Упорство

Я не то чтобы не любил химии, как школьного предмета, о нет ! Я просто не был в неё влюблён.

Вместо того, чтобы влюбиться в химию, я был по уши влюблён в девчонку, которая пришла в 9-й класс в нашу школу из другой, заняв одновременно и место рядом с моей партой, и место в моём сердце.

Однако даже с сердцем, занятым неразделённой любовью к прекрасной однокласснице, и к химии я был небезразличен. Я любил и знал её, по мнению преподавателя химии Марии Ивановны Козловой, так, как следует любить и знать прилежному ученику. И потому получал, как правило, за все классные и домашние задания по химии высшие оценки.

И чтобы моё чувство к химии не угасало, Мария Ивановна наградила меня, как самого перспективного ученика в отношении предмета, ею преподаваемого, путёвкой во всесоюзный летний лагерь "Орбиталь", где должны были собраться на летний отдых мальчишки и девчонки, лучшие знатоки химии со всей страны - победители школьных, городских, областных и прочих олимпиад.

Так я, не будучи смертельно влюблённым в химию, и попал в этот чудесный лагерь, расположенный неподалёку от Казани на самом берегу Волги, широко раскинувшей здесь свои водные просторы, которые когда-то бороздил на расписных, острогрудых челнах Стенька Разин и даже, хлебнув лишнего, неосторожно утопил в них персидскую княжну.

Из нашего города ещё один мальчишка был награждён такой же путёвкой. Звали его Игорь Кислицын.

Игорь был сыном директора знаменитого не только на всю страну, но, пожалуй, и на весь мир комбината "Свема" по производству киноплёнки.

Помните, друзья, - в конце многих советских фильмов, даже таких знаменитых как "Война и мир", идут титры со следующими словами : "Фильм снят на киноплёнке шосткинского производственного объединения "Свема" ?
Помните, конечно !

Сегодня на месте этого прославленного предприятия высятся горы строительного мусора из кирпичей и бетона наподобие египетских пирамид, но в те баснословные года здесь прочно стоял, красовался и непрерывно рос целый город из цехов, складов и конструкторских бюро. Около 20.000 человек заняты были здесь денно и нощно работой, чтобы обеспечить отечественную кинематографию качественной киноплёнкой.

После развала страны начала разваливаться и "Свема". С директором Кислицыным, влюблённым и в химию, и в свою работу, и не пережившим этого факта, случился инфаркт. Но это я говорю так, к слову. Вернёмся же опять назад, в наш удивительный лагерь для химических вундеркиндов - в "Орбиталь" !

О, это был замечательный лагерь ! Чего стоило только то, что каждый день из его репродукторов звучала самая любимая мною в те годы песня Павла Когана, уроженца Казани, "Бригантина" :

Надоело говорить и спорить
И любить усталые глаза.
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса !

Пьём за яростных, за непокорных,
За презревших грошевой уют.
Вьётся по ветру "Весёлый Роджер",
Люди Флинта песенку поют.

Так встречаемся мы с серебристою,
Самою заветною мечтой -
Флибустьеры и авантюристы
По крови упругой и густой.

Лагерь состоял из небольших деревянных домиков, в которых находилось по три кровати и соответственно поселялось трое мальчишек или девчонок.

Меня поселили с Игорем и ещё с одним мальчишкой по имени Володя Польшаков. О нём-то я преимущественно и поведу здесь речь, ибо он при первом же нашем знакомстве изумил меня.

С виду это был совершенно ничем не примечательный мальчик. Худенький, щуплый, невысокого роста. Он не очень хорошо видел и часто надевал огромные очки в роговой оправе. На спортивной площадке он бы ничем не выделился из числа своих сверстников. К спорту он был абсолютно безразличен. Но страсть ещё большая чем к спорту, как у большинства мальчишек, или к прекрасной однокласснице, как у меня, у него была.

У него была, как у Дон Кихота, своя страсть, своя Дульсинея, которой он отдал сердце однажды и навсегда. Имя этой страсти "Химия".

Я не видел до встречи с ним ничего подобного.

С Игорем я быстро сдружился. Нас крепко объединили и сдружили общие интересы. А именно :

Удрать тайком из лагеря, что строго-настрого воспрещалось, и пошляться по лесу в поисках земляники. Накрасть яблок на соседних с лагерем дачах. Открыть гвоздём замок на цепи, которой была привязана к причалу лодка, и заплыть на середину Волги. Всю ночь не давать спать девчонкам, кидая им в окошко камешки и пугая их своим рыком, наподобие волчьего, когда они высунут нос из домика.

Во всё это время наших с Игорем бесчинств Володя Польшаков лежал на своей кровати и не отрываясь читал пузатый, как Библия, "Справочник по химии".

Однажды я из любопытства заглянул в эту толстенную книженцию и у меня в глазах зарябило от тысяч цифр и формул, напечатанных в ней самым мелким шрифтом. Я попытался разобраться хоть в одной из этих формул и не смог - ничего подобного мне в школе Мария Ивановна не преподавала. Это был очень сложный, серьёзнейший материал для учёных-химиков, но не для победителя школьной или городской олимпиады.

