Как танцевать с любимой женщиной на концерте её лю

В сердце моем огромная боль
Мама успокой, Мама успокой меня
Я так устала просыпаться пустой
Мама успокой, Мама успокой
                Тося Чайкина

 Я добивался этого свидания несколько последних лет. Растеряв последние капли самоуважения, признаки достоинства и того, что могло бы выглядеть благородным спокойствием. Каждый раз в уме всплывала одна формула, мантра, повторяемая снова и снова. Танец на острие ситуации. Это значит уловить момент. Прилично выглядеть, даже прилично пахнуть, что редкость. В голове крутится на повторе одна единственная фантазия-надежда. Как мы стоим после концерта уже готовые снова разъехаться на ещё пару лет, и она произносит: Зайдешь ко мне? Ничего дальше не придумывал, даже ответа. Зайдёшь ко мне?

Никогда не танцевал. Жена звала меня вентилятором. Знаешь, такой стационарный вентилятор на одной ноге, который на тридцать градусов в одну сторону повернётся, на тридцать градусов в другую. А сам стоит, как идиот. Все на танцполе - отрываются, веселятся. А вентилятор у барной стойки. Влево. Вправо. Дует пиво. Смотрит, когда домой поедем. Вентилятор. Потом вентилятору дали в руки кисть, и он стал завсегдатаем клубов, где танцуют без одежды.

Концерт во дворе-колодце большого бара на Литейном проспекте. Она спрашивает: Это странно? Что именно? Что мы вот так пошли на свидание. Прости, у меня нет такой линейки в голове: от нормального до странного, не думаю в таких категориях. Мне нравится.

Как танцевать с любимой женщиной на концерте её любимой группы? Встаёшь сзади, чтобы она не замечала твоих неказистых движений. Чуть-чуть дистанцию, чтобы у неё было достаточно свободного места для всех тех па, которые пульсируют в ней. Это вокруг нас все, как селёдки в бочке, толкаются и напирают поближе к сцене. Она этого даже не замечает, ты создал вокруг неё еле заметный пузырь. Иногда она откидывает голову назад, чтобы соприкоснуться с твоей, и в этот момент ты едва заметно целуешь её в висок. Кажется, она счастлива.

Антракт. Ты слышал раньше Тосю Чайкину? Нет. И перед концертом не послушал?  Я всегда перед концертом переслушиваю. Чтобы подпевать. А я хотел, чтобы эти песни впервые были услышаны мной сегодня - понимаешь? Подпевать и проживать снова этот день я буду потом. Потом?

Потом вы сидите в какой-то ночной забегаловке. Вызываешь ей такси на последние. Спасибо за этот вечер. Я счастлив провести его с тобой. Обнимает. Дверь автомобиля закрывается. Она уезжает. Удивительно, но в этот момент ты почему-то тоже абсолютно счастлив. Плетёшься через город в мастерскую, от Восстания до Новочеркасской, с самой идиотской улыбкой, хотя отлично понимаешь, что это никакое не начало ничего. Никакого продолжения. Один танец. Точка. Тося Чайкина - как якорь.

*

Приступы отчаяния логично сопровождаются мыслями о суициде. Пожалуй, это даже самая умиротворяющая практика - продумывание в деталях того, как это случится. Впрочем, с недавнего времени это ещё и выход. Я кажется придумал  идеальный способ. Не самый эффективный, но. Закрываю глаза. Представляю, как выхожу из дома на прогулку. Но иду вперёд спиной. Идеальная метафора жизни. Ты понятия не имеешь, куда двигаешься. Всё, что тебе дано - объёмная панорама того, что уже случилось, что ты уже прошёл. Постепенно объекты отдаляются, ты начинаешь видеть общую композицию. Ты поглощён созерцанием. И как бы аккуратно ты ни шёл, рано или поздно случится роковая осечка. Где-нибудь тебя собьёт случайный фургончик, бдсм-фургончик, пати-бас для девиантов. Но до того - полное погружение в идеальную модель жизни. Это приводит душу в относительное спокойствие и возвращает работоспособность. Чтобы лучше медитировать на такую смерть, начал гулять по парку возле мастерской именно таким способом. Задом наперёд.

