В зенице ока

Саркастическая поэма к 200-летию Ф.М.Достоевского

«Весь мир насилья мы разроем
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим –
Кто был ничем, тот станет всем»

(из ранней версии перевода Интернационала)

От автора

Меня поражает, каким точным стал первый перевод Интернационала, особенно в этом слове «разроем», – в рифму и без какого бы то ни было «разрушения»…

Потом, как известно, текст немного изменили: может быть кому-то это «разроем» показалось уж слишком мягким, не совсем понятным, а однозначное и жестокое «разрушим» сполна удовлетворило беспощадность замысла “пролетариата”. Этот народный протест олицетворял дух революционного движения, зародившегося во Франции в XVIII веке (со взятия Бастилии в июле 1789 г.), то есть задолго до похода Наполеона (1812 г.), восстания декабристов (1825 г.) и первой революции (1905 г.) в России. Известно, чем завершилась “французская авантюра” спустя 10 лет (1799 г.), как и последствия перемен в общественном европейском сознании.

Несомненно, родившийся 200 лет назад (в 1821 году) Ф.М.Достоевский, в зрелые лета живо интересовался не только “положением в России”; он не мог не знать о  хотя бы фактах неоднократного свержения монархии и установления французской республики в период до 1870 года – начала написания его романа «Бесы».

Так сталось, что издание этого романа в 1871-1872 годах совпало с написанием французским анархистом Эженом Потье песенки, распеваемой в дни разгрома Парижской коммуны (1871 г.) на мотив «Марсельезы», ставшей в последствие гимном коммунистической партии и официальным гимном разных стран.   

Это совершенно поразительно, что именно в 1870 году в небольшом Симбирске царской России народился гений будущего пролетарского движения В.И.Ульянов (Ленин), и уж об этом факте точно никак не мог догадываться Достоевский и, тем более, Эжен Потье.

Существует и более точный с французского перевод Интернационала, в котором вышеприведенные в качестве эпиграфа строки звучат следующим образом:

«Сбивая прошлого оковы
Рабы восстанут, а затем
Мир будет изменён в основе
Теперь ничто – мы станем всем!»

Понятно, что смысл французской песенки можно бы по разному донести на языках мира, “подгоняя" нужные слова к “текущему моменту”, но у меня никак в голове не укладывался один только малюсенький «фактик»

Фёдора Михайловича Достоевского буквально «окрестили» провидцем будущих перемен!, найдя в его романах “нечто эдакое”, «предвосхищавшее» события, что произошли в России в 1917 году, – спустя 36 лет после его смерти (1881 г.)

Сарказм моей поэмы состоит вовсе не в том, чтоб осквернить, опорочить или каким-то образом принизить достоинства гениального писателя, – и мысли такой нет!, ибо сам считаю, что не всяк до прочтения Достоевского дорос!

Однако, с лёгкостью прослеживая приведенные даты, я мог бы уже с достаточной долей сарказма “приплюсовать” к несомненным достоинствам будущего провидца ещё и эдакой фактик: а не предвосхитило ли написание «Бесов» к появлению на свет будущего гения пролетариата (В.И.Ленина) и распевание песенки в Париже на стихи Эжена Потье, хотя бы та и была впервые опубликована в 1887 году?

Если и существует мистификация, пусть она уж сохраняется во всём!

А может быть Ф.М. намеревался выявить связь между прошлым и будущим (цареубийством)? Я не претендую на то, чтобы моя точка зрения совпадала с чьей-то. Но и прежде всего сам не понимаю и не могу разобраться, как можно было бы мне не верить в прогресс, сидя в вагоне поезда, убаюкивающе постукивающего по рельсам при поездке по Европе в XIX веке, вместо трясущейся брички почтового дилижанса?

И если я смотрю в одну из двенадцати граней пустого стакана, стоящего на столе, мне кажется, что другие, сидящие рядом видят то же самое, пусть даже с обратной стороны стакана или с другого боку. Но с точки зрения самого этого стакана, все наблюдающие в разные грани его могут спорить, ругаться и ополчиться разом на кого-то, чья точка зрения покажется вызывающе нахальной, и наброситься вдруг, да поколотить ненароком, если тот не ретируется и не скроется от них вовремя.

Я наблюдал часто за мухой, которая потирает свои лапки, собираясь откушать со мной мой обед. О, скольких мух я перебил без сожаления и сострадания к ним! И замечал, как в прекрасно сотворённом мире всё так устроено зыбко, что все поедают друг друга! А если животные, насекомые, птицы, рыбы и прочие и «относятся снисходительно» к другим животным, насекомым, птицам, рыбам и прочим, то при этом поедают с жадностью растения и плоды, произрастающие на земле и в воде.

