Князь Иван II Иванович Красный глава 5

Глава 5 - Крутой поворот

Ночь заканчивалась в корне,
Уж к заутрене зовут.
Было Сретение Господне,
Всю ночь в храмах утро ждут.

В послесретения спешили,
С отдалённых лишь слобод.
Богомольцы дорожили
Временем на переход.

Всюду факелы горели,
Храм Успения в центре был.
Площадь до ворот, как в щели,
Осветить кто-то забыл.

Люди шли здесь осторожно,
Предварительно крестясь.
Хоть и утро, всё возможно.
Тать подходит не таясь.

И косились лишь глазами
На большой и тёмный куст.
От стены, слыхать ушами,
Исходил какой-то хруст.
 
Вся стена Кремля подспудно
Сплошь в рябиновых кустах.
Не бывает многолюдно,
Движет всеми только страх.

В полутьме всё ж предрассветной
Можно было разобрать,
Что в рябине неприметной
Стая птиц, а как узнать?
По размеру очень схожи
На скворцов и на дроздов.
Поведением не похожи
На любителей плодов.

Все с куста на куст скакали,
То взмывали свечкой вверх.
Как за кем-то наблюдали
С осторожностью, как стерх.

И тогда на оперение
Был видать багровый свет.
Словно отблеск, озарение
Той зари, которой нет.

А мороз стоял приличный
И из храма пар валил.
Богомолец нетипичный
Выходил, кто не спешил.

Чистым воздухом хотели
Безусловно, подышать.
Духоту перетерпели
И домой, чтоб не мешать.

- «Свиристят-то как красавы» -
Вдруг один из прихожан:
- «Нет приятнее забавы
Здесь в рябине, точно пьян».
 
А они были красивы.
Ветки тонкие рябин
Не выдерживали силы,
Гнулись будто лист осин.
Те, как будто бы играя,
Зависали, где есть гроздь.
И клевали не взирая,
Что и клюв у них, как гвоздь.

Ну, а крылья трепещали,
Словно летом у стрекоз.
Ровно зорьку излучали
Алым светом, как от роз

Сам рябинник был длиннющий
Уходил за склон в Посад.
Птиц, … а случай вопиющий,
На примете был и сад.

Солнце медленно всходило
Виден, стал и след от птиц.
На снегу всё походило
На кровь каплями без лиц

- «А постой-ка!» - крикнул громко;
- «Так,  похоже, это кровь.
Вон и он лежит, где кромка …
Вдруг несчастная любовь?»

И тут колокол на храме
Громко возвестил отпуст.
Прихожане словно в драме
Все к Кремлю, а он не пуст.

Взмыли в небо свиристели,
Весь рябинник опустел.
Только люди не хотели
Быть всё время не у дел.

И уже, как полукружье,
У рябинника стоит.
А внутри почти удушье,
Теснотища без элит.

Раздаются охи, ахи …
Кто-то плачет не навзрыд.
Тут ребята и девахи …
Их не держит даже стыд.


Появились и тропинки,
Свежий снег протоптан весь.
Все туда к кустам рябинки,
Не хватает места здесь.

И вытягивая шеи
Всем хотелось лишь вперёд.
Он лежал, а все плебеи
Лишь узнать, а чей черёд.

- «Кто убит? Кого же это?» -
Каждый тут же задавал.
- «Я видал, похоже, где-то,
Но ей Богу не узнал»

- «Да его Москва вся знает»,
- «Неужели это он?
Но такого не бывает …
Князь Иван оповещён?»

Босоволкова Алёшу
Тяжело было узнать.
Клевец сделал козью рожу
Раскроил лоб, не собрать.
 
А лежал он под рябиной,
Лоб развален пополам.
Мозг в снегу перед детиной,
Руки были как по швам.

Весь, как панцирем покрытый,
Кровь, замёрзшая со льдом.
Не раздет и не зарытый …
Тать оставим на потом.
Даже шуба меховая,
Соболь в шубе главный мех,
Вся в крови, подол включая,
Стало памятно для всех

Капли крови были видны
И на белых сапогах.
Расшитые и солидны
Различимые впотьмах.

- «Кто ж его так? Эх, несчастный …».
- «Кто ещё? Конечно тать!»
- «Тать? Какой своеобразный, …
Разглядел, что не видать.

Видишь, цепь висит на шее
Золотая. Ты б не взял?»
- «Как сказать? Тебе виднее,
А по мне так грех. Понял?»

- «Да-а! Деревню втарить можно …».
- «Ты бы парень помолчал.
Говори, да осторожно,
Здесь не торг, чтоб так кричал».

Продолжались разговоры.
- «А ударили мечом …».
- «Вон клевец лежит и споры
Неуместны, что почём».

И толпе вдруг стало страшно.
Ведь клевец, по сути, зверь.
В рукопашной бесшабашно
Пробивает в латах дверь.

Учинил это злодейство
Не случайный головник.
Совершил такое действо
Лишь богатый, не старик.

Клевец средство дорогое,
Не бросают просто так.
Предприняв в Кремле такое,
Вхож сюда и не простак.


В толпе самой разношерстной,
Но найдётся человек,
Кто в позиции серьёзной
Будет принят свой навек.

- «Ничего нельзя руками
Трогать, даже подходить!» -
Крикнул барин: «Надо с вами
Тело как-то оградить.

Сообщить немедля князю,
Он же был ближайший друг.
И дружинников, пусть сразу
Дровни к телу не без слуг».

И вот сквозь толпу и с бранью
Шумно лезет Святогон.
С ним Бяконтов, по призванью
Был соратник, как и он.

Следом лез в слезах Василий,
Это тысяцкого сын.
И на труп, как от бессилий.
- «За что-о-о, батя!» - крик ослин.

- «Лекаря быстрей зовите!» -
Крикнул тут же Святогон.
Вася встал и: «Не спешите,
Он давно остывший вон»

И к толпе вдруг повернулся:
- «Я-то почести воздам.
Сообщите, кто коснулся?
Обещаю, много дам».

И толпа, как по команде,
Быстро начала редеть.
Быть причастным к светской банде …
Упаси Бог разуметь.

Дровни подкатили к телу,
Аккуратно погрузив,
Увезли видать к уделу,
Был покойный прозорлив.


Москва тихим местом слыла
И тут на тебе – мокряк.
Просто ужасом накрыла …
Не найдут, … считай висяк.

