Робкий Лев. Поэма. Глава 25. Программа

Хитрость близорука: хорошо видит только
под носом, а не вдаль, и оттого часто сама
попадается в ту же ловушку, которую
расставила другим.
И. Гончаров. Обломов

1
Арапов, в отпуск уходя,
Программу поручил Роману:
Двенадцать пунктов соблюдя,
Трудясь над ними неустанно,

Он должен был определить,
Как заниматься инструментом,
Чтобы расходы сократить
На целых двадцать пять процентов.

Чтоб этот план осуществить,
Он в цех обязан обращаться,
Все сведения получить,
Внимательно в них разобраться.

Арапов стал самим собой —
Начальником высокомерным,
Как нобиль перед голытьбой
Твердил с апломбом непомерным:

«Ты должен всё пощупать сам...
Руками собственными... Может,
Испортить что-нибудь им там...
Всё это опыт преумножит...»

Роман уже успел прочесть
Все пункты нового эдикта:
В любом из них ловушка есть
И основанье для конфликта.

С людьми он должен воевать,
Насилуя свою природу,
Чтоб сведения добывать...
И всё Арапову в угоду.

Роман боялся, как огня,
Общаться с непокорным цехом —
Он не забыл событий дня,
Когда Картуз прогнал со смехом.

«Все пункты, — он сказал жене, —
Заведомо невыполнимы!
Никто не предоставит мне
Всех сведений необходимых

Не из-за вредности людской —
В природе их не существует...
И я утрачу свой покой...» —
«Вот уж Арапов возликует!

Программа эта — приговор,
И не годна для исполненья...» —
«Ну, что ж, тогда я - крючкотвор,
И к ней добавлю измененья.

Арапов хочет, чтобы я
Со всеми ссорился, ругался —
Как он...» — «Но в чём же цель твоя?..» —
«Мне выгодно, чтоб я общался!

Гордей желает, чтобы я
Режимы резанья освоил...
Но делать этого нельзя —
Он ложный путь мне подготовил!

Ведь то, чего я так боюсь, —
Моя надежда и спасенье:
Мне непосильно (признаюсь!)
С людьми открытое общенье.

Я сразу чувствую вину
Перед любым специалистом,
В душе имея слабину,
Я остаюсь идеалистом.

Программа эта — мой предлог
Своё стесненье пересилить,
С людьми наладить диалог,
И чтобы все его вкусили.

И даже Картуз, давний враг
(Он злой, но вовсе не дурак),
Почувствует моё общенье.
О, это будет наслажденье!

Арапов бросил вызов мне —
Я этот вызов принимаю,
И выиграю я вдвойне,
Поскольку сам себя спасаю.

Ведь сам Арапов говорит,
Что я безынициативный...» —
«И ты способен оценить
Его упрёк?» — «Он конструктивный.

Я буду побуждать себя
Активным быть, не уставая...
Но не Арапова любя —
Свои задатки развивая».

2
Роман всё больше понимал:
Арапов внешне был доволен,
И виду он не подавал...
Но дал программу против воли.

Ведь у Романа будто вдруг
Большое войско появилось
Или влиятельнейший друг...
И обстановка изменилась.

Он мог вставать и уходить,
Оставив кандалы Гордею,
И тот не мог остановить,
Поскольку сам подал идею!

Хоть нелегко преодолеть
Сопротивление народа,
Что любит свысока смотреть,
Но компенсация — свобода!

Роман слегка паниковал,
Но тут помог ему Онучин —
Советы мудрые давал,
А сам был монотонно-скучен.

Роман уверенность обрёл
И начал верить в свои силы,
А так как ум был обострён —
Его буквально осенило:

«Ведь я же право получил
Решать свои дела с Гудковым!»
Роман немедленно решил
Связать себя общеньем новым,

Хотя прекрасно понимал,
Что тем для разговора мало.
Но сам себе Роман сказал:
«Я должен положить начало!

Ведь главное — не тот вопрос,
С которым я пойду к Гудкову.
Я на себя повышу спрос —
Вот что возьму я за основу!

Его я стану приучать
К себе, войдя в его реальность.
Я не любитель докучать,
Но вынужден пойти на крайность.