И только одно существо, единственное, кормят помоями и отходами, – это свинья, которая вынуждена рыться под дубом в поисках пусть даже сгнивших желудей. И своим свинячим рылом она готова подрыть многовековой дуб и повалить, дабы только раздобыть себе что-то повкуснее да поприятнее!

Не понимаю, как из такого существа, питающегося одними помоями, выходит столь ароматная, жирная с корочкой аппетитная свинина! О, я однажды отведал кусок жареной на огне свинины и с тех пор аромат её просто преследует по пятам! Ни при каких случаях и обстоятельствах не смогу, уж поверьте, отказаться от этого преследуемого запаха, даже если кто-нибудь попросит забыть об нём!

Вот и жена разлюбезная рассказывала мне, что у неё всякий кофе без сахара – отвратительный, а с сахаром – божественный напиток! Так может быть, любая горькость во вкусах «сбивается» сладостью? Как знать, как знать!    
 

Запрет

1

В школе на литературе объясняли нам в натуре
Что его, мол, запрещали, а потом запреты сняли
Было то в двадцатом веке – век расцвета человека –
Разум рвался прямо ввысь и “прорвался” (зашибись!)

День за днём промчались годы, Достоевский снова в моде
Книги, фильмы, передачи, у меня ж одна задача… 
Тот же вот вопрос лелею – разузнать в год Юбилея –   
Я хочу найти ответ: запрещали али нет?

Постарались, миф создали: мол, совсем не запрещали…
Все читали по желанию “преступленье” c “наказаньем”
Для детей – то просто мрак! (Аж словарный слог иссяк…)
Так зачем вновь ворошить, “вверх ногами” тормошить?
 
Век прошёл, – при смене быта все “запреты” позабыты
Ведь эпоха уж сменилась и программа изменилась…

2

Выяснить не дали думы, завалился спать угрюмый
Растревожился в конец: кто я – шут иль удалец?
Ночью мне приснился сон: будто бы явился Он!
В виде призрака (О, нет!) – может то был мой сосед?

Дело в том, сосед мой Лёха выпивать любил малёхо –
Достоевского «резонил» – по округе растрезвонил:
«Большинство тоскует в скуке, равнодушное к науке –
Нету дел и мало знаний, но зато сполна желаний!»

Хулил Лёха на судьбину, называл себя «скотиной»
В общем, был ещё он тот – настоящий «идиот»
Что там бесы? Просто – бесы, кто мог знать их интересы?
Жизнь – то юмор аль тоска? Он не выявил пока…

Вызывал, мол, Лёха духа, напрягал свои два уха
В духе том он (О, скандал!) – Достоевского узнал!
Осенью то точно было: взгляд смиренный и унылый –
Иль похожее на то – был тот в шапке и пальто…

Мол, вели они беседу: кто про что, о том не ведал
Дух печальный был и грозный, голос тихий, но серьёзный
Много выдавил цитат: мол, тамбовский волк мне брат!
Где-то в чём-то согрешил, вывод делать не спешил…

Обошёл углы он гладко, рассказал всё по порядку
Издавали всё отчасти, разрывая текст на части
Текст “кромсать” – то процедура! (вот зачем нужна цензура!)
До сих пор скрывают всё – есть “запрет” на то на сё…

Враз проснулся однобоко, оглянулся одиноко –
Потянулся, одел свитер и решил помчаться в Питер!
Там на месте чтоб узнать, расспросить иль повидать
Может сам чего Он скажет, на судьбу свою укажет

В постаменте, монументе, аль в нечаянном фрагменте…
Прямиком по тем местам, где прохаживал Он сам!

3

Побродил вдоль-поперёк, видел даже сфинкса –
Думал, бедность не порок, а сплошное свинство…
На могиле побывал, сто рублей за вход отдал...
(Деньги надо - вот дебилы - постоять чтоб у могилы!)
Был и в церкви, на квартире, где отрадно жил Он в мире

Вот Его бы расспросить – как такое может быть?
Ведь корячился, писал, – может люд и почитал…
Исправляли, подмечали, али в тексте что искали?
Может просто забавлялись иль чего-то в нём боялись?

Посмотрел в Его десницы, памятника, что в столице –
Не увидел ничего, кроме Бога одного…
«Как Он смел себе позволить матушку-то обездолить?
Аль на что-то осерчал, аль лихих Святых познал?»

4

И прохаживаясь вдоль, мне послышалось: «Изволь!
Мир биндюжников таков – меня слушать не готов!
Не готов от сна очнуться, от навоза отряхнуться!
Обратись во сне, мой милый, встану я, явлюсь с могилы!»