Целый день она гудела
Словно улей на разор.
Весть убийства долетела
До дворца. Какой позор!

Князю донесли тотчас же.
- «А-а-а?» - сказал зловеще он;
- «Лёшу? Клевцем? Бросил даже?
Кто посмел? Борьба за трон?»
 
- «Всё это по наущению» -
Тут Бякотовы в ответ.
Феофан был по значению,
Как боярин, ближе нет.

Иван хряснул по столешне,
Что все чаши ходуном.
- «Всё пустое и не здешне,
И несёте не о том.

Что для всех это убийство?
Как не можете понять,
На Руси не Византйство,
Мы не можем позволять.

Боголюбского Андрея
На Руси чтут до сих пор.
Был убит, кто обнаглея,
Не струхнул поднять топор».
И бояре закивали:
- «Да-а-а! Похожий вариант».
- «Ну, и кто это? Узнали!!!» -
Князь шипел, как змий-гигант:

- «Никакой догадки нету?
Подозрений никаких?»
Все молчали по завету
Нет улик, не бей своих.

И Бякотовы, Кобыла, …
Только лишь плечами жал.
- «Все улики ночка скрыла» -
Андрей братьев поддержал.

- «И что значит в подозрении?» -
Вновь боярин продолжал:
- «На кого сказать? При мнении
Доказательств нет. Зажал.

Невиновного попутно
Можно к плахе подвести.
Неуверен, что уютно
Жизнь прожить, как взаперти.

В бытность тысяцким покойный
Нажил множество врагов.
Свой характер беспокойный
На всех ладил, он таков.

Кто-то выполнить старался,
Кто обиду затаил.
Проверять к кому касался?
Время нет, не хватит сил.

Ты конечно князь хотел бы
Вельяминова назвать.
Это ведь не резать вербы
Перед Пасхой так сказать.

Вельяминов дядька умный,
Сам конечно не пойдёт.
Шурин твой благоразумный,
Исполнителя найдёт.


В то же время, как решиться,
Слово это произнесть?
Жизни можешь сам лишиться,
Перспектива эта есть».

Так сидели и молчали
Глаз на князя, не подняв.
И при этом замечали,
Князь молчал, их не поняв.

- «Вот и дума! Вот опора!» -
Про себя кипел Иван:
- «Вот и жди от них фурора?
Каждый жук и хитрован».

Вслух: «Что делать будем, други?»
Други вежливо молчат.
- «Штаны лопнут от натуги,
Как говаривал друг Чет.

Знать поганая, вот кто вы,
В каждом верно чёрт сидит.
Для вас княжества основы,
Чирей в жопе и не спит».
 
- «Мы-то в чём здесь виноваты?
Что ты лаешься на нас» -
Встал Андрей Кобыла: «Святы
Наши помыслы подчас.

Слышать эдакое тошно,
Да и мне не по летам.
Мы с отцом твоим истошно
Матерились, но без драм.
Так что эти оскорбления
Оставь Шурочке своей.
Пусть княгиня во спасения
В церковь сходит и ты с ней».

- «Виноват, погорячился.
Не серчайте, … вот ведь как …
Из-за горя возмутился,
Он же мне не просто так.

Скрылся, прячется разбойный,
Только где его искать» -
И Иван всегда спокойный,
Еле мог себя сдержать.

- «Знаешь ли, … всё на пределе» -
Феофан Бяконтов встал:
- «Бунт вот-вот на самом деле,
От бесчинств народ устал.

И винят во всём боярство,
Вот на нас злость и сорвут.
Кровь прольётся, в том коварство.
Кто виновный будет тут?

По Москве небезопасно
И сейчас уже ходить.
А уж к вечеру, … всё ясно …
О чём можно говорить».

- «Истлевает в земле тело,
Но затем и восстаёт
Более сильным, более смело
Всё, что видит, сознаёт» -

А сказал, совсем не к месту,
Эту глупость поп Акиф.
- «Ты что рад в Москве протесту?
Ждёшь итогов, будто гриф» -

Князь вдруг белый стал от злости:
- «А ты как сюда попал?
Здесь сидят мои лишь гости.
Попрошу покинуть зал».


Скорым шагом точно гнали
Вошёл верный Святогон.
- «Дорофей, чего узнали?» -
Князь к нему чуть не в поклон.
 
- «Очень дерзко разрубили» -
Аж зубами заскрипел;
- «Нагло, даже не добили,
Хоть и ойкнуть не успел.

Алексей сказал намедни
Что ему, мол, по ночам
Кричит кто-то, вроде бредни,
Угрожает по долгам.

Так по голосу кричавший
Афанасий, глаза нет.
Я их выследил, уставший
С князем брянским тет-а-тет.

И в Семчинском их ночёвка.
Здесь всего-то пара вёрст».
- «Это ж ниточка, бечёвка …
Можно вытянуть за хвост» -

Иван даже, как воспрянул:
- «Ты Семчинское сказал?
К Вельяминову нагрянул? …
Вот он всем и доказал».

А бояре однозначно:
- «Вельяминова же ждём.
Его нет, всё как-то мрачно,
Вдруг не знает. Подождём?»
- «Не осведомлён ещё» - с издёвкой
Вдруг Кобыла произнёс.
- «Или слишком …» - и не робкой
Святогон поправку внёс.

- «Опасаются, похоже,
Чтоб не думали на них» -
И опять Акиф не схоже,
Но сказал, как за своих.

Но Иван был, как в отключке,
Никого не слышал он:
- «Мне все брянские колючи
Во где, есть для всех закон

Мне обоих и в железа,
Чтоб не дай Бог кто ушёл.
И живыми без пореза.
Хочу знать, кто их нашёл».

Дорофей, как заведённый,
Только этого и ждал.
И решением окрылённый,
Как исполнить чётко знал.

И дружинники с ним тоже
Просто рвались выполнять.
Для них тысяцкий, похоже,
Был свой в доску, не замять

- «Алексею есть замена?
Место тысяцкого ждёт.
Кто придёт, ну есть же смена …» -
Ждал ответ боярский слёт.

- «Никто!» - был ответ короткий:
- «Пока жив, стану искать.
Я с врагом не буду кроткий,
Будет гад нутром харкать.

