Я, Анна, лежала желанная - 27

27) Четырнадцатая глава. Тайная вечеря.

Федька и Руслан сидели молча. А с экрана плакал Йося, зарывая в землю косточку, будто это был талант. Накатили. Константин слепил из водочной пробки лошадку, приспособив ноги-спички, и подал ребёнку. Девочка взяла покорно и пошла долой. Слышно было, как отец на кухне закашлялся, и потом хрипел, бранился, выл, издавал ещё невнятное, и снова брань. Галя прометнулась мимо взрослых, на полу лежала лужа жёлтого. Он сказал ей только: "не наступи, тут кака". Фёдор покачал головой:
- Друг мой, ты очень, очень болен...

***
Раздался стук в дверь. Афанасий сделал порыв подняться с койки, на полпути застыл, подумал. Стук повторился, был настойчивым, громким. Стучал знакомый, он чувствовал по ритму. Ногами шаркая по вытертому полу, добрался до двери. Повернул непослушный ключ непослушными пальцами в раскоряченной скважине. Дверь открылась нетерпеливо, ворвалась Галка, и с порога обдала теплом, светлом, радостью.
Поделились новостями. Афанасий с работы ушёл, точнее, его уволили, временно, за прогулы. Когда будет остро нехватать людей, позовут обратно, а пока он пропивал честно нажитое.
Галя осмотрелась. Обстановка скудная. На полу залысины прикрывает коврик, вязаный крючком из старых тряпок; стол в углу, на тонких ножках – из советской столовой, и из той же серии стул с широкой фанерной спинкой; табурет, наверняка, кустарный, грубо сделанный. Старенький комод и койка, односпальная, с пружинной сеткой. Про постельное бельё ей думать не хотелось: стираное-перестиранное, серое от старости, залатанное, скомканное одеяло, и подушка будто с жёваной бумагой внутри. Галя застелила кое-как постель, отыскала покрывало и накрыла безобразие, взяла метёлку, подмела, протёрла стол, придвинула к нему и стул, и табурет. Афанасий улыбался. Не тому, что стал порядок, а тому, что ей приятно, что она пришла.
Галя наконец присела. Посмотрела на мужчину: некрасив. Но каков он в молодости, иногда такие молодцы, красавцы, или просто симпатичные ребята бывают, а потом здоровье портится, уходят краски, блеск, и всё… Да и сейчас, поди, если вставить ему зубы, дать не пить, хотя бы месяц, обиходить, в чистое одеть, то вполне себе прилично может выглядеть. Этим людям просто трудно быть одним, они как дети, под любым давлением сдаются быстро, поддаются грубой силе, уступают, ущемляют себя в чём-то. Но когда их поместить в другую среду…
Афанасий очень добрый, душевный. На работе Гале тоже нелегко. Коллектив был, как всегда, жестокий. Все её старались ущемить, сменщица себе приписывала лишнее, отщепляя от Галиной продукции, очень хитро сдавая смену. Галя была проста, и не могла придумать, как бы сделать обратное. Афанасий видел всё, но не советовал вредить, потому что кроме них двоих в цеху все были почти что родственники: если не по крови, то по постели. Он Галю очень жалел. Со своей получки раз он умудрился не пропить, а принести гостинец Гале: кофе три-в-одном, пакетик, пачку сигарет «балканка», с фильтром, Галя же, таясь, курила «приму». Не курила бы вообще, но мучил голод, выходило выгодно, одна покурка заменяла ей обед. Сменщица увидела подарки – ахнула:
- А что это ты Гале одной надарил? А мы с тобой давно работаем, а мне ты ничего?
Афоня рассмеялся с чувством неловкости:
- Да ведь у тебя есть кому дарить подарки…
- Аа, поняла. Так к Галке подкатываешь! – Она сощурила по-лисьи глазки и сравнила их, по выражению лиц пытаясь понять, угадала или нет. Они смутились. Грубое вмешательство разрушило всё тонкое, что зарождалось и могло развиться. Галя бросила ей кофе:
- На, не жалуйся.
- Да мне зачем, у меня и так всё есть, - она достала с полки пачку дорогого чая, сыпнула щепоть в свою чашку, заварила. – Чай хороший, - потянула носом – Женька из Москвы привозит. Он не любит здешний чай, здесь только фуфло продают.
После был запой и Афанасий прямо на работе уснул, а станок работал вхолостую. Тут ему пришлось уйти. Галя вспоминала его тёплый взгляд, светящийся. Человеку плохо одному, справляться самому с собой бывает трудно.
- Как там, на работе-то?
- Всё так же, - отмахнулась она рукой. – А ты есть-то хочешь?
Афанасий отмахнулся:
- Галя, не, я поел.
- Что же ты поел? – Он огляделся и пожал плечами.
- Хитришь! – Догадалась Галя. – Сиди, сейчас я сварю. Она сходила в магазин, купила пельменей. Пожарила натёртой моркови и луку, накрошила картошки, которую Афоня почистил. Он смотрел с любопытством. Она бросила картошку в кипящую воду, поварила чуть-чуть, всыпала туда половинки пельменей. Он ей возразил:
- Они ж развалятся.
- Всё нормально будет, очень вкусно, - и засыпала зажарку и лавровый лист.
Супа Афанасий не едал давно. Жидкое тепло и топливо растекалось по телу, пробуждая Жизнь. Захотелось разговоров.
- А на личном фронте как дела? Никого не встретила?
- Да кого же встретишь, и когда? При такой работе.
- А, ну да… А я вот встретил женщину. Хорошая… Только вот я из запоя выйти не могу.
Галя посмотрела в угол. Проглотила какой-то комок. «Ну, а что, ты, дура, думала, небось, что это пара тебе? – Да вовсе я так не думала. Да, может, он и вовсе не имел ничего такого ввиду, просто дружеский подарок. И вообще, мы с ним разные. И интересов общих нет». Галя встала из-за стола.
- Это хорошо. Надо тебе женщину, вдвоём-то лучше. А я тебе подарок принесла, - спохватилась она, достала из пакета майку. Фиолетового цвета, трикотажная, примеряла на себя – он такой же худобы, как и она, - подала ему.
- Ой, спасибо, Галочка, большое. Только я пока носить не буду, она очень нарядная, я потом надену, после бани когда-нибудь, ладно?
- Хорошо.
Простые действия, слова, всё это глупо, глупо, происходило и творилось что-то не здесь, а - не в параллельной, а - в какой-то одновременно с ними существующей реальности. В неведомом, невидимом, очень тонком каком-то мире. Происходило больше, чем виделось.
Галя тепло попрощалась, ушла. С ощущением того, что больше его не увидит.