Володя же попал в лагерь не как победитель городской, а в качестве победителя всесоюзной и международной олимпиады по химии. Победил он в них легко, словно раскусил семечку.

Вообще-то он был очень славным мальчишкой - совершенно незаносчивым и простым. Он нисколько не гордился ни своими знаниями, ни своими победами. Победы ему были вообще безразличны. О них он нам упомянул вскользь, так, между прочим, отвечая на наши назойливые расспросы. Он жил, как дышал, своей любовью к химии, заполнившей его без остатка и переполнявшей его.

Я не мог вообразить, как можно любить эту толстую книгу, эти бесконечные цифры и формулы. Я не мог понять, как можно променять летние солнечные лучи, синее небо, водную ширь, соревнования по настольному теннису, красивые и стройные ножки девчонок на то, чтобы с утра до вечера уткнувшись в пожелтевшие страницы, лежать на кровати и читать, читать, читать.

Он брал в руки этот толстопузый, обрюзглый, потрёпанный от частого использования справочник с таким вожделением и читал его с таким наслаждением, иначе говоря, запоем, как я брал и читал "Приключения Буратино" или "Всадник без головы".

Я смотрел на Володю с удивлением и с затаённой завистью. Ничего подобного в себе я не обнаруживал - ни его упорства, ни его преданности своей "Дульсинее", ни его целеустремлённости. Да, теперь я самому себе могу признаться, что я завидовал ему.

Я завидовал его стойкой решимости достичь совершенства в познании того, во что он был влюблён, и самой этой беззаветной, бескорыстной, жертвенной любви его, его способности так любить, я завидовал.

Мне нравились в лагере почти все девчонки. Сегодня, временно позабыв про свою прекрасную одноклассницу, я был влюблён вон в ту девочку, с роскошными золотыми косами, а завтра - вон в ту, с таким милым личиком и задумчивым, поэтическим взглядом. Я разбрасывался любовью и в сущности не любил никого - ни ту, ни эту.

Володя же ради своей "Дульсинеи" готов был пойти, не задумываясь, на костёр, как Джордано Бруно.

Он готов был защищать её от врага, как Архимед от римлян свои Сиракузы, как Раевский свою курганную батарею от бешеных атак маршалов Даву, Нея и Мюрата, как Достоевский от несправедливой судьбы всех униженных и оскорблённых

Он, как обезумевший от своей страсти к живописи Врубель, готов был сносить любые издевательства, терпеть непонимание и травлю, и всё ради какой-то мечты, ради фантазии. Как Врубель ради чаровницы по имени "Царевна-Лебедь", которая теперь пленяет нас  таинственной, фантастической красотой в залах Третьяковки, а тогда, сто с лишним лет тому назад, когда Врубель написал её, вызвала лишь шквал критики и ядовитых насмешек, Володя готов был сносить всё и пожертвовать всем, даже пончиками и кефиром, которые вечером выдавали в столовой, ради своей "возлюбленной".

Лето и теннисный турнир подходили к концу. Мы с Игорем изрядно набрали в весе, загорели, наелись яблок с плантаций дачников, полюбили и разлюбили кучу девчонок.

Мы почти никогда, за исключением глубокой ночи, когда наши глаза после дневных похождений невольно слипались, не бывали в нашем уютном домике. А Володя из него так, пожалуй, ни разу за месяц и не вышел. А если и выходил, ну, скажем, пообедать, то лишь со своей "Дульсинеей". С ней же и возвращался обратно.

Прошли годы, немало лет.

И вот, вороша прошлое, я однажды вспомнил и про Володю Польшакова. Неудивительно, что из всех мальчишек и девчонок, с которыми я познакомился тогда в лагере, я запомнил лишь его имя. Я решил разыскать его и узнать всё, что возможно, о его дальнейшей судьбе. В наш век, век интернета, сделать это оказалось проще простого.

Едва я "забил" в Гугле два слова "Владимир Польшаков", как мне открылась следующая информация :

Владимир Польшаков. Доктор химических наук, ведущий научный сотрудник Центра магнитной томографии и спектроскопии факультета фундаментальной медицины МГУ..... и так далее, и так далее, и так далее.
Можете сами, друзья, убедиться в этом.

Я узнал его на фотографии. Прошли годы, а он почти не изменился. Всё та же в глазах отрешённость и преданность своей "Дульсинее", всё те же огромные очки, только оправа стала более современной.

А меня бы ты, Володя, не узнал. Я сильно изменился внешне и во многом - внутренне. Я был тогда самолюбивым, задиристым мальчишкой, видимо, таким и остался до сегодняшнего дня. Помню, что незаслуженно в каком-то споре я пытался обидеть тебя. Прости меня, пожалуйста, за это.

Что мне сказать, заканчивая свой рассказ ? Разве что следующее :

Володя, я восхищаюсь твоим упорством ! Я благодарен судьбе за этот подарок, за встречу с тобой. Если бы я не увидел тебя, я бы ни за что не поверил, что на свете существует такое полное несокрушимой уверенности в себе упорство, такой силы преданность, такой жертвенности любовь.

Я желаю тебе, Володя, всего самого лучшего ! Я счастлив видеть, что твоя любовь была взаимной.

А помнишь ли ты меня, Володя ?.... едва ли.