*

В каких мы отношениях? В конечных.

По статистике самая опасная ситуация для женщины - объявить о том, что она уходит. До половины всех убийств.

Сколько уже лет твердят, что институт семьи трещит по швам? Сто? Больше? С момента объявления об убийстве бога? Возможно, бог просто хотел уйти. Мирно уйти к какому-нибудь новому своему творению.

Однако, вопреки всем усилиям семья всё ещё существует, как формообразующая идея. Ни вдумчивая структурированная полигамия, ни волшебное право в любой момент пойти и оформить расторжение этого гражданского договора, ни текучесть кадров в революционных постелях, ничто так и не выветрило это вздорную идею из умов.

22 сентября. В канале “Засунь куда хочешь” выложили текстовую шутку. Вопрос. Как изменилась бы наша жизнь, если бы брак приходилось продлевать каждый год? Хм… заключать союзы не бессрочно с правом разрыва, но наоборот: на определённый срок с возможностью продления, не отменяя право расторжения, разумеется. Что эта формальность изменит? Ничего, кроме мышления. В каких мы отношениях? В конечных. Это меняет всё. Помни об этом, как стоики помнили о смерти. Каждый день.

*

Лето. Ночь. Я иду по улице с мужчиной, которого бросили все. Все десятки его женщин одновременно. В каких-нибудь четыре коротких дня, от которых Москва встала на уши, когда все эти женщины вдруг узнали правду. Теперь он изгой. Бывшие приятели не подают руки и просят больше не писать им. Его имя стало надолго нарицательным. За предшествующую этой встрече неделю я выслушал такой поток самых язвительных шуток с его именем, какого не удостаивается отец нации после очередного отвратительно кем-то написанного обращения к народу. В какие-нибудь древние времена это бы означало неминуемую смерть - быть изгнанным за ворота любого дома. В какие-нибудь древние времена это бы означало, что всем поколениям после будут рассказывать пугающий миф о демоне и победе над ним. Миф о Драконе.

Я иду с демоном по ночной Москве и мило треплюсь о жизни. Как там девочки? Не знаю, я не спрашиваю о тебе. Только то, что они сами публикуют открыто на своих каналах. Современный мир, где все блогеры. Удобно. Стараюсь не вступать на эту территорию.

Я иду с ним по ночной Москве. Мы никогда не были близкими приятелями, но я всегда смотрел на него со стороны с большой любовью. Как на старшего брата, который вырос и ушёл из семьи раньше, чем вы могли бы подружиться. Возможно, поэтому, когда всё это произошло, меня стали мучать ночные кошмары с его участием.

Я иду с ним по ночной Москве, мило болтаю о жизни, а в голове крутится весь тот ужас, которого начитался в публичных проповедях его бывших женщин. Что он грозил пристрелить одну из них. Что у него диагноз, и он клинический социопат. Что он три года психологически терроризировал всех своих любовниц, мастерски вгоняя их в ад вины. И вот стоило только одной из них запустить эту цепную реакцию опубличивания… Бум!

Не то, чтобы я искал этой встречи, но меня попросили. Всё произошло так внезапно, что у него остались кое-какие личные вещи. Не мои. Кто, если не я, человек минимально вовлечённый во всю публичную московскую жизнь. Наблюдатель. Читатель. Антиблогер. Ситуация, когда только читатель и может совершить действие, потому что все остальные - рассказчики. Двадцать рассказчиков на одного читателя.

*

Кто, если не я? Примерно полгода назад мне довелось участвовать в одном дистанционном семинаре для деловых и обеспеченных. Благо, это был мой на тот момент последний день в Москве, билеты в Петербург были уже куплены, и я мог потратить всё то, на что планировал жить по возвращении. Но в Петербурге можно ни в чём себе не отказывать с любой дырой в бюджете. Питер - столица бедных.

Бизнес-тренинг. Темой семинара была Самость. Объяснить, что же это такое, так и не смогли, но дали ряд духовных практик по её бережному у себя нащупыванию. Нащупай свою самость и потереби. А лучше не свою. Не свою самость. Пожалуй, это даже не шутка. Отвоёвывание женской сексуальности проходит под лозунгом: научись находить клитор. В этом коротком лозунге вся теоретическая паутина доказательств, что женское тело - это вам не мясо для мастурбации об него. Но это только первый шаг. Хочешь трахнуть меня? Научись находить мою самость!

