Веле Штылвелд Как питались в тринадцатом веке?

© Ирина Диденко,графика

-.

А как питались в тринадцатом веке,
не люди, дети людские,
бредущие не из варяг в греки
с причастием: мы псоПскИе...

Не текла реченька за урултай,
а некий чукмек шаманил,
и французские отпрыски уходили в даль,
кто затем, чтоб навеки попасть в сераль,
кто в иные уделы - рабами...

Пили евнухи страстно истоков яд,
и омела цвела крылами,
и являлся Аспид - мучительный гад,
и летели головы в страшный сад,
чтоб со временем стать горшками.

В те горшки сажали герань скопцы,
крестоносцев пажи, навек юнцы.
В море прах и по миру рябь прошла...
Вы куда, родимые?
В никуда

-.

А ли мало в крови эндерфинов Любви,
а ли это с Эсгарда горгоны,
или всё же проклятье людей на крови
и исчадием страсти - альковы.

Вот и мечемся вновь под стенаньем оков.
вот и тщимся при этом и злимся,
третий класс - не коллапс - им себя не взорвём,
хоть и воет Отчизна волчицей...

-.

Все женщины мира не стоят кумира -
кумир на запятках подлунного мира.
У каждой в глазах - СОС-страданья и грусть.
О гарпиях я говорить не берусь!

-.

Октябрь. Изрядно выпив сомы – священной  патоки земной,
глаза продрали дуболомы, и снова в космос – на разбой.
На ошарашенной планете им снова нечего желать -
пришли сюда бродяги йетти и стали дурней оттеснять.

В иных мирах, какая жалость, не оказалось звездных врат,
где б самобранка расстилалась, и стыл отменный мармелад.
В иных мирах – печаль и горесть, и горечь пройденных дорог,
где даже боги пишут повесть, о том, что Бог им не помог.

Ну, что сказать о том, казалось… Крантец, проруха, мелкота,
но на Земле вдруг состоялась Любви вселенской лепота.
И от любви, уняв проруху, цвели весенние сады
на всей планете, в сладкой муке, рождая дивные цветы.

Рождая в грозы – туберозы, пленяя дивной пестротой -
застыли боги в страстной позе – опять им хочется домой!
Но на Земле от них - терзанья, земля не столь уж молода,
чтоб вновь принять их в наказанье самой же собственно себя.

К тому же люди на планете уже играются в богов,
и попадают тем же в сети ушедших в космос дураков.
Не промолчать об этом в боли изрядно раненной земли,
на самом краешке консоли в крови оплавленной любви.

В чужие дальние проезды, из-за предтечия времён,
где и планету ждут отъезды в иной космический альков.
Где в парадигме новых правил и орбитальных парадигм
Вновь над землею кружит Каин - давно, увы, не Алладин.

Волшебной лампы Алладина возжечь не может лютый тать,
Жасмин под тихим паланкином упорно шепчет: Не предать!

-.

Семь миллиардов зарылись в бетон,
три миллиарда - в солому.
В клетках железных живёт Легион
тех, кто стоический к нови.

Дерево, сено, солома, бетон...
В дереве - жил, а в бетоне - живём.
Древний кирпич из соломы - саман
смешивал с глиной, и в том проживал.

Хатка в три латки: ворчи - не ворчи.
В ней спят саманные лет кирпичи.
Каждый кирпичик - отважный герой.
Каждый кирпичник и впрямь, как живой!

Жизнь выдыхает из хатки золу
и устремляется выть на Луну.
Воют, как волки, в ночи кирпичи -
им кривотолки старух - до печи!

Им бы сорваться до первой звезды
в вальса круженье без жесткой узды
Я просыпаюсь - танцует кирпич.
В танце саманном злых лет паралич.
Раз, два, три...
Раз, два, три...
Раз, два, три...
Стоп!

Разве я хатке заказывал гроб?
Хатка-в-три-латки уснула в ночи.
В сонной прихватке сопят кирпичи...

-.

Мы бредём на Фудзияму,  а затем вертаем взад -
дом ученых - вам направо, мир поэтов - прямо в ад.
Раз взойдя на Фудзияму, вороти домой дружок,
здесь асфальт разбит на ямы в каждой яме пирожок!

Раз взойдя на Фудзияму, на Говерлу не ходи,
встали нацики упрямо, словно тени, на пути.
То ли их печальный жребий к нам причалился на час,
то ли чертовое племя обложило данью нас.

Брось монетку, сунь другую в щелку времени впритык.
Высь в бесфлажьем аллилуйя - человечества ярлык.
Ты монетку, я вторую, третий - бакс, четвертый - два...
Дунул ветер и ликуя утащил наварчик дня.

Мы бредем, под нами Марс, прибыл-убыл - Бог подаст.
На Говерлу ни ногой - здесь живёт не мой герой,
обозленыш, вечный тать, что с него бедняги взять:
всюду вырубка пошла, лысогорье шепчет: ша!

уноси свои мослы, рубят лес вокруг жлобы.
Рубят желчно, зло, в пылу нарубив в дрова стану.
Ваши спички, наши дрова - дом ученых неученым...
мир поэтов с пелюшок - вниз с Говерлы. Что там? ШОК!

-.

Кластеры бластера биты саркомой.
Болью фламастерной Детство знакомо.
Мы колонируем призрачный мир -
морлоков. страхов и жутких страшил.

Бластер направил, кнопку нажал
и обнаружился жала портал.
Вжик - и разрезал легко пополам
морлоков, страхи и прочий фиг-вам!

Но остаётся вопрос - не ответ:
всех перебил, а что толку, поэт?
Ночь на рассвете отправиться спать,
морлоки сядут борщец порубать.

По сигарилле прикурят в саркоме.
Щи - не пищи с кислым привкусом комы
медленно впишут в усопших тетрадь.
Кольцами дым - ни к чему горевать.

Так ли всё грустно, ан нет - домовой
бластер утащит к себе как шальной,
чтоб перебрать на услады ружьё
в полночь направить и грохнуть в усё!

Ай да, извечный шалун, прохиндей
счастьем проказник врачует людей.

-----------
Бла;стер (англ. blaster, букв. «взрыватель») — распространённое название вымышленного энергетического оружия в научной фантастике

Морлоки (англ. Morlocks) — гуманоидные подземные существа-каннибалы, встречающиеся в различных произведениях фантастического жанра.

САМА;Н, мужской род а юге: кирпич-сырец из глины с примесью навоза, соломы или каких-н. волокнистых веществ

Сигариллы — курительные трубочки, свёрнутые из табачного листа и начинённые резаным табаком, выглядящие как тонкие сигары.