А когда месть состоится,
Может кто-то и займёт.
Не хочу ни с кем делиться,
Не до этого, … пройдёт».


Самый мерзкий, даже мутный
Вне сомнения февраль.
На тепло довольно скудный.
Да и холода не жаль.

Целый день в белёсом небе
Было солнце, как фонарь.
Освещало по потребе,
А тепло, … одна лишь марь.

До земли не достигало,
Превращаясь в иней сплошь.
Для деревьев покрывало,
Украшенье, если хошь.
 
Только в сумерки нещадно
Подступал сырой мороз.
Стылый, будь оно неладно,
Для дыхания, как наркоз.

Но дружинники упорно
Продолжали наблюдать
За Семчинском и бесспорно
За собою, чтоб не спать.

У всех бороды седые,
Иней так посеребрил.
Не роптали, хоть иные
Уже руки опустил.

- «Будто вымерли недавно» -
Сделал вывод Святогон.
На морозе губы плавно
Превращались в непокорн.
Согласились молчаливо.
День прошёл, людишек нет.
Дым из труб не шёл игриво,
Словно здесь на всё запрет.

Не горят в окошках свечи
И не слышен лай собак.
О пернатых нет и речи,
Тишина кругом. Как так?

Подозрительно всё было,
Слежку надо продолжать.
Что село чего-то скрыло,
Было глупо возражать.

Занялась к тому ж позёмка
И морозец поджимать.
Оказалось сложность ёмка
И опасно дальше ждать.

- «Неча ждать, айда тихонько» -
Дал команду Святогон.
И дружинники легонько
Поднимали эскадрон.

И лошадки не спешили.
На морозе день – не в масть.
Разогревшись чуть, ожили.
Пар пошёл, а это страсть.
 
Дом правителя деревни,
Вельяминовский тиун,
Средь холопской дребедени,
Возвышался, как валун.
Подойдя вплотную к дому,
Святогон начал стучать:
- «Эй хозяин! По благому
Попрошу нам отвечать».

Но никто не отозвался.
Стали в окна колотить.
А дружинник так старался,
Пьяных можно разбудить.

- «Делать нечего, придётся
Нам без спроса дом открыть» -
Святогон: «Поди, найдётся
Чем без шума просто вскрыть».

Когда двери в дом открыли,
Он троих оставил ждать.
С остальными, раз решили,
Дом надёжно обыскать.

Ни в сенях, ни в повалуше,
Ни в одной из горниц нет.
Дом не топлен, стынут уши …
Где же все? Вот где секрет.

Вдруг дружинник ойкнул тихо
И достал кресало, трут.
Высек пламя очень лихо.
Опыт есть, не оторвут.

В слабом свете еле видно
Разглядел огромный крюк.
Вбит был в матицу солидно.
А зачем? Какой-то трюк.

На крюку висел, как надо,
Незнакомый человек.
Разглядеть получше чадо …
Темновато, спору нет.

Святогон зажёг лучину
И к лицу её поднёс.
Глаз один наполовину
Вылез с впадины, белёс.


Кожа тоже отливала
Сизой мертвенностью вся.
Как страшилку показала
Вот какая стала я.

- «Он конечно, Афанасий!
Надо Дмитрия искать.
Князь не терпит этих связей
И убрал, чтоб не таскать» -

Догадался, кто здесь главный.
Тут же вывод сделал сам.
Перерыли дом бесславный,
Все постройки, пусто там.

След копыт у коновязи
Не застыл, совсем свежак.
Брянский князь, убрав все связи,
Вновь ушёл, … опять голяк.

Оставаться здесь нет смысла,
Дорофей вернулся в Кремль.
Доложил: «Беда нависла!
Знать замешана, не чернь».

Выслушав доклад подробный,
Святогона отпустил.
- «Неужели неспособный?» -
Думал: «Если допустил».

И тоска взяла за горло:
- «Что случилось? Как понять?
Зло безликое попёрло
Нагло, скопом не унять.

Порождение сатанизма
Показало свою власть.
Бесноватая харизма
Порождает только страсть

Может, правы те бояре
Наущением назвав.
Сатана, а не дворяне
Убивает, всё поправ.


Нет лица, даже намёка,
Кто убийство совершил.
Лишь личины подоплёка,
Ложью он дела вершил.
 
Значит он не всемогущий,
Раз в обманных образах
Предстаёт, обменщик сущий,
Да порой ещё впотьмах.

Сам всегда неуловимый
Всё вершит на подставных.
А тот вроде как гонимый,
Подставляет остальных.

И не хочет сознаваться,
Чья-то воля правит им.
Только с ним должны считаться,
Он один интим, экстрим.

Мнить, кто тать, кого-то надо.
Афанасий? Он же мёртв.
Кто повесил? Без расклада,
Просто множество врагов.

Брянский князь, а это вряд ли,
Он до Сретения убыл.
Святогон сказал, гуляли …
Может что-то и забыл.

Вельяминов, безусловно,
Все открыто говорят.
Как докажешь? Всё условно,
И родные подтвердят».
Сидел, молча, рассуждая:
- «Не понять, что Лёшки нет.
Трудно верить, понимая,
Что возможен был ответ.

Как умел он жить красиво,
А особенно дружить.
Вёл и противоречиво,
Меж тем мог и дорожить

А теперь убит! За что же?
Говорят, что слишком строг.
Строг к бездельникам. О Боже!!!
По-другому он не мог.

Как без тысяцкого дальше …
Этот знал всё наперёд.
Кремль поднял намного раньше,
Чем планировал расчёт.

Замениться нереально.
И в Москве не удержать
Тот порядок, что реально
Город просто содержать.

Чтоб про татей все забыли,
В том числе головников.
- «Да, когда-то вроде были» -
Скажут просто: «Кто таков?»

И кто сможет беспроблемно
С мастерами говорить.
Мыт с купцов собрать системно,
Тамгу всем установить.

И никто не в состоянии
В Орду князя снарядить.
Знать дары, о их влиянии
Кому хочешь угодить.

Знал возможные капризы
Всех, кто хана окружал.
Кто-то мех любил, сервизы,
Кто и яхонт обожал».


Весь уклад, как развалился,
Он не знал с чего начать.
Постоянно просто злился
И не мог на всё молчать.

В Семчинском сожгли усадьбу,
Кто поджёг? Опять секрет.
Вельяминов сыну свадьбу
Там планировал, ан нет.
 