Этим мигом удивлённый, где-то как-то окрылённый
Я бегом помчал в кровать – хоть ненадолго поспать!
Только бы узнать ответ – кто за что «наклал» запрет?
Прикорнул – приходит Лёха, вот нахальный же «дурёха»!

Слышу как в окно стучится, – то ли Лёха, то ли птица?
Хоть и нет гроша в кармане, признак явно препоганый!
Неужели что случилось, ненароком приключилось?
То ль затеялся пожар? Пот прошиб… Какой кошмар!

Присмотрелся – сущий бред! – за окном стоит сосед!
Держится за «причиндал», будто что-то увидал…
Он на грани безрассудства – руки у него трясутся!
Много ль накануне пил? Может Фёдор приходил?

Лёха весь продрог, брюзжит, скло от стука дребезжит
Чуть все окна не разбил, в общем, в дом его впустил, –
Отогрелся, осмелел – вмиг добился, что хотел:
(Спиртом я его растёр, – вот ведь братец как хитёр!)


Заговор

5

Лёха – он мужик простой и не платит за постой
Как Иван-дурак всё знает (видно опыта хватает!)
Мог и голову вскружить, – рассказать, как славно жить!
Мог он в чём-то разобраться, только бы с умом собраться…

Подытожить – что к чему: один к ста, сто к одному…
Под закуску «надурняк» вымолвит где, кто и как –
Лёха любит угощаться, я ему и рад стараться!
Знает вроде всё о всех, чтит бахвальство и успех!

Начал вдруг нести он ересь, у меня «отпала» челюсть –
Чушь он «гнал», о том не ведал, хоть и славно отобедал!
Заключил как проповедник: между Ним и мной Посредник!
Вездесущая ладья! Третий глаз, Эмир, Судья!

Если в чём хочу дознаться, нужно к Лёхе обращаться!
«Если станет слишком срочно – тереби и днём, и ночью!»
Хоть не сильно-то умён, тайной силой наделён:
«Через мантию и бязь – с Фёдором имею связь!»

«Самому что зря стараться, по “свиданиям” болтаться!»
У него, признался он, заключён с Ним “Заговор”!
«Передать Он мне велел то, что слышать ты хотел:
На вопросы отвечать, задавай – “Хочу всё знать!”»

Я, признаться, обомлел, гневить Лёху не хотел
Без обиды на соседа поддержать решил беседу:
«Что вокруг себя я вижу, может тоже ненавижу!
Может не туда смотрю, может не себя корю!

Если я себе не рад, кто же в этом виноват?
Признаваться так неловко – кажется, что мир – уловка!
Затащил меня он в сеть: пряник, похоть али плеть?
Если есть во мне разврат – кто и как в том виноват?»

Лёха почесал утробу, с индюшатины снял пробу,
Ёрзал попой и жевал, – что ответить, он не знал:
«Чтобы это осветить, надо малость накатить!» –
И незнамо почему, “накатил” сто к одному…

Отвечает: «Ты мне кинь, – сам мозгами пораскинь!
В поле выставишь дозор, чтоб раздвинуть кругозор!
Урезонишь Сивку-бурку, подрумянишь штукатуркой
Если что не так с лицом, – чтоб казаться молодцом!»

Видно, Лёха – лоботряс, но ответ меня потряс!
И подумал: «Неспроста – идиот один со ста!
Я про око, про зеницу, он – про журавля с синицей…
Кто он, – не имеет мер? Интегратор? Пионер?»

6

Тот налил ещё сто грамм: «Иль откроешь Инстаграм,
Разместишь свою ты рожу где-то рядышком с вельможей…
После ловишь все “комменты”, как сплошные комплементы –
Хочешь почестей задаром – раскрути “коммент” базаром...

Мол, лицо-то у вельможи слишком схоже с твоей рожей…»
Рассказал мне по соседству, что наивен был Он в детстве –
Принимает всё буквально, что лишь отчасти похвально
Хорошо, где нас там нет, – в этом весь Его секрет!

«Их кумир – Наполеон, хоть и недалёкий он –
Всё хотел он породниться и поймать перо Жар-птицы –
Много ль полегло народа из-за прихоти урода?
И французов и своих – наливай, брат, на троих!»

Тут я точно не стерпел, выругаться захотел:
«Говори ты, Лёха, проще, как на берегу у рощи!
Балагуришь за двоих – заплетаешь словно стих!
Кто нас слышит-то во сне, в сей кромешной тишине?