Я ебу тебя, как личность. Боюсь, что, проскочив первый этап, этап на котором становятся технически хорошими любовниками, я полностью погрузился во второй. Точка самости это вам не комплименты делать. И уж точно не манипулировать фразами про “ты не такая, как все”. Иногда она звонит мне со словами: объясни, что я думаю по этому поводу? Почему хочу отказать. И я объясняю. Не из какой-то общей логики или универсальных принципов. Почему именно она, с её умом и её делом жизни, в этот момент времени хочет отказаться от конкретно этого делового предложения. Из десяти случайных человек пятеро бы согласилось, пятеро бы дали отказ. Но путь к этому решению у каждого только свой. Статистика этого не покажет. Цифры этого не расскажут.  Может лучше бы поискал клитор? Кажется, поэтому меня так стремительно перестают хотеть, отправляя в зону дружбы. Но и понимая это, ничего не стал бы менять. Я люблю тебя, как личность. А ебу или нет - важно ли?

*

Во времена аналогового капитализма антагонист Супермена был пятидесятилетний циничный магнат, готовый взорвать ядерную бомбу у берегов Соединённых Штатов ради нехитрой схемы с ценами на участки земли богатые месторождениями. Его мотивация понятна всем, кто помнит малиновые пиджаки. Сверхприбыль, не считаясь с сопутствующими потерями. Сегодняшний антагонист Супера - сумасшедший молодой миллионер-гик, цифровой капиталист. Что за херня у него в голове? Йога, психопрактики, биохакинг, построение бизнес-деревень в Кремниевой долине, поиск точки самости. Что такое самость, если не ответ на вопрос - “кто, если не я?”. Кто если не я убьёт Супермена? Слабым местом неуязвимого героя всегда была Лоис - его любовь. Но что, если втихаря он летал ещё к двум десяткам женщин на всех концах Москвы? Так ли он всё ещё уязвим?

Супермен убил себя сам. В одно мгновение вся его репутация рухнула и мир отвернулся от него. То что я должен был забрать у демона - винтажную трость с тонкой змейкой латунного орнамента на изящном длинном теле. И вот я иду по ночной Москве с тростью, как денди, медленно фланирую со спутником, ведя неторопливо разворачивающуюся светскую беседу. А сам всё время концентрируюсь на руке, в которой эта самая трость. Столько всего выслушал о своём спутнике, что буквально паранойю. Что если придётся отбиваться? Он крупнее меня раза в три, профессиональный военный (теперь говорят, и это была ложь), плюс к тому - мастер самых сложных и опасных болевых практик, вешавший и избивавший людей за деньги.

И одновременно с тем - вот здесь и сейчас, в разговоре - это тот же милейший собеседник, каким он был всегда. Говорят, что казался. Но вот же! Не показывай свой страх.

Наконец, через час аккуратных светских бесед и неторопливых подступов к главной теме, он  начинает рассказывать про свою Лоис Лейн. Свою версию.

Знаешь, что самое ужасное? Что? Из-за того, что она заблокировала меня во всех возможных каналах связи, а мой блог безвозвратно удалили из-за потока жалоб, я даже не могу теперь сказать последних слов. Это как, когда умирает родной человек, и ты понимаешь, что уже ничего не скажешь. Ни слова.

Разреши, я вставлю свои пять копеек. После расставания со своей женой, с матерью своего ребёнка, у меня была тысяча таких возможностей - сказать последнее слово. И, клянусь, лучше бы их не было. Столько сказано лишнего, что и теперь хочется провалиться - вот так же оказаться вычеркнутым отовсюду. Иногда лучше просто молчать. Никаких текстов. Никаких последних слов.

*

После той прогулки меня немного отпустило, и я перестал делать другим нервы и просить помощи, забившись калачиком в ноги, трясясь от приступов паники.