Ерофей вместе с дружиной
Только выехал и вдруг
Полыхнуло, а причиной
Стал он сам, а может друг

Что умышленно, нет мнений
Никаких, кто его знал.
Замести следы, сомнений
Этот факт не вызывал.

Всю ночь люди Алексея,
С полной выкладкой причём,
Все дворы Москвы, зверея,
Прошерстили, все живьём.

Ваську толстого искали,
А нашли б, несдобровать.
Многие ту морду знали,
Так хотелось по ней дать.

И сторонников грозятся
Перерезать, как овец.
Пусть пока ещё косятся,
А созреют, … всем конец.
Князь сидел на том же месте
Никого не принимал.
Вдруг в ладоши, как невесте,
И лакей пред ним предстал.

- «Я прошу зажечь все свечи».
Тот, исполнив, встал в дверях.
- «Шурин ваш тут, просит встречи,
Очень просит, вы ж в друзьях».

После некого смятения,
- «Позови» - сказал Иван.
Пол божницей для общения
Сел подальше на диван.

Тот вошёл, вовсю качался,
Потому что пьяным был
Раз икнул, но удержался
Не рыгнуть, где он забыл.

- «Бражничать нашёл причину?» -
Вдруг спросил враждебно князь:
- «Или рад, считай, почину
Замесить слуг князя в грязь?»

- «Босоволков жил собакой
Без конца вилял хвостом.
Околел псом не кусакой,
Не жалею я о том» -

И презрительной улыбкой
Взял по-хамски наградил.
Князь стерпел, считал ошибкой
С пьяным в диспут сам вступил.

- «Что с Москве шумят, слыхал ли?»
Вельяминов протрезвел:
- «Я б ему, раз посчитали,
Всю башку срубить сумел».

- «Вон отсель! Уйди немедля!
И советую. … Проспись!!!» -
Князь понял чуть-чуть помедля,
Может сделать всё, кажись.


- «Ну, нельзя мне спать сегодня,
Их ребята точно ждут.
Во дворе со мною сотня,
От меня не убегут.

В Семчинском-то побывали,
С ними вместе петушок».
- «Святогон? Вот тут едва ли.
Не мастак пускать слушок.

Что твоя это работа,
Очень даже может быть.
Плохо кончишь. А забота
О семье? Пора забыть?»

Он хотел ответить что-то,
Взгляды встретились на миг …
Миг и нужен был всего-то
Чтоб понять – предел настиг.

И походкой вышел пьяной
За собой дверь не закрыв.
Видел князь, совсем не странной
Было то, что есть обрыв.

Его выходки и раньше
Князь всегда с трудом терпел.
Вроде брат жены, без фальши
Говорить с ним не хотел.

Утром князю доложили,
Сделал выбор Вася вдруг.
Не дом новый заложили,
Не винился всем вокруг.

Он с отцом и тестем Мишей,
Кто Лопасню взял и сдал.
С рожей наглой и бесстыжей
Из Москвы, считай, удрал.

Не куда-то заграницу,
А соседнюю Рязань.
Помнил князь Олег тупицу
И принял в такую рань.


После этого отъезда
И в семье пошёл разлад.
А начался он с наезда,
Объявил родне джихад.

Оба сразу ощутили,
Зыбкость их семейных уз.
Внешне мир пока хранили,
Мало ли какой конфуз.

Даже вслух не говорили,
Что их стало разделять.
Но в себе уже носили
Недосказанность замять.

Не питал Иван надежды,
Не хотел что-то вернуть.
Подозрительность невежды
До конца понять чуть-чуть.

Он хотел лишь только выйти
Из среды, где правит ложь.
- «Подозрительность изыйти,
Не моё это, не множь».

А  его она сжимала
Всё сильнее с каждым днём.
И тревога возрастала
За нормальность даже в нём.

То, что с ним происходило,
Иногда хотел забыть.
Что его так поразило,
В глубине душевной скрыть.

Поменяет вроде время.
В чём суть этих перемен?
Оголиться может темя …
Зубы реже без замен.

Задевает время душу,
Верх берёт порой печаль.
И не веришь не в милушу,
И не в сказочную даль.


Поначалу это страшно.
Начинаешь привыкать,
Когда всё это не важно,
На проблемы наплевать.

Постепенно Шура стала,
Как соседка, … он сосед.
Вроде быть женой устала,
Скучным даже для бесед.

Как-то так исчезли шутки,
А о ласке речи нет.
Только дети были чутки,
Точно знали их секрет.

Не кивала на обиду,
Что виной всему стал брат.
И не пела панихиду,
Раз со слов стал виноват.

Она, как не замечала,
Словно рядом его нет.
Ничего не излучала,
Спет итоговый куплет.

О чём думала супруга
Иван толком и не знал.
То ль устала от досуга,
То ль Василий так сыграл.

А ночные их свидания
Стали редкими, как дань.
И короткие старания
Ограничивала грань.
 
И однажды он столкнулся
С тем, чего не ожидал.
В ложе брачном, как приткнулся,
А не то, что вечно ждал.

- «Моя очередь сегодня?»
Он, не поняв, промолчал.
Ноги врозь, она ж не сводня,
И готовиться начал.

Разминая грудь и тело …
Но она своё опять:
- «Есть ли разница с кем дело?
Всё ж равно, какую взять».

И сквозь тусклый свет лампадки
Она видела лицо.
На любых казалось падки
И душевное гнильцо.

И она глаза закрыла,
Не хотелось наблюдать.
Чувства всё ж свои не скрыла,
Когда начал соблюдать.

После сделанного, просто
Вдруг спросила как бы так:
- «Всех ли ты ласкаешь остро
Прежде чем взять кое-как?»

- «Ты, поди, уже забыла,
Что не мыслил я грешить.
От ухаживаний стыла …
После девственность лишить» -

И Иван не понимая
Для чего этот вопрос,
Вновь решил, … ещё не зная,
На него закончен спрос.

Помолчав, она сказала:
- «Если в этом только брак,
Быть в супружестве устала,
Не желаю больше так».


- «Ты не хочешь быть с мужчиной?
Так иди же в монастырь.
Спрячешь лик свой за личиной,
Вот тогда поймёшь, кто хмырь» -

Продолжал лежать в постели,
Но её он отпустил.
Вновь спросил: «Ну, неужели …
Чем тебя я оскорбил?

