Исповедь римского воина

Исповедь римского воина

Ветра шумели. Пели птицы.
Июль всё дальше плыл к концу.
И Цезарь молвил статно «vici»,
то ль отдавая дань Отцу,
то ли себе — мне непонятно.
Я просто римлянин младой.
Я — воин. Воину не сладко,
ведь жизнь ему сулит войной.
Я не люблю бои и битвы.
Мне неприятны кровь и боль.
И каждый вечер я молитвы
читаю небу. Только соль
всё также омывает берег
великой Римской liberta’,
И воин молится и верит.
Но в бой идёт. И так всегда.
Скажи мне, Отче, мы ведь правы,
ведь мы за честность бьемся вновь?
Но меч мой вынут из оправы,
и кровь на нём — все та же кровь.
А если так, то нету смысла
в боях, в сражениях, в войне.
И солнце в воздухе зависло,
и стало плакать обо мне,
о всех убитых и убийцах,
о жизнях, взятых просто так,
о молодых и старых лицах,
о тех, увидевших закат
и не увидевших рассвета.
И я свалился на траву,
и молвил, ненавидя лето,
не присягая никому.
Я встал с колен и поклонился
святому Миру на земле,
и тихим шагом удалился,
и вновь застыл я на холме —
Я встретил воина другого,
он был в доспехах чужака.
Меча не поднял он стального,
и протянулась мне рука.
Её я взял своей рукою,
кинжал отбросив словно яд,
я был объят такой тоскою,
и этим воином объят.
Его рука была старее,
он был измучен, и глазам
от бликов делалось больнее,
разбросанных по сторонам.
Я посмотрел — полны печали
его глаза — ужасно мне
от этих слёз. Мы убивали
за то, что люди на войне
такие же как мы — солдаты.
Без воли, силы и любви.
Довольно! — я снимаю латы.
Гори, оружие, гори!
И так, упо’енный закатом,
прибоем волн и бжением пчёл,
я перестал быть славным братом
всем тем, кто в жизни этой счёл,
что кровь имеет объяснение,
что есть враги и их удел
погибнуть, ибо есть сражение,
и в нём таков порядок дел.
Быть может, я предатель или
я больше не могу страдать:
смеялись, плакали, любили,
 но, вдруг, война и — умирать?
Я не боюсь — опустошила
меня всего та пустота,
что из меня меня ж изжила.
А жизнь ведь, правда, коротка.
Я не боюсь сказать, что до’лжно,
Я не боюсь признаться в том,
в чем признаваться, Отче, сложно:
не Цезаря я предал — дом,
когда сражался за «свободу»,
когда, достав триклятый меч,
я убивал — на ту дорогу
я не вернусь. Скорее лечь
придётся мне в сырую землю,
таких ведь много полегло
из-за меня. Я Солнцу внемлю.
Прости меня, прости за то,
что я, запутавшись когда-то,
твой свет считал лишь фонарём.
И эту исповедь не надо
считать спасеньем — мы живём,
и в этом истинная ценность.
«спасение есть жизнь сама.
Любви масштабы есть вселенность!» —
вдруг вслух звезда произнесла.

С сентября по октябрь 2021


Рецензии