Да, будет страшно... Но затем
Мне станет легче... Как с Гордеем:
Сейчас общаюсь наравне
С высокомерным корифеем.

Гудков, конечно, не Гордей,
И страх мой на порядок выше,
Но будет результат ценней —
Я этим сам себя возвышу.

Ну, а пока соблазн большой
Его достоинства принизить,
Чтобы, воспрянув всей душой,
Свою уверенность повысить...

На вид, конечно, метод прост...
Но он обходится дороже:
Я ограничу сам свой рост,
Когда противник мой ничтожен.

Я попытался презирать
Арапова, пока не понял,
Что не способен обладать
Его задатками, и принял

Его таким, какой он есть.
Я стал вести себя смелее,
Блюдя достоинство и честь —
Сейчас я не боюсь Гордея.

Угрозы жизни больше нет,
Он мне всего лишь неприятен,
Как насекомое, чей вред
Едва ль опаснее царапин.

И вот теперь мне предстоит
Увидеть качества Гудкова,
Осмыслить их и оценить,
И получу я импульс новый.

Мне вскоре предстоит понять,
Сравнив с Арапова манерой:
Ведёт ли он себя, как знать,
Со мной, обычным инженером?»

3
И в тот же день он получил
(Через Онучина, конечно!)
Заданье: надо, чтоб сравнил
Режимы резанья — и спешно!

Он сразу запаниковал:
Онучин, приказав исполнить,
Ему ни слова не сказал,
В каком же виде всё оформить.

Роман Онучина спросил,
Тот заворчал, засуетился —
И вскоре след его простыл.
Роман на «друга» рассердился...

Но тут же сам себя взбодрил:
«А как бы поступил Онучин?
Ему никто не говорил,
Что делать, он собственноручно

Все важные дела вершит,
Навязывает предпочтенья,
Он даже может предрешить
И кадровые назначенья.

Руководители его
На это просто не способны,
Он стал для всех весьма удобным,
Здесь всё зависит от него.

Как важно думать самому,
Тогда не будет униженья
От инвалидов по уму
И безголовых от рожденья.

Кто верить с детства не привык,
Что он достоин лучшей доли,
Тот вечный чей-нибудь должник
И исполнитель чьей-то воли.

Я за бесценок отдаю
Привычку к праздности и лени,
Чтоб никогда за жизнь свою
Не становиться на колени.

И я способен сам решить,
В какую форму облачить
Свою таблицу, — тьма решений,
Поскольку нет ограничений».

Роман придумал форму сам,
Взяв данные в «любимом» цехе,
Её заполнил к трём часам
И сдал — как справку об успехе.

4
И вот он — долгожданный день:
Арапов, к отпуску готовясь,
Призвав к себе своих людей,
Их инструктировал на совесть.

Вдруг в кабинет вошёл Гудков,
Стал говорить о производстве,
Замолвил пару веских слов
О том, что в высшем руководстве

Единства нет и что Цуркан
Несправедливо обвиняет
Гудкова в том, что сорван план,
При том суть фактов изменяет...

Он очень долго говорил,
И вид его был очень грозен.
Роман с волнением следил
За ним, был взгляд его тревожен:

А вдруг он речь свою прервёт —
Романа спросит о программе?
Он понимал, что не найдёт
Слов, чтобы выдержать экзамен.

А с понедельника Евстрат
(Как будто он — Гордей) стал править...
С законом явный был разлад:
О том, что должен он возглавить

Весь аппарат, никто не знал;
О замещении Гордея
Приказ никто не показал.
Выходит, это всё затея

Онучина власть захватить?..
Или тот фактор, что Онучин
С начальником мог кофе пить,
Сработал, и ему поручен

Арапова весь комплекс дел?..
А между тем Евстрат старался.
Своим стараньем он хотел
Всем показать, как отличался

Его демократичный стиль
От автократии Гордея,
Насколько он руководил
И грамотнее, и умнее.

Роман подыгрывал ему,
Но в атмосфере пониманья
Всё ж удивлялся, почему
Онучин поощрял свиданья

С Гудковым (прежде никому
Не позволял он приближаться
К Арапову): «Мне по уму
С Евстратом рано состязаться...»