В чём вина моя? Скажи мне».
- «На тебе тяжёлый грех.
Осуждаю не режимы,
А тебя с тобою всех».

- «Будешь говорить нормально?
Назови мне, что за грех?
Обвиняешь всех нахально
И молчишь, ну просто смех» -

Иван начал заводиться;
- «Значит я здесь хуже всех?
Тогда можем и проститься …
В чём ты видишь свой успех?»

Шура оставалась тихой:
- «Богу будешь отвечать?
Или, как и здесь с шумихой
Будешь только обличать?»

- «Я тебя не понимаю!
Так о чём мы говорим?
Перед Богом грех признаю,
Он сам в курсе про интим».

- «Как и здесь в Москве, как было,
Ты надеешься наврать?»
- «Не помрёшь, совравши – сплыло,
Да и как всем доказать?»

Превратить всё это в шутку
Очень искренне хотел.
Шура, вспыхнув за минутку,
Закричала: «Ты сдурел!!!


Вот теперь я понимаю,
Для тебя святого нет».
- «Да пошла ты, … что-то знаю …
Уходи, вот мой ответ».

И она ушла из спальни,
Он  остался, там лежать.
Злой ко всей опочивальни,
Где пришлось всё услыхать.

Мысли тяжкие давили,
Думал: «В чём же я не прав?
Кто её, в чём убедили?
Показала гонор, нрав.

Как слагается жизнь князя?
Перво-наперво поход.
Сутками с коня не слазя,
Знаю радость тех невзгод.

Достижений не имею,
Никого не убивал.
Славы нет, и не жалею.
Мир важней что Бог послал.

К чревобесию не склонный
И к пирам иной подход.
Поощряю пир законный,
Ради пьянки – сумасброд.

Как с Ордой живу и лажу?
Тут Алексий молодец.
Миротворец, как поклажу,
Тянет воз святой отец.
 
Новгородцы присмирели,
Но меня не чтит народ.
Терпят, вроде как велели,
Лишь бы не было невзгод.

Князь рязанский стал меняться,
Клыки даже показал.
И с Лопаснией расстаться
Не желает. Вот нахал!

Босоволкова, как друга
От беды не уберёг.
Не спасла его кольчуга,
С ним была, когда он слёг.

Вельяминовы сбежали,
Князь Олег всех приютил.
Раз Рязань не обижали,
Этим вроде отплатил.

Кстати, убыли в обиде.
Собираются мне мстить?
Не хотел бы этой гниде
В оправданье говорить.

Всем желал добра и только,
Примирения хотел
Справедливости хоть сколько,
Всех бы вроде обогрел.

Сам умел лишь подчиняться,
И жену так воспитал.
Угождать во всём стараться
И в отказы не вступал.

Может где-то лгал, не знаю
Или вёл себя, как смерд.
Не пойму, … не понимаю,
Я ж не слива на десерт.

И друзьями не разжился.
Брат Андрей? Господь прибрал.
Так вот образ и сложился,
Нелюдим, всегда молчал.


Почитал я Феогноста,
Он совсем наоборот.
Равнодушен из-за роста,
Я же третий и без льгот.

Так зачем я и что значу?
Хоть не трус и не ленив.
У девиц имел удачу,
Обаятелен, красив.

И не глуп, я так считаю,
Но отчаянье берёт.
Почему не получаю
То, что жизнь сама даёт?

Даже Шура, … непонятно
Тычет мне в глаза про грех.
Слушать это неприятно,
А тем более про всех.
 
Ну, её понять-то можно.
Вельяминиха! Что взять?
С ними надо осторожно,
Эти могут позволять.

А вообще вполне возможно,
Что она теперь и брат
Мстят, … открыто невозможно …
А исподтишка своё творят.

Эх, Алёша, мой дружище,
Кто ж тебя вот так посмел?
Отыщу его жилище,
Пожалеет, что был цел».
Он уткнулся в подголовье,
От досады застонал.
Вспомнив Шурино сословье,
Сам себе в ответ сказал;

- «Нет! Пора остановиться,
Жизнь, в конце концов, менять.
Чем-то надо поступиться,
Только нужное принять.

Ветхое отходит мимо,
Обновление – закон.
Делать вывод поправимо,
Так решалось испокон.

Вельяминовы бежали?
Головная боль у них.
Нам-то что? Соображали,
Перспектив здесь никаких.

Васька тысяцкий? Наивно
Даже мысль эту иметь.
Говорить о том противно,
А не то чтобы терпеть.

Так что всё переиначу,
Что Семён наобещал.
Завещанье обозначу,
Чтобы каждый место знал.

Так что Марьины именья
Будут мне принадлежать.
Деловые отношенья
Будут дети продолжать.

Что отнял у Алексея,
Я ему уже вернул.
Сын Василий, всё имея
За отца, как присягнул.

И с Ордой юлит не стану,
Как-никак Великий князь.
Потакать чрезмерно хану …
Сами скоро  сядут в грязь.


Брат Семён был своенравный,
Феогносту он дерзил.
Потому народ бесправный
Связь с Владыкой прекратил.

Я такое не приемлю,
Для меня Алексий друг.
Сына Дмитрия, я внемлю,
Дам воспитывать. Ведь внук!
 
А наставник он надёжный,
Будет Дмитрий Русь любить.
Впереди путь очень сложный,
Он научит с Богом жить.

Быть водителем, что важно,
Во всех княжеских делах.
Не вальяжно, эпатажно,
А как правильный монарх.

Если Бог возьмёт досрочно,
Буду знать, что трон в руках.
Думать рано, это точно.
Надо думать о делах.

Например, дела тверские,
Всеволод с дядькой на ножах.
И в суды зовёт такие,
Где решают при деньгах.

Митрополичий конечно
И Владимир предложил.
Сделал это не беспечно,
Ведь Владыка там не жил.
А Москву принципиально
Не желает посещать.
Во Владимире реально
Можно право защищать.

Дядьки сторону приму я,
Всё ж Василий с детства друг.
Вспомнил, как с ним согласуя
И разбойничали вдруг.

А Иван вдруг улыбнулся
И глаза свои сомкнул.
Увидал, как окунулся
В мир разборок, как встряхнул.

Вспомнил князя Константина
И его тревожный взгляд.
Вспомнил Ваську, его сына.
И себя с ним и пригляд.

