4. Карета времени

Ступа аккуратно приземлилась перед неказистой избёнкой. Иван-царевич ожидал, что сейчас появится богатырь: нос крючком, усищи и борода торчком, из ушей дым, глаза, что твои плошки.
А на порожке появился лядащий мужичок ростом со стручок, в зипуне, верёвкой подпоясанном. И бородёнка у него была так себе, паршивенькая бородёнка.
«Такого Кузьму одной левой возьму», — усмехнулся про себя царевич, но поклон отвесил:
— Здравствуй, человек неведомый! Сказывай мне: ты, что ль, в лесу Канитель завертел-закрутил?
— И тебе не хворать, Иван-царевич. Не я закрутил, не я завертел, — успокоил его Ведун. — Меня, видишь ли, по техническим причинам занесло в это тридевятое царство тридесятое государство из такого далека, что представить сие невозможно. Хотя… — он вдруг задумался, — в погрешности моего прибытия в эти края чувствуется определённая закономерность. В чём она — пока не разберу. Думаю, наша встреча всё по своим местам расставит.
— Ничего из твоей речи мудрёной я не понял, — осерчал царевич. — Я, пока Василису свою разыскивал, виды всякие видывал: и в басурманских палестинах бывать приходилось, и по морю студёному хаживать, и о камни гор кавказских ноги бить. Кое в чём поднаторел. Так что говори толком, чего тебе от царского сына надобно. В наших землях, случаем, нам видеться не доводилось?
— Не довелось, царевич, не довелось. Хотя проживал я в тех же краях, откуда ты родом.
— Это как? Проживать проживал, а бывать не бывал? — погрозил пальцем Иван. — Ты говори, да не заговаривайся. У вас тут, я погляжу, загадки загадывать любят. Что Баба Яга, что ты. Только отгадчик из меня никудышный. Мне бабка сказала, что ты дорогу к Кощею указать сможешь. Да про место заветное, где он смерть свою от людского глаза хоронит, поведаешь. Более от тебя мне ничего не нужно.
Вздохнул Ведун.
Тяжело вздохнул.
Понял царевич, что о его проблемах захудалый мужичок ничегошеньки не ведает, хоть Ведуном себя прозывает.
— Для чего же старая карга мне голову морочила, к тебе посылала? — поник царевич головой.
— Войдём в избу, Ваня, щей похлебаем, хлебца пожуём, чайком себя потешим, — ласково промолвил хозяин. — У тебя давненько уже маковой росинки во рту не было. А я, как смогу, так всё тебе поведаю. И ты уж сам решишь, верить мне, следовать моему совету или нет. Но знай, кроме меня  никто путного тебе не скажет. Решишь дальше землю без толку топтать, я тебе дороженьку укажу.
Вошли они в избу.
Иван-царевич подивился. Кроме печи, лавки, стола да какого-то предмета, дерюжкой покрытого, в ней ничегошеньки не оказалось. Ни амулетов, ни трав душистых, что от любой скверны излечивают, ни совы, ни кота чёрного, ни книг колдовских.
— А я, Ваня, все свои сокровища тут держу, — постучал по своей голове костлявым пальцем хозяин. — Правда, прохудилась она за последнее время.
— Однако думки мои угадываешь, как по книжке читываешь.
— Тут, царевич, никакого секрета нет. Ведь ты уже здесь бывал, и разговор у нас происходил. Слово в слово.
— Вот и Баба Яга мне то же самое говорила. Про встречу нашу, про разговор. Но, как ни стараюсь, ничего похожего вспомнить не могу.
— И ладушки, Ваня. Садись за стол, медку выпьем, ты медок-то потребляешь?
— Чует моё сердце, сейчас ты такое поведаешь, что без штофа у нас с тобой ни разговора, ни согласия не получится. Наливай, чего тянуть? — решительно уселся за стол царевич.
И начался у них задушевный разговор. Как водится, побаловали себя медком за встречу, за дружбу нерушимую. И настало время для серьёзного разговора.
Сдёрнул Ведун рогожку с возвышавшегося у окошка предмета, и предстало перед Иваном царевичем что-то похожее на карету.
Тот затылок почесал и заулыбался.
— Ошибаешься, в своих думках, Иван, — мотнул головой хозяин, — сей замечательный прибор называется Машиной Времени.
