Да будет Свет! Поэма
И меня назвали Светлана."
Светлана Водолей
Ты сам пережил это: мир внешний может стать миром
внутренним. Ты побывал по ту сторону привычки
противопоставлять эти понятия. Тебе это
показалось адом — познай, друг, что это рай!
Потому что тебе предстоит путь в небесные выси.
Вот в чем состоит магия: менять местами мир
внутренний и мир внешний, не по принуждению, не
страдая, как это делал ты, а свободно, по своей
воле. Призови прошлое, призови будущее: то и
другое скрыто в тебе! До сего дня ты был рабом
своего внутреннего мира. Учись быть его
повелителем. Это и есть магия."
Что внутри и что вовне
Герман Гессе
"Мирозданье постигая,
Все познай, не отбирая:
Что внутри — во внешнем сыщешь,
Что вовне — внутри отыщешь.
Так примите ж без оглядки
Мира внятные загадки."
Гете «Эпиррема»
(Пер. Н.Вильмонта)
Был Свет. И есть, и будет снова.
Орлино рушился Восход,
и надевал свои обновы,
и снова шёл За Поворот.
Где Снег идёт, и всё как прежде.
И влёт летают города
с предместьями, и мир изнежен,
жестокий войнами всегда.
Тоска с манерами, певуче
вошла в мой Дом, пройдя фасад.
Как Осень, взглядами колюча,
клонила к холоду мой Сад.
По рукописным экземплярам
прошла, вовне оставив след.
Невинность падала на нары,
был в ней безумнейший ответ
на всё про всё. Всегда в фаворе,
с намёком в гиблые тела,
не умерщвляла на заборе
словами Троицы. Вела
туда, куда сама не зная,
Макар телят не прогонял.
Но мир душевный расторгая,
рвал всё в лохмотья и... ваял.
Корпускул пальчика тончайший
снимал слой пыли на потом.
В изображении редчайшем тонул
мой сумеречный Дом.
И плыл как парус одинокий
в туманах моря голубых,
где сам Лермонт мечтой далёкой
разлил Закат нам на двоих.
Доя Восход с напором звонким
молок, свисающих струёй,
сквозил бесшумно ветром ломким,
ломая ветки на постой.
Шалаш из Духа от жасмина,
от смол янтарных сосен ствол
моей души, всегда невинный,
куда вели, туда и шёл.
* * *
И сквозь Врата по струйке Света
истёк мой вдохновенный брак,
где как обуза шла примета
во всём, что мне давало Знак.
Но не услышав Слово РОДа,
сопротивлявшейся Судьбе,
я шла любви своей в угоду
и распиналась на скале.
В наскальном сне, где иероглиф
мне каждый час дарил Секрет,
зарыт под яблоней, Апокриф,
он опрокидывал буфет,*
где Чистота хрустальной геммой
таила маминых хлопот
весь пыл работы неуемной:
любых калибров рюмки. В рот
не шёл глоток шампанских брызг. И
спектральный авитаминоз,
когда ловила сетью визги
в зигзагах сказочных невроз.
Любимый Пушкин истолкован
был как царевна за углом,
в раю, под куполом знакомым
с мечтою женской на краю.
О, берега... Не оступилась,
не оттолкнулась, чтоб взлететь,
а на балкон облокотилась
в Луну светящую смотреть.
Там сосны, строем безымянным
окружена воздушность мечт.
Сдавайся в плен, хоть без изъяна.
Но кровью всё же скор истечь
твой срок, отмеренный углами
из нарочитых журавлей,
всё улетающих над нами
с курлыканьем: а ну, смелей!
Бери Перо своё Жар-птичье,
синичье с яркой желтизной
груди без пропасти двуличия,
с Медалью злата наградной.
* * *
Сама я Муза! И в фаворе!
С пуантами по гребням волн
несущих стен и коридоров,
где лабиринтов звёздных полн
мой Рок. Внезапно-полнолунный
в уныло-тихом мраке дня,
когда крадётся вор бесшумный
под злобу страсти и огня.
В меня бросая Камень, точит
как червь, зачем эксперимент
длинною в жизнь? Меня заточит
как нож затачивает мент,
бандитом ставший! У порога
не спрашивала слишком строго,
а доверяла ни за что.
И потому сейчас убого
живу, не зная, что от бога,
а что от чёрта, если что...
Нет. Я смела. Открывший шлюзы
души, не помнит ни о чём.
Он исповедует медузе,
а я сижу пред кирпичом.
Он снова взмахивает злобой
за то, что в сферах побыла,
их потревожив, Свето-Фобий
эфирных нежные тела.
За то расплата! Нападение
ещё раз Тёмных гнусных сил.
За поэтическое рвение,
за то, что сам был гнус. Кутил
и блефовал в любви, и бегал
от бабы к бабе как дурак.
От недержания не ведал,
что потерял давно свой флаг.
Не Казанова, нет. Ленивый
его дух страсти. Лишь напор...
Ни изощрённости сметливой
французской нет по этих пор.
А поры все давно раскрыты,
и нет возможности вранья.