И пока князей из Твери
Хан Узбек уничтожал,
Константин в другие двери
Тоже в Тверь, но наезжал.

А теперь Василь во власти
И судом ему грозят,
Боронить, как от напасти,
Мои принципы велят.

Суд Владыки не на пользу,
Он к татарам побежит
За управой, как угрозу …
Им вся Русь принадлежит.

Так считают отщепенцы
Для кого Русь лишь товар.
Или просто иждивенцы,
Для кого важней навар.

Я приму другие меры,
Все дороги перекрыть.
Не пущать в Орду, манеры
Сразу с жалобой изжить».


Ночь Великая княгиня
Не смыкала своих глаз.
И в молельне героиня
Пела Богу свой рассказ:
 
- «От ущербности закрыться,
Уязвлённость оградить.
Чтоб к спасению прибиться
И судьбу благодарить.

Чтоб в душе вся тьма уснула,
Воцарился светлый день.
Чтобы радость захлестнула.
Чтобы всё плохое в тень».

Поднялась с колен сначала,
Чтоб подарок разглядеть.
Муж вручил, не отказала.
Не нашла сил не глядеть.

Белые полусапожки
И наборный к ним каблук.
Речной жемчуг, как серёжки,
Вышит нитью в полукруг.

Носок чуть приподнят кверху,
А сафьян был новый шик.
Всем хотелось, всё шло сверху,
Князь стал первый и не сник.

Хоть подарок был чудесный,
Счастья не было и нет.
Муж для всех был князь небесный
Только ей всего предмет.
Обращал всегда внимание
На боярынь молодых.
А здороваться желание
Привлекало и седых.

- «Здравствуй милые создание» -
Обращался он ко всем;
- «Красота, как дарование,
А другое вам зачем?»

И смеялся вместе с ними,
Он и сам-то был красив.
По нему с ума сходили,
Князь, а вовсе не строптив.

А княгиня лишь ворчала:
- «Где степенность ты же князь.
Оглянись вокруг сначала,
Нал тобой ржут не таясь».

Эта ревность злобней ада,
Сушит душу, тело, мозг.
Бьёт сильней, чем жало гада
И больнее свежих розг.

- «Твоё сердце развращённо,
А язык говна кусок» -
Шура как-то отрешённо
Говорила вроде впрок.

- «Ты несёшь урон княгине
Зубоскальством, как холоп.
Не останется в помине
Юмор твой – вонючий клоп»

- «Ты не датская принцесса
Да и я не Мономах» -
И Иван: «Давай без стресса,
Мир прекраснее в цветах».

- «Да уж это точно видно,
Что ты впрямь не Мономах».
А Иван: «А мне обидно
И меня обуял страх».


А глаза навыкат стали
Точно в них и впрямь испуг.
- «Черти, бес меня достали!» -
Крикнула со злостью вдруг.

Тяжко вспомнила про это,
Глядя на полусапог.
Чувство женское задето,
И швырнула под порог.

Шура всё прекрасно знала,
Не любовью все живут.
Ревность многих в клещи взяла.
Терпят бабы, что-то ждут.

Она бросилась к иконе:
- «Обличи ****ство и блуд.
Дикость плотскую на троне
Уйми Господи, как зуд».

Александра слишком резко
Дикость стала обличать.
Опыт личный очень веско
Стал другое отмечать.

До конца же убедила
Всех боярыня Мороз.
Горислава заявила,
Что Иван твой виртуоз.

А случилось в пост Крещенский,
С церкви стали выходить.
Подошла по-деревенски,
Громко: «Можешь уводить.

Забирай назад Ивана,
Он мне больше не нужон.
Знала раньше хулигана,
Износился, стал пижон.

Много лет от всех скрывали
Про любовный наш роман.
Надоело, мы устали …
Забирай себе, маман».


- «Что ж так?» - вдруг ей Александра.
- «Износился!» - нагло так:
- «Не осталось и на завтра.
Лучше эдак, чем никак».

Обнаружили в постели,
Гориславу не узнать.
Били грамотно, умели
С чего надо начинать.

Всё лицо её распухло,
Свёрнут набок, сломан нос.
Глаз заплыл, там всё разбухло,
А второй тёк, как понос.

На челе пролысин много,
С корнем рвали волос весь.
Кровь засохшая убого,
Как вещала, вот вам спесь.

По Москве полезли слухи.
Кто посмел? Как в дом попал?
Там собаки вислоухи
Злые, только дай сигнал.

Шаловливую плясунью
Никто больше не видал.
Говорили, что певунью
Напрочь заперли в подвал.

Что Мороз её в подклети
Цепь надел и руки сплёл.
Как собака, кормят дети,
Ест, лакая, так вот счёл.
 
Ну, а как тогда дознаться?
Ложь, похоже. Слух есть слух.
Перестал народ трепаться,
Интерес к Мороз потух.

До подьячего убийства,
Лишь за то, что балагур.
Кроме грубого дебильства,
Кто убил, принёс сумбур.

Вскоре тысяцкого так же,
Клевец череп размозжил.
Не нашли намёка даже,
Кто здесь руку приложил.

И бояре, семьи с ними,
Подались тогда в Рязань.
Вельяминовы с другими
Посчитали, дело дрянь.

И на батюшку княгини,
И на брата пал позор.
Бывший тысяцкий отныни
У народа просто вор.

У княгини сердце в клочья,
Муж противен и не мил.
Будто всех накрыла порча,
И глаза хандрой затмил.

Но Иван не изменился,
Каждый день наряд менял.
Словно злил, а сам не злился …
Но жене не изменял.

- «Не общаешься с рабами
И не будешь сам рабом» -
Так решила, жить мечтами,
Можно девочке тайком.

И она не то, что ссора …
На людях был светский вид.
Муж надежда и опора
Всё об этом говорит.


Ну конечно угли тлели,
Но никто о том не знал.
Полыхнуть? О том хотели,
Кто всё время убивал.

На заре, ещё все спали,
К Шуре ключник постучал:
- «Вестник к вам, сказал, что жали».
- «Доложи, чтоб подождал».

Приняла его в молельной
Без причёски, как босяк.
В шубке заячьей модельной
Специально для гуляк.

- «Кто-то видел из охраны?»
- «Нет. Я здесь не первый раз.
А охрана сплошь чурбаны,
Поутрянке все без глаз».