Ты думаешь я собираюсь тебя бросить? Нет, дело не в этом. Знаешь, для меня самое важное в этом чувстве - изо всех сил стараться любить именно тебя, такую, какая есть, не требовать и не придумывать. Это моя основа не-ревности. Я изначально полюбил тебя такую - тестировщицу мужиков - помнишь? Ты тогда всё шутила про это на своём канале. Коллекция. И понимая это, я с самого начала видел всё, как короткую историю, где в какой-то момент ты просто пойдёшь собирать коллекцию дальше. Почти после каждого нашего путешествия я проживал ощущение того, что на этом всё, что история закончилась, что ты поставила точку. И каждый раз проживал это отчаянье с благодарностью и улыбкой. И каждый раз радовался, когда оказывалось, что всё начинается снова - буквально новое путешествие, новая история, по кирпичику - новый мост. Просто сейчас, из-за всего этого парада похорон и неожиданных отмен, я впервые чувствую не после, не у себя в мастерской, не вспоминая наши прогулки - а прямо здесь, рядом с тобой, сегодня, что ты вот так утром уедешь и всё.

Она обнимает меня и говорит, что всё хорошо. И я ей верю. Доверие возвращается.

*

Сентябрь. Ещё одна прогулка по Москве. С авторкой культурного журнала “Нож”, ведущей также свой собственный канал о психологии. “Нож - оружие интеллектуалов” - гласит слоган.  Сейчас она готовит целую серию статей о психологии смерти. Зависть. Чёрная и одновременно добрая зависть. Интеллектуалы. Недоступная мне каста. У московской секты активно доминирующих женщин есть традиция выставлять фотографии своих ножей с другим слоганом. “У каждой женщины должен быть нож”. И то и другое меня до мурашек радует. Вспоминаю раскалённый нож, прижигающий мне щёку. Я люблю сэлфхарм. Особенно горячий. Прижигание себя.

Итак, мы гуляем по Китай-городу и болтаем о смерти. Потому что в Ноже она пишет о смерти. И о сексе. Потому что после нескольких больших статей в крупном отраслевом издании индустрии для взрослых на моих визитках появилась наглая, округлая и ни к чему не обязывающая строчка “секс-культуролог”. Звучит так, будто я солидный человек, что-то понимающий во всём этом. О сексе и смерти.

*

Петербург. Осень. Столица бедных. Умей находить её самость - этот девиз верен не только для романтических отношений. Совместные проекты без гроша вложений только на том и могут держаться, что ты придумываешь такую идею, которая раскрывает твоего автора. А ты просто благодарный читатель. Один на всех. Так существует твоя площадка.

Договариваюсь с фотографом о фотосессии. Идея простая. Из-за продолжительного депрессивного эпизода мастерская буквально превратилась в помойку. Тут разве что крысы ещё не бегают. Но антураж и запах соответствуют. Я должен буду раздеться, лечь на всю эту кучу пищевых и непищевых отходов на липком от спермы полу и надеть на голову шлем виртуальной реальности. Моё сознание будет в другом месте. Или скорее в другом времени.

*

Можешь зайти, если хочешь. Высылай адрес. Прихожу в гости к Александре Фёдоровне. Как твои дела? Сложно, я три дня назад с немолодым молодым человеком рассталась. Ты же знаешь, какое у меня либидо. Ему было тяжело со мной, а мне всё время мало. Не знаю, правда, окончательно ли мы расстались. Это я удачно зашёл - люблю слушать про чужие отношения. Особенно в период полураспада. Сколько мы не виделись? Год? Да ладно!

Под конец она спрашивает, как поживает моя площадка. Знаешь, ещё недавно казалось, что всё идёт неумолимо ровно. У меня был клиент. Один, но такой, с которым я был уверен в своём будущем. Он приходил за картинками пенисов, я же только пенисы рисую. И ещё он хотел в итоге оформить ими огромный сайт. И всё было понятно и предсказуемо. Вот художник, рисующий пенисы, вот  артдиректор, вот клиент, готовый всё это оплачивать в достаточной мере, чтобы я мог жить в Петербурге и даже приезжать в Москву. А что потом? А потом он неожиданно умер. Вот и кручусь, как дурак с визиточкой. В середине октября должен поехать на крупную выставку пенисов. Буду там со всеми заигрывать. Как-то даже не по себе от всей этой напускной важности, что приходится навешивать на себя. Секс-культуролог, консультант по этике. Что ещё придумать?