Он импотент, давно забытый
и стёртый мёртво для меня.
* * *
Пуглив, пока "не едет крыша".
И лицемерен как никто.
Повадки волчьи вскрылись лихо,
хоть тихим сапом влез... Кокто
бы сам вписал в свои Анналы,
борделей избранный француз.
Бодлер, Дали, ПикАссо... Впалых
носов найдётся, хоть и Туз
заморский тухлых баклаЖанов.
В любви, ох, знающие толк!
На бархатных своих диванах,
в прихожих с горничными... Полк
любовников, держись! О, боги.
Я уничтожу весь твой шарм,
и сбрею бороду, и доги
сожрут твой фуй на завтрак. Дам
поберегу. И дев в итоге.
И девочек... В траве угар
Зелёных глаз, в раскрытой тоге
ждёт Роза алая как Дар.
Мане на бархате зелёном,*
изыскан Завтрак, боже мой...
Любовник нежный в том же тоне,
на том же фоне предо мной.
О, искуситель благоверный.
О, незапамятный Поэт.
Ты верен Незнакомке стервной,
сколь и прекрасной, спору нет.
Ты Пушкин сам, нет, Модильяни,
натуры обнажённой Рок,
водящий кисть по бёдрам Анны
Ахматовой. Но вышел срок.
Уже другие груди в моде,
другие бёдра и тела...
А он лишь овощ в огороде,
куда собака утекла.
О, сколь ночей блаженных было!
Но безголос в полночной мгле.
А я мечту свою хранила
как жемчуг в раковинном дне.
* * *
Не обнимай меня так страстно
глазами, взглядом. Всё лишь дым
и ложь для юн наяды ясной,
а мне твой взгляд уж нелюдим.
Не думай, что довольно страсти
твоей, армянской. Страсть не та!
Не изощрённый секс напасти,
не в масти козырной! Лета
уже не те. Здесь изыск нужен.
Возможно, нужен сам Барков...
Быть лишь с его словами дружен,
то не достаточно, в альков
чтобы прийти. Ты не в фаворе.
Уж точно это было б так.
Не вдохновенный брак, что горе.
Все без любви живут, ведь так?!
Она, глумливая поддевка,
всего французское бельё...
Но всё-равно нужна сноровка.
И ни к чему души ворьё,
обман и прочее. Мытарства
давно закончились для Муз.
Им не нужны твои полцарства,
ни злата-серебра, ни гуж,
который ты тянуть не в силах.
Нет ничего от Царских Врат.
И ждёт тебя уже могила,
и ты мертвец уже, мой "брат".
Мой ахуленный уголовник.
Рок выписал твой новый срок.
Ты мне не нужен как любовник,
тем более как муж. Ты смок
из городских углов, скользящих
червлёных лестниц, кабаков,
куда приличие не заходит.
Ты не бордель шикарных слов.
Хоть миги тягостно похожи
когда-то были, вдруг любя.
Но мы с тобой совсем не схожи.
Вода на площади Огня.
* * *
Огонь на площади Венеры,
где до сих пор Девятый вал...
А где воспитанность, манеры?
Нет, я вся — поезд. Ты — вокзал.
Терпение — плохой советчик.
И терпят женщины... Зачем?
Проекта беглого застрельщик,
тебе не надо перемен.
Ты не живёшь. Ты доживаешь.
Надел удавку, тянешь вновь.
Но ты меня не задеваешь.
А лицемерие — не любовь.
Тогда к чему? Перчатка с левой
руки уж сброшена давно.
Вся кружевная как потеря,
как шёлковое кимоно...
Объединю себя и Время.
Вернусь к себе, уйду в себя.
С наскока вдену ногу в стремя.
Ведь я, беременная всеми,
принадлежу — Себе! Броня
шиповниковых роз известна.
Чуть подойдёшь, и уколись...
Дрожь сладострастная прелестна
лишь в Первый день. Хоть злись не злись.
А дальше... Всё без всякой фальши.
Я требую в залог - всего.
Не можешь дать, катись подальше.
Мой друг — Лермонт, иль близ того!
Отчаянье молчанья — трепет
сладчайших мыслей. Грудь без воль.
Наручники как детский лепет.
В меня — ты бросил Камень. Соль
на рану ссыплю, сколько сможешь
с собой в могилу донести.
Хоть декабристом был, в остроги
тебя бы выслала. Прости.
Но ты ответить должен. Должно!
Искусство не прощает ложь.
Прощальность образов безбожна,
а створы темноты не трожь.
* * *
Не уповай на Ойкумену,
что вновь простит она тебя.
Во мне есть образ Перемены.
Как Ангел Огненный, губя,
пройдусь по всем РОДам отметин
глубоких ран и нежных сглаз.
Ты для меня уж незаметен.
Переоценка. Вот мой сказ.
О, как бы ты страдал ревнуя,
отпрянув злобно предо мной,
поняв, что не тебя целую,-
другого. Кто был — не любой!
Давайте жить среди великих!
Я не безвольна. Не мертва.
