Механическое тело 3

     Что есть механическое тело глазами механика? - "Передатчик". "Передатчик" чего? - Толчка. Это жалкий "передатчик" одного действия к другому, но если бы любое тело умело говорить, то оно закричало бы: я вам не передатчик. Оно сказало бы: да, я, конечно, обладаю такой способностью - передавать, но в конечном счёте я - не передатчик и дело вовсе не в нём, а в том, что я обладаю собственной реальностью, и эта моя собственная реальность есть моё движение. Там, где царит познания уровня "толчка", неминуемо приходят к "первотолчку", чтобы замкнуть дурно распространяющуюся во все стороны цепь причин и следствий. Но цепь, в том виде, в каком её выстраивают, не желает замыкаться и сбрасывает с себя тиранию "первотолчков", "перводвигателей", Бога, Большого Взрыва и прочих научных и метафизических "глушителей" этого линейного безобразия. Все толчки выстраивают вдоль линии линейного времени. И уже не знаешь что хуже - потерянное природное тело или изувеченное понимание времени. Однако точно знаешь - все потерянные "живые силы" природы скажутся в нашей технике, и чем больше наша техника будет набирать обороты, тем сильнее она будет ощущать необъяснимо возникающие глюки и сбои её систем - не как направленные злодеяния человеческих рук (которых можно упечь за решётку как хакеров), а как восстанавливающую саму себя, обратно, из одностороннего насилия, "фюсис". И если найдутся товарищи, которые именно здесь обвинят меня в какой-то потусторонней мистике, то я заранее отвечу этим товарищам наперёд: мистика скоро будет у вас, и такая, какая вам и не снилась, потому что она будет приходить к вам с совершенно неведомой для вас стороны - с той стороны, которую вы сознательно и изначально забыли. И если мистикой вы называете всё то, что принципиально не попадает в рассмотрение наукой, то я в таком случае от определения "мистик" не отказываюсь, ибо меня интересуют как раз все слепые пятна науки.

    Если вы не учитываете того, что мёртвая материя способна "жить", то вы рано или поздно встретитесь с этим фактом насильственно. Я же хочу встретится с ним свободно, через врата своего мышления. Ибо в нашей технике - всё задействовано, но ничего не движется. И я собираюсь понять чем это чревато. Когда я сегодня беру в руки "чудо" свершений нашей техники, то каким бы безумно сложным и крутым оно ни было, я беру в руки механическое тело. Правда, уже довольно особенное - такое, в какое оказывается упакованным весь его возможный причинно-следственный ряд. Это тело - под бесконечной нагрузкой своей реальности - вот как я понимаю это тело - перегруженное, перенапряжённое тело - тело не освобождённое и не высвобожденное, а закабалённое до последнего предела. Этому телу не дано двигаться, промежуток движения у него отнят, от него требуется только действовать, действовать и действовать, без конца. И чем дальше, тем больше от него требуют "быть всем" и сразу. Человек оказывает на него давление всеми извлечёнными из других предметов смыслами. Он сжимает все эти смыслы и вбрасывает их в одно механическое тело. На бытовом языке это называется: он напичкан электроникой. А на философском языке это называется: он изуродован реальность своих мёртвых братьев. И если раньше ему было почти не вырваться из тисков своей собственной смерти, то теперь на него повесили и смерть остальных. В таком виде вещи нам и служат. В такой ситуации мы ещё и удивляемся тому, что порой ощущаем их неблагоприятную энергетику. Но если и сами вещи не прорвутся, не заголосят в этой их тотальной вещной тюрьме, то за них однажды заговорит вся "фюсис" - неизвестно где именно мы получим выстрел в лоб, но скорей всего как всегда, в самой благодушно настроенной ситуации.

    Механическая тело - сложная вещь, но не потому что разложима вплоть до элементарных частиц или кварков, а потому что сама по себе, по самому способу своего существования является границей между жизнью и смертью. Она сложна метафизически, а не физически. И когда её физическую сложность мы вычерпаем до дна, мы в шоке и ужасе увидим, что дна нет, потому что так устроена метафизика.

