Розанов и новь озарений о языке

. Розанов и новь озарений о языке

( В.В. Розанов о культурообразующей функции языка)

   
Не слушайте, люди, чужих сказок. Любите свою сказку. Сказку своей жизни. Жизнь каждого есть сказка, только один раз рассказанная в мире…
Василий Розанов


В   рамках современного кризиса культурной идентичности большой
интерес представляет вопрос о механизмах сохранения культурной традиции, в которых язык выступает одним из важнейших каналов консервации, фиксации и трансляции этнонационального культурно-исторического опыта.

В этом плане нам интересно обратиться к опыту исследований культурообразующей и культуросохраняющей функции языка, которыми занимались некоторые представители русской общественно-политической мысли конца ХIХ – начала ХХ вв., такие, как Н.С. Трубецкой, П.А. Флоренский, К.Н. Леонтьев, В.В. Розанов.

Несомненно, их труды, их находки в этой области обладают особой значимостью и могут быть востребованы в рамках таких новых научных направлений, как культурология языка, когнитивная лингвистика, социолингвистика, этнопсихолингвистика, лингвокультурология.

 В этом плане наиболее интересно для изучения наследие В.В. Розанова: у мыслителя нет, как известно, определённых трудов, посвящённых проблеме языка, но мысли Розанова о языке проскальзывают во многих его работах – и художественных эссе, и критических статьях. Он как бы проговаривается о своих озарениях, лишь означивает беглой, летучей зарисовкой свою мысль, не фокусируя на ней внимание читателя, не давая чётких, выверенных определений и выводов.

Мыслитель как бы предлагает нам соучаствовать в зарождении мыслеобразов, в создании формулировок. В этом – осознанный приём подачи научного и художественного материала, «изобретённый» Розановым.

Не случайны названия произведений, говорящие нам об осознанном выборе приёма: «Уединённое», «Мечта в щёлку», «Опавшие листья»… Не случаен авторский выбор подачи материала, явленного нам в диалогах, обрывках диалогов, полуфразах, перекличках с читателем…

Не случайно акцентирование автора на том, где и как, за каким занятием родилась та или иная мысль: «За нумизматикой», «За подбором этих заметок», - отмечает Розанов. И важно для автора, на чём было записано его «мимолётное»: «На обороте транспаранта», « На подошве туфли», «На обороте полученного письма»… Розанов ведёт нас за собой, предлагая быть соавторами его раздумий.

 В этом плане образно можно сказать, что Розанов явился неким предтечей современного Интернет-общения: ведь чем ценны «перебрасывания» репликами в социальных сетях? – именно живостью реакции, сиюминутностью, мимолётностью, чувством «включения» в общее информационное поле планеты.

Так и хочется сказать, что Розанов делает некое "литературное селфи":все пометки о времени и пространстве прилетевшей к писателю и зафиксированной в языке мысли являют утверждение, самофиксацию обоюдную на полотне культуры: и мысли, и писателя. Некое "селфи", появившееся в мировой культуре за сто лет до селфи смартфонных...

Не этим ли вызван такой интерес у современников Розанова к его текстам - порой слишком философских, запутанных, непоследовательных - "не для всех"... Может, современники чувствовали в текстах Розанова нечто из ещё не проявленного будущего... И смотрели в тексты Розанова, как смотрят люди 21 века в инстаграммы артистов, певцов, блогеров - всех тех, кто "инсталлирует" себя, делает инсталляцию "сказки своей жизни"...

А "сказка своей жизни" - яблочко по блюдечку, по белому листу, по глади смартфона - и это уже не "мимолётное", потому как фиксируется, и не "уединённое" - потому как для всех... Розанов перебирает зеркала: бумага для писателя, стеклянная амальгама для обывателя, - просто смартфонов ещё нет. А идея запечатления, инсталляции, проектирования, трансляции "сказки своей жизни" - уже есть.

Розанов задолго до появления «скоростных» средств общения со своими читателями – задолго до появления смс-сообщений на экранах мобильных телефонов, задолго до появления электронных текстов на планшетниках – как бы опробует быструю передачу мыслей своим читателям, будто бы говоря: «Вот здесь, сейчас, эта мысль появилась – при взгляде на транспарант… Вот появилась – и записана здесь и сейчас, на папиросной коробке…» - делая читателя Со-мыслителем, совместным мыслителем, как способен соединить участников беседы Интернет.