*

Начало октября. Мастерская. Видеомост Москва-Петербург. Завтра я приеду. Прости, я не могу позвать тебя в мастерскую. Почему? Каждый раз, когда ты приезжала, когда за несколько недель я знал, что ты приезжаешь, когда я ждал этого с такой надеждой, что улыбался, как идиот днями напролёт, каждый раз я совершал один и тот же ритуал. Готовил это место, преображал его так, как сам изнутри преображался. Эта берлога превращалась в маленькое уютное пространство на двоих. И всё, что у меня в итоге остаётся, в любом случае - это возможность идти спиной вперёд и смотреть на воспоминания. Я хочу любовно и осознанно собирать всё то, на что буду смотреть, идя спиной вперёд. И я не хочу, чтобы ты поднималась в ту мастерскую, в которой я на самом деле живу. В мою реальность. Надеюсь, ты понимаешь.

*

Сидим на кухне в чужом холодном пространстве. Где-то за холодильником живёт мышка, иногда пугливо выбегающая на свет.

Напишешь об этом? Я больше не пишу больших историй. Только читаю. Вот этим и бесишь.

Пять минут спустя. Ты знаешь, у меня очень небольшой опыт разводов. Единичный. Единичный богатый опыт разводов. Хотя я за пять лет так до ЗАГСА и не доехал, чтобы поставить печать, так что в паспорте даже ещё и не разведённый якобы. Только в сорок пять, когда менять буду, мне дадут мой новый паспорт, уже без печати. Но исходя из этого богатого единичного опыта я могу сказать, что всё-таки есть какая-то странная магия в этом словосочетании “мать моего ребёнка”. Вот ты вроде бы строишь с нуля отношения, пытаешься делать это бережно и аккуратно. Каждый раз большим усилием не сравниваешь, потому что любишь - и любимый человек достоин того, чтобы ни с кем не его сравнивать, искать его самость.  Но если что-то и оберегает  от того, чтобы броситься обратно в семью, то только понимание того, что это ей, матери твоего ребёнка, ты уже не нужен. Никогда не будешь нужен. И тебя перещёлкивает. Как будто и вправду есть вот это “мужское предназначение”, и оно сильнее тебя.

Пять минут спустя. Ты же не бросишь меня в ноябре? Теперь это спрашивает она. Хочу успокоить. Моя картина мира, - говорю, - немного другая. Вот смотри, у тебя есть любовники. Представим их в виже списка, библиотеки имён. Это те, с кем ты строишь глубокие постоянные отношения. Что-то может случится, и человек будет вычеркнут из этого списка. Или включён кто-то новый. Неприятно как-то звучит в твоём пересказе - бездушно. Это не список. Прости. Но я о другом. У меня нет такого списка вообще. Есть люди, которых я люблю. Это мой список. Да, в него можно попасть только, если на протяжении какого-то времени строили вот такие - глубокие и честные отношения, если между нами был хотя бы какое-то время каменный, бережно и с двух берегов выстроенный мост доверия. Но дальше, что бы ни произошло между нами, из этого списка не уходят. И мне не важно, есть между нами секс или вообще какое бы то ни было общение. Мы можем перестать разговаривать, ты можешь ненавидеть или избегать меня, мы можем разрушить всё, что насоздавали. Но потом, если однажды ты придёшь и попросишь помощи или просто обнять тебя. Я всегда с тобой. Вот так выглядит мой список. И это очень маленький список. Меньше списка тех, к кому я поднимаюсь в комнату.

Так я сказал. А потом  зачем-то прижёг себя горячей чайной ложкой. До волдырей. Так, что  через пару дней в предплечье въелся глубокий гнойно-красный провал. Я люблю ожоги. Но их точно не стоит делать на глазах у человека в сильном смятении чувств. Селфхарм - практика для одиночества. И тогда я уехал.