— Повтори… — потребовал царевич. — Не разобрал я. Ты, кажется, спросил сколько времени? Не знаю, Ведун. Я, хоть человек глубоко несчастный, но в тоже время очень счастливый. Такая женщина меня любит! Так что времени не наблюдаю.
— Чего ты не наблюдаешь? — не понял Ведун.
— Быстротекущего времени, — чётко выговорил царевич.
И сам удивился сказанному.
— И не надо. Я сказал тебе, что ты видишь перед собой машину… а-а, чёрт возьми, ты ж сын царский, с тобой проще надо. Перед тобой, Ваня, карета времени. На ней я и прибыл  сюда.
— А где кони запряжённые? — недоверчиво спросил Иван
— Какие кони? А-а…— ухмыльнулся сотрапезник, — лошадиные силы, что ли? Так внутри миллионы лошадей запрятаны.
— Думаешь, на дурака попал? — грозно произнёс царевич. — Как столько лошадей могли туда поместиться?
— Умоляю тебя, Ваня, сосредоточься, выслушай меня. Только не перебивай. Иначе к своей Василисе век не дойдёшь.
— Это другое дело. Насчёт Василисы — без проблем. Говори…
И начал ему Ведун рассказывать про двадцать второй век, в котором он проживал, про город Москву…
Иван попытался встрять, сказать, что он тоже из Москвы, но новоявленный приятель молитвенно сложил руки, и царевич замолк.
Рассказал ему Ведун про машину, то есть, про карету, которую сам построил. Как собрался в ней путешествовать, но… то ли слишком сильно дёрнул рычаг, то ли слишком слабо…
— Одним словом, так вот очутился я, Ваня, в заповедном сказочном лесу. Про этот лес я в русских сказках столько читал, что изучил его до каждого кустика лучше любого здешнего обитателя. Приняли лесные жители меня, как родного. Ведуном прозвали. Избушку Леший помог поставить. Баба Яга первое время еду готовила. А однажды, теперь слушай внимательно, пролетала над моей избушкой лебёдушка. Отдохнуть присела.
— Она! — вскричал Иван. — Василисушка моя!
—Я пшена отборного ей насыпал, — продолжил Ведун. Лебёдушка расчувствовалась и про то, как её Кощей заколдовал, как поженились с тобой, как ты шкурку сжёг, рассказала. Не сомневалась, что придёшь ты в этот лес, чтоб дорогу к Кощею узнать. И улетела.
Тут в лесу ты первый раз и объявился.
 — Б – р - р… — тряхнул головой царевич. — Опять – двадцать пять! Не появлялся я у вас. Не появлялся. И Бабе Яге об этом рассказывал.
— Наберись терпения, царевич. Я же просил тебя сосредоточиться.
Поначалу мы встретили гостя нежданного хлебом-солью, как полагается. А он давай нас сказками пичкать про великое заморское государство, про то, как мы беззаботно и счастливо заживём, если под его могучей рукой окажемся. В подданство, значит, вступим. Лесные жители на него таращатся, ничего понять не могут. Ко мне с вопросом, о чём царский сын толкует, дурит он нас али как?  Я к тому времени разобрался, никакой это не царевич. А самый настоящий сукин сын, лазутчик. И задание у него: тридевятое царство, тридесятое государство в колонию заморского государства превратить. Но как это выпавшим на мою долю землякам объяснить. А тот соловьём разливается: леса, дескать, у вас отборные, сейчас мы компанию создадим, экспорт брёвен наладим, деньги лопатой грести будем. Гость. Про лопату мои земляки поняли, она у Бабы яги имеется. А с чем эти самые деньги едят, понять не могут. И решил я спровадить липового царевича от греха подольше туда, куда Макар телят не гонял. А как… тут он мне сам на помощь пришёл. Сунулся со своими идеями в избушку, где сном праведным Лихо Горькое почивало. Разбудил на свою голову.
Очевидно, в его заморской державе не ведали: «Не буди Лихо, пока оно тихо». Больше мы этого самозванца не видели. Но Лихо, осерчало на нас за побудку. Напустило на нас морок. И канителимся мы с тех пор по любому поводу почём зря. Всё из рук валится, всё позабыли, что раньше помнили…
Не дослушал Иван царевич Ведуна. Больно мудрёную тот речь вёл Уронил буйну голову на руки и захрапел богатырским сном.
Вздохнул Ведун с сожалением:
— Крепок медок оказался, крепок. Завтра, царевич, договорим. Сейчас я тебя на печи пристрою, спи сладко.