В этом плане Розанов действительно провидел некие новые смыслы языка, новые языковые возможности… Но все это на уровне озарений…

Интересно, что, если мыслитель Павел Флоренский предвидел появление компьютеров и описывал принцип работы компьютера, то философ Василий Розанов, общавшийся с Флоренским, живший в последние годы с ним в одном городе, - провидел «компьютерное общение» и практически моделировал его в стиле своих книг.

Отсюда игровой характер  философских высказываний Розанова, отсюда принципиальная «открытость» и «незавершенность» его текстов, их мимолётность, их сиюминутность… и их уединённость тоже!

Ибо в социальной сети, при виртуальном общении человек одинок; его диалоги тяготеют к монологовости, каждый субъект общения слушает самого себя, свои суждения, ловит своё отражение в мире и ментальном пространстве других… Надо иметь недюжинные душевные силы, быть хорошим эмпатом-психологом, чтобы выйти из круга одиночества…

Розанов думал и об этом тоже.

Если мы возьмём на себя труд выделить представления Розанова о языке и рассмотреть их как единое целое, то мы получим интересную и впечатляющую картину. Вопросы языка всерьёз волновали мыслителя: он был убеждён, что язык является не только и не столько отражением действительности, сколько способом организации как самой действительности, так и человеческого общества и культуры, а также эффективным средством управления поведением индивида. А раз поведением индивида, то и поведением различных социокультурных групп, и поведением общества в целом. В данном контексте идеи Розанова о культурообразующей функции языка – прозрения Розанова о языке - представляют собой огромный интерес и выраженную познавательную и научную ценность.

 Вопросам закономерностей  функционирования языка в обществе В.В. Розанов уделял большое внимание. Достаточно сказать, что он одним из первых в своих трудах поднимает такую проблему, как «кризис общения»

 В.В. Розанова интересовала в первую очередь автокоммуникация, связанная с формами самополагания и самовыражения личности. Он относился к слову как ко всеобщему творческому принципу, а к языку как к стихии общения. В общении, считал Розанов, человек участвует всю жизнь духом, душой, телом, «полом». Слово, речь, общение определяют «перспективу»  человека, его возможность сопрягаться с иными культурами, предшествующими и последующими поколениями. Они обусловливают (в числе других факторов) жизненный путь индивида в его повседневном опыте от рождения до смерти.

  Основная функция языка связана, по В.В. Розанову, с тем, что он помогает человеку «вслушиваться» в самого себя: «Я» оформлено речью, творится ею. Выразить «Я» –  значит «схватить» внутреннюю речь как процесс рождения смысла внутри человеческого сознания.

В.В. Розанов одним из первых осознал, что речь не только сообщает человеку о нём самом, но и творит его, точно так же, как она творит социокультурную реальность, означивая мир определённым образом.

  Язык понимается В.В. Розановым как сложнейшая ценностная система, обусловливающая и тип культуры (их В.В. Розанов  выделял три – «классический», «христианский», «американский»), и тип человека, и динамику культурных форм. Квинтэссенцией самоосознания и саморепрезентации культуры и человека является литература – пространство игр языка в синхронном и диахронном аспектах.

   В.В. Розанов озабочен бытиём языка в культуре на революционном рубеже столетий, полагая, что современной «смерти языка» должна быть противопоставлена его трактовка как «слепка мира», где язык ещё не отделён от человека в качестве «объекта», а включает его как свою собственную живую часть. Имя в таком языке не репрезентирует вещь, не означивает её, а само является вещью, вплетаясь в паутину повседневной жизни. Имя не замещает мир, но несёт его в себе, что выводит метафору и аллегорию на самую вершину смысловых иерархий В.В.Розанова. Данная установка обусловила обращение мыслителя к сравнительному анализу толкования языка в христианской и языческой культурных парадигмах, итогом чего стало обоснование розановской программы «оживления» языка и его «оживотворения». По В.В. Розанову, языку необходимо вернуть «молитвенность», «интимность», «подлинность»: только тогда возможна реанимация особого доверия к языку, с которой мыслителем связывалось возрождение европейской и отечественной культур на путях внедрения элементов восточного язычества с его «естественностью и космизмом», зафиксированными в «следах» языка.