*

Всего за четыре дня октября обрушилось всё. Я потерял паспорт, отказался от поездки на крупнейшую российскую выставку индустрии для взрослых, где планировал мило общаться и раздавать свои новые визитки. Визитки, в которых появилась ещё одна самопровозглашённая должность. Самость. Два года я ждал эту выставку, набирая себе этой самости. Два года назад я таскался по той же выставке, как абсолютное ничто. В двадцатом пандемия - отменили. И вот оно - чувство победы, чувство пройденного за два года пути. Это один день из четырёх. Восьмое октября. Одиннадцатая годовщина отменённой четыре года назад свадьбы. Или уже пять? Вот этого, как раз, не помню.

И сразу после этого три расставания подряд. Три разрушенных моста. Три разговора. За каких-то четыре коротких дня всё обнулилось. Я иду спиной вперёд, а где-то из-за угла выезжает фургончик.

*

Примерно за месяц до этого я лежал голый на куче говна в своей мастерской. В мастерской, где в стене проковырял дыру, написав вокруг неё сворачивающуюся улиткой в эту дыру фразу: Добро пожаловать в реальный… Лежал на куче говна в шлеме виртуальной реальности на башке. Тогда-то мы с фотографом и придумали ещё один художественный проект. Адреса любви.

Я всегда страшно завидовал уличным художникам. Таким, как Миша Маркер с его плакатами. Люблю город. Город, как холст. Прохожих, как адресатов послания. Город это все его истории в камне. Вот только городские памятники - это памятники мертвецам. Мемориальные таблички - истории мертвецов. Живой город превращается в кладбище. Хотелось наполнить его живыми историями. Историями здесь и сейчас. И я напечатал таблички. Таблички с короткими рассказами, начинающимися с фразы: “в этом доме я любил”. Хотел про жизнь, но город сильнее. Получились опять мемориальные.

“В этом доме я любил. Снова и снова я повторял всем, кто искал встречи со мной, что у меня нет ни времени ни сил на новых людей в своей жизни. Но она была настойчива, а я почему-то не отказался выпить с ней кофе. Ты зайдёшь ко мне? Да.”

Повесил табличку и всё кончилось.

“В этом доме я любил. Её муж уезжал в этот день в Москву. А я смотрел в книгу с красивыми картинками и плакал от того, как это красиво нарисовано. Ей не хотелось целоваться в губы и снимать всю одежду. Что-то должно было остаться. Осталась юбка, превратившаяся в чёрный пояс на талии, а шарф белой футболки мы всё-таки сняли.”

Повесил табличку и всё кончилось. Когда всё рушится - рушится всё.

Ты можешь закинуть вещи в мастерскую перед поездом. Ты пустишь меня в мастерскую? Да. Я могу подняться? На фасаде дома она читает табличку, висящую на нём уже пару недель.

“В этом доме я любил. Она опоздала на поезд, поэтому взяла билет на самолёт Москва-Питер. Опоздала и на этот рейс. И всё-таки вечером была здесь, в мастерской, где бывает прибрано только перед её приездом.  В тот день мы должны были пойти на кинофестиваль, но обессилевшие просто лежали на полу и смотрели кино на маленьком экране на коленях. Фильм про самолёты и редкие встречи, случайно пересекающихся маршрутов. А кинофестиваль в тот день разогнали казаки.”

Открываю железную дверь. Ну что ж… Проходи.

Гуляем по Литейному. О - а в этом баре, во дворе-колодце недавно концерт был Тоси Чайкиной. Знаешь такую? Нет. Я ходил - очень понравилось. Сто лет в клубах не танцевал, так чтобы вокруг не голые люди были. Необычное ощущение. Где мы можем поговорить? Давай во дворик Ахматовой. Наша с тобой история началась в этом дворике. Без четырёх дней два года назад, между прочим. Без четырёх дней.

Иду от Восстания до Новочеркасской. Реву.

*

Вечер того же дня. Пришлёшь мне мои вещи на такси до вокзала? Я был бы рад всё-таки привезти их сам. Хорошо.

Перрон. Прости меня за всю ту дурь, что я творю. Иди ко мне. Всё, садись в поезд.

Сапсан отходит от перрона обратно в Москву. Набираю сообщение, фразу с одного из уличных плакатов Миши Маркера.

“Я бы текст тебя. Но я просто обнял.”