- «А когда сам из Рязани?»
- «По заутрени вчерась.
По Москве бродил на грани,
Слушал речи, затаясь.

Как вы мне и наказали,
Обстановку узнавал.
Кто про что кому сказали …
Я б на слухи все плевал».

Вестник был холоп кабальный,
У отца её служил.
Неплательщик и формальный,
Привык к дому, так и жил.

Вельяминовы держали
Для возможных скользких дел.
Без отваги, как считали,
Тут не каждый бы посмел.

И платили, … и неплохо
После сделанного им.
Но не тратился, на лоха
Не тянул, он был другим.


На пожаре разорился,
У Неглинной дом имел.
С шорным промыслом возился,
Встать из пепла не сумел.
 
Вот и взялся за работу,
Чтобы денег накопить.
С ними прежнюю заботу
Легче и возобновить.

Хоть Москва его и знала,
Где работает, скрывал.
Так семья эта желала,
И согласно им кивал.

Он стоял перед княгиней
Из холста прикид на нём.
Верх к холсту ещё единей,
С мешковины плащ присём.

А небедность выдавали
Сапоги, хоть и не ах.
Всё ж солидность придавали,
Как-никак, а не в лаптях.

Утро знобкое стояло,
Был спокоен, не дрожал.
Раболепия не стало,
Знал княгиню, уважал.

Молодой, с княгиней ровня,
В плечах прям-таки могуч.
Как приличная часовня
Не свернёшь, пусть невезуч.
Так стояли и молчали,
Ожидая, кто начнёт.
Но желания не совпали,
Он не знал, чего же ждёт.

- «Ну! Давай своё послание».
- «Усно велено сказать».
- «Говори, раз предписание,
Время попусту не трать».

- «Всей семьёй в Сарай убыли».
- «Зачем?» - вырвалось в момент.
Хоть такие мысли были,
Не готов был оппонент.

Оглянувшись, он чуть слышно:
- «А виной Великий князь,
Что живёт не в меру пышно,
Всех мордует не стыдясь».

Шура ясно понимала,
Это вздор и наговор,
Но ни слова, ни сказала
Опровергнуть весь укор.

Знала, узел завязался
Ещё туже, чем он был.
- «Может с кем-то там связался?
Информацию добыл?» -

Так подумав, но спросила:
- «На Москве-то что слыхать?»
Он замялся. Поразила
Его робость так сказать.

- «Как сказать о том не знаю,
Всякий вздор порой несут …».
- «Вздор давай! Я понимаю,
Отличу брехню от смут».

Говорил итак чуть слышно,
Перешёл на шёпот враз:
- «Как-то всё случайно вышло,
Не хотелось напоказ.


Встретил я слугу Мороза,
Вот он мне и говорит,
Что в подвале, как угроза …».
- «Что?» - сама уже дрожит.

Александра побледнела,
Не дослушав хоть бы суть.
- «Что в подвале?» - просипела.
- «Кто-то воет, просто жуть».

- «Просто ужас, … это сплетни».
- «Знамо дело, может так.
Баба там! Не слуг же бредни,
На цепи, так чтят собак.

Кормит сам Мороз из плошки,
Приучил её лакать.
Помогают дети трошки,
Как забава поиграть.

А на нее ожерелье
Золотое, нет таких.
Роскошь в этом подземелье,
Точно прялка у портних.
 
Говорят оно Ульяны».
- «Нашей? Это ты о ком?»
- «Князя мачехи изъяны,
Как попало в этот дом.

Сказывают слуги так же,
Калита его ковал.
Свёкор твой любил, похоже,
И Ульяне потакал.
Как в подвал оно попало?
В этом есть большой вопрос.
Неизвестного немало …
Только с узницы весь спрос».

Приступ бешеного смеха
Александрой овладел:
- «Врёшь ты всё, как неумеха,
Лезешь в дебри княжьих дел».

- «Лгу!» - и вестник согласился:
- «А теперь буду молчать.
Зря на сведение купился,
Не пришлось бы отвечать».

- «Всё ж Ульянино в подвале?»
- «Да, не знаю! ... Может быть.
Просто узница вначале
Обещала всё раскрыть.

Но затем пошли припадки,
И чрезмерный вой и крик.
С сумасшедшей взятки гладки,
На погост ей напрямик».

- «Кто-то есть на подозрении?»
- «Я могу подозревать?
Я у вас в распоряжении …
Что могу ещё сказать».

- «Кто же влез в секрет дворцовый,
Где все ценности лежат».
- «Упаси Бог! Миг бредовый
Для меня бедой звучат.

Это сплетни, повторяю,
А вообще Мороз же есть.
Поспрошать! Я не цепляю,
Но он знает план их весь».

- «Да, на самом деле сплетни» -
Александра как бы вскользь:
- «Ты иди, всё это бредни,
Позабудь и не елозь».


На душе прилив желания,
Утро наполняет грудь.
Босиком без основания
По дворцу гулял, как чудь.

Иван чувствовал блаженство,
Когда утром грыз орех.
Для зубов не совершенство,
Для души и смех, и грех.

Из раскрытой настежь двери
Дул приятный сквознячок.
Он в излюбленной манере
Кайфовал, хоть пустячок.

На столе, забытый Митей,
Лежал нужный всем Псалтырь.
Был, пожалуй, знаменитей
Остальных, как богатырь.

Подошёл, грызя орехи,
Взял Псалтырь, начал читать.
Видит Митины огрехи,
Их нельзя не замечать.
 
На полях чернели буквы,
Значит, Митя стал писать?
Ощутил вкус спелой клюквы,
Похвалить или ругать.

Стал листать Псалтырь и дальше,
От увиденного шок.
Все заглавные без фальши
Расписные, как цветок.
И Иван аж растерялся.
Дмитрий стал соображать,
Он ничуть не надругался,
Древним начал подражать.

Вдруг всё комнате поплыло,
Стало будто бы темнеть.
С ним такое раньше было,
Оставалось лишь терпеть.

К стене боком прислонился,
Чтобы на пол не упасть.
Сел на лавку и смирился,
Душно стало просто страсть.