***
Гриша прибыл к ужину. Всё было как обычно, но совсем не так. В воздухе витала какая-то тайна. Но никто делиться не спешил. Гриша не переживал, от него никогда не скрывали, это отчий дом, хозяин здесь - мужик, военный, все вопросы - на плацу, и - строем, строем, шагом... арш! - Вот так он размышлял, вонзая зубы в мясо. Отужинав и ждя десерта, незанятые мысли вернулись к той загадочной загадке: что ж это за секрет. И вдруг его настигло: а может быть... А вдруг... Ну, внешне все спокойны. Но что из этого? Отец по части дисциплины всем фору даст. И мать его - примерная жена, пытай - не выдаст. Осталась только Рута, но может и не знать, а может так, что мама догадалась, а Рута ещё нет. И вот сейчас торжественно объявит... А впрочем, нет, когда торжественно, тогда б вино достала... Знать, скажет втихаря. И он не ошибался, родная кровь, и воспитание, и просто вместе жизнь - всё предсказуемо, читалось по лицу, по жестам, по фигуре, по обстановке в комнате, по тропке, по калитке. И вот шепнула мать, беря его под руку, как будто прогуляться вышли, да вот надумали ещё до магазина. Как только отошли. "Смотри, сынок, - сказала Пелагея. Достала маленький кулечек, из клетчатой бумаги. "Да ты открой, открой!". Григорий заглянул в кулёк, присвистнул. Взглянул на мать. Добавил: "Даа... И что же теперь делать?"
С ответом угадал. Но что всё это значит, так и не понял. Мать радостно запричитала: ох, лихо, лихо! Ведь так никто не делал! Всегда рожали, все! И Гриша понял всё. Что за таблетки, почему спокойна стала Рута, что в доме он никто...
- Ты это, мам... Огромное спасибо...
- Сынок, ты не волнуйся, я их не выкрала, а просто подменила. От тех вреда не будет, только польза. Я витамины подложила ей.
Всего через неделю его перевели, в какой-то ВулканИшты. Отец за рюмкой громко восклицал:
- Молдова - братская республика, сынок! Хороший край, тепло и фрукты. "Как будто здесь не так", - подумал мрачно Гриша, но понимал отец, и понимала мать, не знала только Рута: он покидает кров из-за неё. Да, мама не права, искать в вещах невестки было лишним, и мать, конечно же, оправдывалась, мол, искала ножнички свои, и прочая пурга. Но надо понимать: не доведи её до этого - и ни за что б она к ней в ящик не полезла. Да, но случилось что случилось, и это был Позор, а с ним Григорий вместе жить не мог.
В Молдове Рута обнаружила пропажу таблеток. Не подмену, а пропажу. Вероятно, собираясь впопыхах, она их просто забыла. Это не замедлило дать результат: в нужный срок у них родился сын Женька. Гриша наклонился к люльке:
- Ну что, Евгешка, как жизнь?
Рута прислушалась к себе и сказала:
- Ну ты, это... Нормально его зови, - и поправила края пелёнки, неловко, будто отворот пиджака.