасется гусиная "шайка".
Под солнышком щиплет зеленую травку
И плещется весело в чистой канавке.

Лишь только приблизится время к закату,
Пернатые строятся в ряд, как солдаты.
Гусей и гусынь, и пушистый приплод
Вожак белоснежный обратно ведет.

Их всех у калитки встречает бабуся,
Во двор приглашает, вразвалочку гуси
Заходят, гогочут: "Пришли мы домой,
Ты нас накорми и в загончик закрой".

В гусином семействе вожак выделялся,
На кличку Добрыня всегда отзывался.
С ним рядом ходила, как будто царица,
Гусыня Настасья - изящная птица.


И все хуторяне им вслед улыбались,
Судачили, спорили и удивлялись:
Как глупые птицы способны любить
И вечную верность друг другу хранить!

А время, как ветер, страницы листает.
Уже оперился, уже подрастает,
Уже на полянку резвиться идет
Веселый пушистый Настасьин приплод.

Никто не поймет, как же так получилось:
Беда на дороге с гусыней случилась!
Пока на обочину деток сгоняла,
Сама под колеса телеги попала.

Лежит. Издыхает. Ах, горе Добрыне!
Он крыльями машет своими большими.
Как будто пытается слезы стряхнуть,
Что катятся на белоснежную грудь.

Бежит, причитает бедняжка бабуся:
- Да, что же вы, люди! Да, как же вы, гуси!
Пищат, испугались совсем малыши...
Наплакалась бабка в тот день от души.

Гусыню она на лугу схоронила,
Шурпы из нее не смогла, не сварила.
- Вот дура - старуха, - сказали соседи,
Хоть знали, что гуси для бабки, как дети.

Добрыня-вожак не смирится с бедою,
Изящная шея согнулась дугою.
Поник головою, не ест и не пьет
И вместе со стаей на луг не идет.

Пушистым комочком сиротки-гусятки
Сидят одиноко, прижались к оградке,
Никто не зовет их к себе под крыло,
Никто не почистит им на ночь перо.

Вдруг черная тень над двором пролетела,
То хищная птица на злобное дело
Уже собралась, над загоном парит,
Снижаясь, на птенчиков зорко глядит.

Но встал на защиту детишек Добрыня,
Щитами расправил он белые крылья.
И вырвался клич боевой из груди,
Прочь ринулся хищник - беда позади.

С тех пор наш вожак малышей с собой водит,
Они от него ни на шаг не отходят.
Он к жизни вернулся и духом воспрял,
И будто бы прежним Добрынею стал.


В разгаре стояло горячее лето...
Ушла на лужайку вся стая с рассветом.
Быть жарким и знойным денек обещал
До осени ливней никто и не ждал.

Внезапно к полудню подул ветерок,
Он черные тучи с собой приволок.
И стало прохладно, и спала жара,
Что всех так измучила прямо с утра.

Затишье сменила нежданная буря.
К земле деревца своей силой пригнула.
И хлынула с неба потоком вода,
И в панике гуси бегут кто куда.

И глушат их крик громовые раскаты.
Они дезертиры уже, не солдаты.
От страха бегут по холодной траве,
Всем телом своим припадая к земле.

А буря сильней и сильней бушевала,
Уже не дождем она луг поливала.
Посыпался крупный, как яблочки, град
На весь беззащитный гусиный отряд.

Казалось, что тучи из пушки стреляли.
И падали гуси, уже не вставали.
Смертельные льдинки без промаха бьют,
И алые пятна по перьям ползут.

Услышали птенчики голос Добрыни,
Сбежались к нему, он хлопочет над ними.
И снова щитами расправились крылья,
И маленьких деток от смерти укрыли.

Уж ливень стихает, разорваны тучи,
Мелькает, как бабочка, солнечный лучик.
Вот стайкой взметнулись стрижи к синеве.
И градинки тают на мокрой траве.

Бежит, спотыкаясь, к лужайке бабуся:
-Зачем вы домой не пришли, мои гуси.
Ковыль, василек, медуница и лен -
Весь белыми крыльями луг застелён.

Тихи, бездыханны все птицы лежат,
Старушка заплакала: "Вот и вожак"
Не движется, крылья его тяжелы,
Но так же прекрасны и так же светлы.

Но вдруг из-под крыльев стайкой пугливой,
Прижавшись друг к другу, идут сиротливо,
На мир посветлевший   с надеждой глядят
Десяток пушистых и милых гусят.

От счастья заплакала бабушка Надя:
Никак не ждала она этой награды.
Вот так, головы не жалея своей,
Вожак спас от смерти гусят-малышей.

Уж ты извини меня, добрый читатель,
А, может быть, даже прозаик-писатель,
Что лег на бумагу столь грустный сюжет,
Печальнее только осенний рассвет.

Скажите, ну как тут нельзя преклониться
Пред мужеством, верностью, стойкостью птицы?
Я дань уважения ей отдаю
На этом закончу я повесть свою.