   Язык  должен был восстановить свою способность «прикасаться к миру, обонять, осязать его», сохраняя присущую ему наглядность и конкретность.

   Основная цель В.В. Розанова – вернуть язык в «телесность бытия», лишив его умозрительности. Только в этом случае он будет соответствовать своему культурному предназначению – выражать целостность человека, его боль и надежду как реального, живого, страдающего, саморефлексирующего существа.

 Розановская программа возрождения «подлинности» языка должна была снять отчуждение между означаемым и означающим и привести к формированию нового культурного семиозиса, построенного на стихии естественного, целостного чувства.

 Надо сказать, что «новый язык» В.В. Розанова существует, по сути, как чисто феноменологическое описание, осуществляемое с позиции предельного отстранения, игнорирования традиционных проблем и «болевых точек» «цивилизованного бытия». Мыслитель видит в языке не столько механизм выработки значений, сколько речевой поток, где происходит истолкование движения слов в истории, культуре, жизни отдельного человека.

В культурософии В.В. Розанова культуропорождающая функция языка рассматривается в первую очередь как функция риторическая, стилеобразующая: становление новых риторических фигур и речевых стилей трактуется мыслителем как средство формирования новой культурной реальности.

Данная реальность воплощается, по В.В. Розанову, в нескольких доминантных формах: в «философской», «литературной», «научной» и «исторической». Эти формы сопряжены с новыми дискурсами, со становлением новых риторических стилей и способов аргументации.

Большое внимание В.В. Розанов уделял такой особенности языка,  как его способность прорываться сквозь «трещины» человеческого рассудка и выражать интуитивно-явленное, подсознательное, запретное, невыразимое.

В данном случае корректно говорить не столько о языке, сколько о «духе языка», который наделяется мыслителем мистической жизненной силой и несёт в себе иллюзию возможности достижения идеальных отношений в рамках возникающих новых опытов проживания и переживания жизни человеком.

Попытка «отелеснения» языка Розановым была направлена, с нашей точки зрения, на переакцентировку смыслов: он хотел видеть не результаты (понятия) и процедуры означивания (рациональное мышление и логические способы аргументации), а сам процесс порождения смыслов в момент речения.

 В.В. Розанова интересует иной уровень связей, отражённых языком и в языке: это ассоциативные, метонимические, «экзистенциальные», «феноменологические», «мифологические» и т.п. связи. Выраженное таким образом содержание задаёт только пространство для размышления и автокоммуникации, не навязывая ни миру, ни человеку означенное как некую самоочевидную данность.

В новом культурном семиозисе В.В. Розанова связь означаемого и означающего подвижна и неочевидна: они то и дело меняются местами, не сливаясь и не растворяясь друг в друге. Данный процесс никогда не прекращается и длится столько, сколько длится сама человеческая жизнь.

         Поэтому у В.В. Розанова любой текст (и вся культура в целом) принципиально открыт, незавершён. Предметом понимания выступает не означающее, но и не означаемое, а сам переход от одного к другому, который каждый раз зависит от того, кто воспринимает текст, кто коммуницирует, кто находится в пространстве автокоммуникации. Именно отсюда, с нашей точки зрения, проистекает знаменитый розановский полифонизм.

В культурософии Розанова язык как бы сам «вызывает» читателя на диалог, и в этом диалоге, влияя на мировоззрение читателя, язык «проговаривает» самоё себя.

Свои главные произведения любой писатель обычно начинает с важных для себя, с самых важных слов. Откроем «Уединённое» и вслушаемся в его первые строки: «Шумит ветер в полночь и несёт листы… Так и жизнь в быстротечном времени срывает с души нашей восклицания, вздохи, полумысли, получувства… которые, будучи звуковыми обрывками, имеют ту значительность, что «сошли» прямо с души, без переработки, без цели, без преднамеренья – без всего постороннего… Просто – душа живет…»

Василий Васильевич Розанов нашёл свои «ключи Марии», своё «кольцо царя Соломона», свои отгадки к вечной тайне – душе человека как части мировой души.

И эти отгадки, не раскрывая, не объясняя и не расшифровывая, он нам завещал искать самим – и искать в том, что формирует культуру народа: завещал  искать в языке.