Там

Когда я разучусь брюзжать и хныкать
о том, что всё не так, и всё не в жилу,
то стану жить гулякой и ханыгой,
которому ты некогда служила.
Найдёшь меня у парковой ограды,
уснувшего на камне разогретом,
где гроздья, в пятернях у винограда,
склоняются над выпившим поэтом,
укрыв его от солнечного зноя,
служение твоё перенимая.
И ты упьёшься этой новизною,
как тихим словом нищенка немая.
Такая встреча заново разделит
тебя со мной. Хотя и чем-то свяжет.
Ты, может, онемеешь, в самом деле.
поняв, что я не нужен, и не важен.
Что страшен пропылённою одёжей,
что рожею несвежею противен,
что я, как все поэты, ненадёжен,
и даже мерзок, где-то в перспективе.
Ты нехотя погладишь куртку в пятнах,
с бровей кустистых снимешь паутину.
О чем же ты скучаешь. Непонятно.
О ком жалеешь чуточку картинно,
слегка надменно. Пальцами касаясь
обветренной щеки и подбородка.
А тень твоя, огромная, косая,
к полудню вновь становится короткой
и ровной. Виноград роняет листья,
аллеи парка скоро дождь омоет.
Уже и капли - мелкие солисты,
прокашливают горло громовое.
А ты молчишь. Ты мне, как прежде, служишь,
уснувшему на камне, селадону.
Вон голуби барахтаются в лужах,
ломая отражения мадонны
в обычном платье, с крестиком на шее,
кудрявый локон свит упругой плетью.
И гроздья, вызревая, хорошеют.
Пчелиный гул, как наигрыш на флейте,
звучит негромко. Я тобою прерван,
как будто сон, непонятый, нечёткий.
Когда-то я служил твоим непервым,
и верил, что ограды - не решетки,
и что бордюр - не паперть. Моросили
дожди. Я сплю и чувствую отсюда,
как ты по мне скучаешь. Там. В России,
Где никогда я не был. И не буду.

14.11.2014