Так княгиня и застала:
- «Что ж ты встал такую рань?
Баб искать, раз отказала»
- «Хуло мне, прошу, отстань …»

Перед ним напротив встала,
Взглядом словно хочет съесть.
- «И когда чужою стала?» -
Промелькнула мысль, как есть

- «Что ты хочешь?» - еле слышно
Слабым голосом спросил:
- «Извини, что так вот вышло …
Пререкаться нету сил».

- «Что хочу? Хочу покоя.
Хочу искренности, вот».
- «Так уймись! Сама устроя
Балаган, умрёшь вот-вот».

Шура рядом тоже села,
Размышляя: «Возьми ртуть.
Когда в емкости без дела,
Можно даже зачерпнуть.

А прольёшь и капель сотни
Разлетятся, не собрать»
Словно бы из подворотни
Прозвучало, что желать.


- «Ты болотная трясина» -
Вдруг поморщился Иван:
- «Все намёки топь и тина,
Ясней, … я же не пацан.

Откровенно надоела …».
- «Поступи же, как Семён.
Он Евпраксию свербела,
В монастырь и разведён».

Рот открыл, чтобы ругаться,
Александра, упредив:
- «Когда кончишь развлекаться?
Ты, как в марте кот, блудлив.

И не рыкай ****ословный,
Не очистишься вовек.
Не пущу к себе греховный,
Прокляну, коль вдруг прибег».

- «За что, Шура!?» - попытался
Даже руку её взять.
И отдёрнув: «Зря старался,
Меня этим не пронять.

Ожерелье, где Ульяны?
Ты кому его отдал?»
Он вздохнул: «Да, вы смутьяны!
Ожерелье? … Я устал.

Если что у вас пропало,
У меня к вам дела нет.
А не суйтесь, где попало,
Обвиняя белый свет».

Александра просто в гневе:
- «Ты не мог его не знать.
Твой отец ковал не деве,
Твоей матери видать.

Когда матери не стало,
Он Ульяне подарил.
Не гляди вот так устало.
Где оно? Кому вручил?»


Иван знал, где ожерелье
И кому его отдал.
Но ответил: «Ваше зелье
Золотое не видал».

- «Хочешь добреньким казаться?
Милосердным и святым.
Улыбаться, не ругаться
И конечно не скупым.

В самом деле, мотоватый
И ничем не дорожишь.
И не в меру нагловатый,
Ссы в глаза, а ты молчишь».

- «Да, такой и милосердный,
Не скупой и не гневлив.
Балаболка и не нервный,
Недурён собой, красив …».

Шура сплюнула с досады:
-«Я-то знаю, кто ты есть.
Это мне поёшь рулады?
Знаю всё! И злость, и лесть».

- «Неужели?» - князь картинно
Сделал вид, что удивлён:
- «Ведьма ты и это видно,
Бес в тебе с каких времён?».

Слово «ведьма» пропустила
Без реакции совсем.
Горечь в голосе сквозила
И достоинство затем:

- «Никому о том ни слова,
Не супружеский мой долг …
Нет! А стыд, я не готова
Обсуждать такой итог.

Ведь любовь такая сила …
Всё сумеет превозмочь;
Бедность, хворь, … даже не мстила
За предательство втолочь.


Убивает безвозвратно
Лишь паскудство, тяжкий грех.
Есть о чём страдать приватно?
Слёзы лить? … Конечно смех».

- «Любишь ты страдать, однако» -
Князь неловко пошутил.
Поняла она двояко.
Отвечать – не убедил.

- «Не тебя я осуждаю» -
Размышлять стала опять:
- «А разврат твой презираю.
Жён чужих употреблять.

Называешь по-другому?
Для меня – сплошная ложь.
Лицемерить по любому …
Похоть это, вынь положь.

И меня-то потребляя,
Лишь своё ты утолял.
Мои ласки разделяя,
С моим долгом уровнял.

Не приемлешь ты страдание,
А чтоб вечный праздник был.
Шутки, вот твоё призвание,
Что Великий князь, забыл.

С кем делить боль, неудачу?
Оказалось, нет таких.
От меня не жди удачу,
Отстрадалась за двоих.

Ты утешить неспособный,
Сатана в тебе сидит.
Бабы! Вот на что способный,
И на них уже лимит.

От тебя должна отречься
И конечно отрекусь.
Можешь с пакостью развлечься,
Сыном Дмитрием займусь.


Хоть молчим, врагами стали,
В сердце носим свою злость.
Ты виновный, что устали
Жить как будто в горле кость».

-«Не видал два дня Марфушу» -
Для себя решил Иван:
- «Обещание не нарушу,
Чтоб забыть сей балаган»

А покамест слушал молча,
Не вникая в смыл слов.
Из себя хозяйку корча,
Он-то знал, кто он таков.

Александра продолжала:
- «И в достоинствах твоих
Взяла верх не, кто рожала,
А блудницы из мирских.

Если я так опостыла,
Отошли меня отсель.
Если я и приуныла,
Виновата не постель.

Преступив семью однажды,
Ты супружество не тронь.
Не затем, что я так стражду,
Бог скрепил, так охолонь.

Чтобы люди не узнали?
Это больше всех гнетёт?
Бога провести, … едва ли,
Он всё видит, всё учтёт.

А в тебе есть вера в Бога?
Кто ты в естестве своём?
Если ложь твоя подмога
Ночью чаще, даже днём.

Ложь родишь, а злом воздастся,
Не скули тогда щенком,
Что от платы не удастся
Улизнуть даже тайком».


Тут раздался голос Мити:
- «Кто орешков насорил?»
Он смотрел и точно нити
Протянулись к ним, как сшил.

Склонив русую головку,
Свою радость излучал.
Будто начал подготовку
К примирению и звал.
 
- «Это Луконька, похоже» -
И Иван сына обнял.
Злость ушла у Шуры тоже,
Сын на это повлиял.

- «Кто наставил здесь кривлюшки?»
- «Тоже Луковка» - в ответ.
- «В лес поедем? Там зверюшки …
- «С мамой едем или нет?»

Он лицом к отцу прижался.
- «Ну, конечно же, сынок.
Мы ж семья, … не удержался …
Я люблю вас, мой росток»

Лёгким шагом неспокойно
Вошёл тощий поп Акинф.
Всё же выглядел достойно
И смотрел ну, как халиф.

- «Из Орды письмо вообще-то,
Я дословно перевёл.
Джаныбек зовёт зачем-то,
Что конкретно, не довёл».