Горький плач серьезного поэта
Упрекают меня, что серьезных творений
Не пишу. Сам же был убежден я на сто,
Что Аттилы мрачней я в часы озарений
И сурьезней меня уж не пишет никто.
Мне советуют: нечего маяться дурью,
О проблеме серьезности мэтров спроси -
Ничего, что пожнешь ураганы и бури,
Собирай семена и на пашню неси!
Ах, как много я дал бы за мнения энти -
Знаю, знаю, кто мог бы разбор сотворить...
Робко в двери стучусь. Имя мэтра – Творентий.
Имя это о многом должно говорить.
Взял Творентий листки, возвратил не читая,
Огласил приговор, будто в горло стилет
Мне всадил: - Где основа, что мир – суета? Я
Возмущен. Этот хлам отнеси в туалет.
Что же делать? Отчаянье – выход для слабых.
Я понес свои вирши Виктору Гюго.
Лоб наморщил ужасно, подумалось дабы,
Что я автор серьезнейший, вроде того.
Отвалился от кресла матерый писатель,
Посмотрел на меня, а потом на стихи.
- Что такое? Ты пишешь про “русское сати”?
(Чую: выпустит классик с меня потрохи…)
Ошарашен, суставы вибрируют мелко,
За оценкой готов я бежать хоть в Пекин.
Я несу свои вирши Шалтаю Тыбелко –
Он всемирно известный великий акын.
Златотканную юрту его лишь увидев
И охрану в доспехах аж в десять рядов,
Струсил я, убежал, порешив – визави-де
Будет стоить мне лиха. Увы, не готов.
Я к Толстому бегу, не ко Льву – к Алексею,
Как-то ближе эпохой и менее лют.
Я дрожу, показать свои вирши не смею
И заранее знаю – кранты мне, капут...
Успокоил меня Алексей Николаич:
“Ты сурьезного критика ищешь, иль как?
Значит, Лев тебе нужен. К нему не желаешь...
Вот тогда адресок…” Я гляжу – Пастернак.
Был Борис Пастернак неприветлив и злобен,
Он стихи мои в клочья едва не порвал,
Он кричал и рычал, громом бил исподлобья
И пинков мне у двери под зад надавал.
Направляюсь я дальше. В заснеженном чуме
Половинников, значит, Владимир сидит.
Кто не знает маэстро, тот, стало быть, умер -
Всяк живущий всечасно то имя твердит.
Почитал Половинников вирши, присвистнул:
- Что серьезного тут? Печка вон – да сгорят.
Быть серьезными могут находки и мысли,
В антимыслях твоих негативный заряд.
Обошел я еще два десятка экспертов:
У Джамбула в приемной торчал два часа,
А Бальзак не пустил – он записку в конверте
Передал с телефоном Жан-Жака Русса.
Под Литейным мостом излупил меня Герцен,
Лишь очухался – всыпал мне мсьё Мопассан,
Лишь удрал – получил по рогам от Мин_Херца,
А вдогонку добавил мне ТЕР-МИнасян.
Я в хождениях тех схлопотал дистрофию,
Я ослаб. Обломал об меня кочергу
Пародист... извините, порОдист - Рафиев,
(извините за рифму - я встать не могу...)
И ходил со стихами я солнцем палимый,
Скрозь парадный подъезд не допущен был в дом
Я к Некрасову. К Тушкину шасть – тоже мимо,
День торчал у ворот под Осенним Дождем.
...Я в тарелке чужой, как шашлык порционный,
Предстаю пред составом отнюдь не зевак,
А комиссии высшей аттестационной.
(Литераторы знают: контора Лит. В.А.К.)
Как набросились там на меня людоеды!
Как давай меня в клочья когтищами рвать!!
Понял я, что в стихах далеко не уеду.
А в сурьезных – тем более.
Ну и плевать.
Свидетельство о публикации №121100605982