Во мне столь много Светло-Ликих,
что я сама жива едва.
Мне соответствие дороже
песочных, солнечных часов.
И нету времени, о, боже,
на глупости. Закон Основ
твердит, что есть приоритеты,
которых Дух перевести
не хватит до конца планеты
и воробьиных стай в горсти.
Я собираю Камни эти.
Бросаю в спину их тебе.
Твой след остыл. Мой — на планете.
И жжёт, и греет. И в борьбе,
в соитие ангелоподобном,
и Есмь, и светит каждый раз,
когда увижу Первородность
и Чистоту,- влюблюсь тот час!
О, сколько раз, блажен, безгласен,
в суровой Тьме мечту храня,
ты верил, обнимая страстно —
одну меня!..
Но миги тягостно несхожи.
Ты верил, в Первый день любя,
что сам себе ты всё ж дороже,
жал сладострастно и до дрожи —
мою судьбу своей губя.
* * *
И лгал весь Часослов бессонный
в пределах образов ночных.
И тайной темноты безмолвной
была покрыта принуждённо
с угрозой смерти для иных,
кто на меня смотрел с приятием.
Кто был воспитан и умён.
Принуждена в твоих объятьях
была Не Я — со всех сторон.
Но вскрыть обман мне было больно.
Молча, отчаянье тая,
я иногда была безвольна
и на твоей груди безвольно
лежала, злобу затая...
Не так, страдая и ревнуя.
Испуг отпрял передо мной
теперь, когда склонясь целую
другого, кто не был со мной.
Но быть желал, и много более.
Поняв, что Муза я и Свет.
И бесконечно своевольна,
свободна, первородна, стольна
как Стольный Град среди планет.
И ты клонись, целуй другую.
и сожалей, что потерял.
За эксперимент ценою жизни
я заплатила. Ты же взял.
Как взятку. Слишком взятка сладка.
Не по карману, по кайме
расшита "матерью" вприсядку,
и с того света мстила мне.
Не Кровь Своя, свекровь убога.
Над ней довлеет тёмный Рок.
И мало было б ей острога,
но кто-то жертвой уберёг.
И он расплачивался тяжко.
И тоже сам на свете том .
И счастлив был, увы, с натяжкой.
Судьбу свою отдав на слом.
Как жаль, что нет его живого.
Как много было б мне сказать,
спросить... Ни Слова волхлового
и не Звезды той не достать.
* * *
Пою хвалу, достойней нету,
тем, кто попал и утонул
как жертва зряшная в планету,
где мало было Калигул.
Да и не слушали советов,
не обглодали до костей
родных радеющих приветы
в противовес чужих страстей.
Чужих мощей, до что мы в самом
том деле, выкатив в проём
огромный шар Земли в пределы,
где неуёмен окоём.
Где нет ни жизни, лишь ненастье.
И Горький тож средь слов блудил,
сказав, что рождены для счастья
на этой грешной... Все без сил
в конце останутся зачем-то.
Кому-то нужно это дно.
Но развивается как лента
атласное сие кино.
Возможно, проще надо. Проще.
Хоть плюнь и вытри, всё одно.
Зароют в яму твои мощи.
Да вот и всё твоё кино!
Пока сбиваем в банке масло
и колотимся в молоке,-
не думаю, что всё опасно.
Всё призрачно как при Луне.
Она была вчера округла,
беременная как всегда.
И засветилась быстро Югла,
и разомлела как беда.
И только Творчество, что скрасит
любую ночь и день любой,
возможно, что-то приукрасит,
но заискрится Голубой
Венерой Утренней примерно.
Вечерней тоже Свет влила...
И успокоимся, наверно,
при Свете кончика Пера.
* * *
При яркости Восхода дива,
роскошной розовости роз,-
цветная утра перспектива.
Но я болею. Подытожь
мои слова. И в зад, и в перед.
Из самого Парижа был
борделя слышен шум в манере.
О маньеризме говорил
сам Модильяни. Честь и Слава.
Хвала Искусству воплощать
от жизни дерзкие забавы
и в Чудо мусор превращать.
И в благодарность тем, кто ведал,
и в благодарность тем, кто дал
свою судьбу. Распятью предал.
И Дух нам свой исповедал!
19 октября 2021 года
*Это воспоминание из Детства, когда мой брат Олег в семилетнем возрасте опрокинул верхнюю часть тяжёлого старинного буфета, который был заполнен хрустальными рюмками и бокалами разного калибра, потому что хрусталь очень любила и собирала мама.
**Здесь обыгрывается картина Клода Мане "Завтрак на траве".
***Югла — один из районов Риги.
Свидетельство о публикации №121101902484
Всё мною прочитанное и впечатлило, и наполнило Вашими, возвышенными чувствами, дало возможность прикоснуться к Вашей, изумительной поэзии, за что огромное спасибо.
Желаю радости и любви.
Павел Роживец 21.10.2021 09:54 Заявить о нарушении
С теплом и улыбкой,
Я.
Светлана Водолей 21.10.2021 10:00 Заявить о нарушении