синдром

Одной эмиграции хватит. Пожалуй, другую
уже не осилить. К тому же и время другое.
Пройдусь до киоска - там круглые сутки торгуют.
Надеюсь, что этот киоск никогда не прикроют.
Привет, продавщица! Смотри-ка, вот счастье попёрло!
Да я это, я... Узнаёшь, молодица-красотка?
Пора закупаться. Затарюсь по самое горло,
но мелочи нет. Разменяешь последнюю сотку
на звонкую медь? Слава богу, копейка в копейку.
Едва уложился. Ещё и полтинник на сдачу.
Смеётся - житуха - копейка, судьбина - индейка,
а избы горят, да и кони всё скачут и скачут.
И всё мимо нас. А чего ожидать от судьбы-то?
От жизни чего? Хорохорюсь, пока молодая.
Да все продавцы февралями считают убыток,
когда ноябри - покупатели их покидают.
Ты тоже февральский? Я знала - ты тоже февральский.
Конечно февральский, таких повидала навалом.
Закупятся, скажут - не смейся, девчонка, не скалься,
кому б ты иначе своё барахло продавала.
Мы все эмигрируем плавно из месяца в месяц,
кому - в ноябре, а кому-то декабрь - и на поезд.
Не знаю что выбрать. Тут что-то должно перевесить,
иначе застряну в холодном февральском запое.
В заносах суровых, когда отменяются рейсы,
и люди неделями спят на постылых вокзалах.
А ты бы сказала - зайди на минуту, погрейся.
А ты бы сказала... Но ты ничего не сказала.
Спасибо, родная, за этот отказ откровенный.
Могло по-другому? Да нет, не могло по-другому.
Синдром, что от Веймара, вытечет кровью из вены,
и сменится скоро привычным Стокгольмским синдромом.
На том и расстанемся. Мне бы дойти до перрона,
где можно забыться, знакомых навек провожая.
Где черные вороны холодны к серым воронам,
А барышня белая ждёт своего урожая.

18.11.2014