    Тело, которое мы рассматривали бы как полностью взятое само по себе, то есть тело, на которое не оказывали бы никакого воздействия все остальные существующие в мире тела, оказалось бы тогда одновременно и Богом, и абсолютным Ничто. Почему так? Потому что это тело оказывало бы само воздействие на всё остальное существующее, но само бы никак не подвергалось их воздействию, а значит было бы всемогущим, то есть было бы Богом. Но с другой стороны, хотя это было бы и так, но воздействие ограниченного тела, с его минимальной силой реальности, распространяясь бы на всё без остатка, бесконечно бы распылялось и уничижалось, превращаясь собственно говоря в ничто - в бесконечно малое воздействие на каждого. Так, путём самых предельных мыслительных потенций (единственно плодотворных, несмотря на то, что они казалось бы абстрактны), мы приходим к тому, что любое тело - это всё и ничто. Всё и ничто одновременно - полный разрез.

    Но если бы мы научились и могли именно таким образом его видеть! Тогда бы мы могли, посмотрев на свой телефон, сказать ему: ты - всё, да, ты - всё, но ты и ничто. Ты... в зависимости от... И наше собственное тело, поскольку оно только тело, одно только тело - есть всё или ничто. В зависимости от...

    Чтобы телу можно было расстаться со своей ничтойностью, ему нужно было бы переставать быть ограниченным, вмещать в самого себя всё больше и больше реальности - силой которых это тело могло бы сильнее оказывать влияние на всех остальных. Но тогда, в конечном итоге, оно должно было бы стать безграничным - и быть всем, оказывающим влияние на всё. Именно таким и является Бог в его механической проекции. Именно туда и направляют сейчас нашу технику. Контуры нашей техники давно уже являются нечёткими. В принципиальном смысле их нет, подразумевается, что компьютер вместит в себя всё, и даже какая-нибудь мелкая бытовая модель тоже вместит в себя всё. Это - мания создания механического Бога, положительный смысл которого никогда не достижим, но всегда достигается, никогда не останавливаясь. Это расширение механической вещи до её всемогущества.

    Но дело оказывается даже не в том, что конечный пункт, заданный в подобной проекции, недостижим, ведь нам всегда могли бы предъявить временные полезные результаты, главная проблема сокрыта в другом. Нет такой вещи на какую не оказывали бы воздействия другие. Поэтому "всемогуще-прирастающая вещь" нашей современности, каждый раз при своём создании, едва ли не больше теряет, чем приобретает - мы наращиваем вещь, но мы наращиваем и массовость вещи (бесконечное количество её экземпляров). Становятся ли при этом вещи могущественней? Сколько вкладываем, столько и распыляем. Нет сомнения в том, что мы хотим, чтобы каждая вещь была "капитаном Америкой", но что мы делаем и производим реально, как оценить?

   Механический рассудок никогда не выберется из всех этих противоречий. Он никогда не придёт в ту опасную точку, где вещь не только теряет свою независимость, но и приобретает её - в ту точку, где вещь не только убивают, как зависимую от других, но и рождают, как свободную в своём движении. Именно эта точка скрыта надёжной пеленой от современных научных технологий. А посему для её взглядов нет и реальной возможности оценки - есть только ирреальная (как удовлетворение от осуществления собственных проектов). Во что превращается современная вещь? Кто ответит, какое механическое тело находится передо мной, и что мне с ним делать и что оно со мной делает? Кто сможет не подсунуть мне очередной ирреальный ответ на этот, мной законно заданный вопрос?

   Я обращаюсь к механике не потому что я её люблю, а потому что я поставлен в положение человека, который окружён такими вопросами. Я заново обращаюсь к механике, не так как обращались к ней в VII веке, я хочу увидеть за механикой реальную возможность живых природных сил, созидающей, в свою очередь, возможность техники, не агрессивной для человека.