В чём повинен был отец? – расскажи мне наконец!
Смерд убил его за что? – написал о том почто?
Вроде Федя не бухал, иль писал о том, что знал?
Ты пойди-ка с Ним свяжись! Да ты пьян уже, кажись!»


Выявление Христа

7

Вот же диалог приснился – Лёха тут же испарился!
Жутко стало, одиноко, может быть соснул глыбоко?
«Где ты, Федя, отзовись, напрямую что ль приснись!»
Рассказал бы сам, охальник, чем помиловал Начальник?

Верил в Церковь иль Царя, или всё это зазря?
Знал ли много, был подкован? Сбросил ли с себя оковы?
Иль кому какое дело в рамках своего удела?
Мог ли слишком обобщать, что положено не знать?

«Есть убийца для начала, но конкретики в том мало…
Нужно знать его мотивы, обобщая перспективы…
Ну, допустим, есть урод, но при чём же тут народ?» –
Много ль у Него ответов на подобные билеты?

«Если б жил в Европе дольше, может выявил побольше…
Там, за пазухой Христа, Гоголь тоже был слегка…
Много ль чести у бесчестия – дуэлянтов, розг и мести?»
Когда пишешь – словно в танке: бой идёт, а Ты – в ушанке!

«Есть гарем, базар-вокзал, – Он бы всё мне доказал! –
Растворяются ль уроды без Царя, без Воеводы? 
Перерезали б друг друга, то ль с похмелья, то ль с испуга?!
И общественна коммуна для чего нужна, кому на?»

Да, понять народ не сложно – им теперь уже всё «можна»!
Девятнадцатый шёл век – так ли сложен человек?
Всё проклятие на Роде на одном сошлось навроде?
И пришло чрез поколения – бомбы, взрывы, покушения…

Предсказатель монах Авель – знал ли он, сколь правил Павел?
Салтыковский пошёл род? Царский сын? Не знал народ?
В чём была Её «заслуга»? Уничтожила супруга?
Или Бог их наказал? Царский сын о том не знал?

«Цо понурился с лица? Аль узрел где подлеца?
Не заметил ли прогресс – не пора ли на регресс?
Скука что ли “забодала”? Развлечений в жизни мало?
В кутежах проводишь время? Выявил, почём пуд бремя?

Отвлекись, уймись немножко – съезди что ли на картошку!

Там в натуре больше проку в распознании истоков
Благороден только Труд – это, Федя, не забудь!
И когда одни «ишачат», остальные лишь «свинячат»,
Рылом роют: что почём, вид невинный  – ни при чём…

Делят всё в свою корзину, – вот болотная трясина
В ней давно уже увязли, в распрях сволочи погрязли…
Ну а что же писанина? Всё едино – всё «свинина»…
Всё подобно “свистопляске”, если выразить по ласке»

Вот ведь вскочишь спозаранку, уцепившись за баранку,
А вокруг – сплошные “пробки”, рукопись достойна топки!
Вот, к примеру, есть хапуга, что поморщит он с испуга?
Взял бы только да исчез! – забежал в дремучий лес…

Может это кто оценит? (если Родине изменит) –
Не исправить сей «бардак» писаниною никак!
Спотыкаясь о дилемму, «навалял» во сне поэму –
Здесь озвучил сколько смог, остальное – между строк…

Нацарапал молоком – всё проявится потом!
Озарило под венец: вот и сну пришёл конец!
Продолжать же в том же духе – разве что для оплеухи!
Парадоксы (между нами) – в основном, в самообмане!

* * * *

Ну а в целом, пока спал, кое-что во сне узнал:
Всё в округе очень просто – в виде маленького роста!
А назойливость, серьёзность, вызывают лишь нервозность!
Особливо душу ранит оттого, что гвоздь в кармане…

В остальном же простоту не почуешь за версту –
Ни обмерять, ни понять, ни своим умом принять!

КОМУ НАДО – ГВОЗДЬ ЗАБИЛ, КОМУ НАДО – ЗАПРЕТИЛ!

Post scriptum. Через полтора месяца после смерти Ф.М.Достоевского был убит народовольцами царь-«освободитель» Александр II. Хоть и приписывают Ф.М. роль «провидца» в революционных событиях в России (1905 г., 1917 г.), во что кто-то, несомненно, верит, жил он всё же в реальном времени, в XIX веке. Они были ровесниками – Ф.М.Достоевский и Александр II, и после шести покушений на императора не только Ф.М., но и другие образованные в то время литераторы могли «предвидеть», что «освобождённые» народовольцы, которым «всё дозволено», доведут начатое «их дело» до конца.

А вот запрещали романы Ф.М.Достоевского, очевидно, совсем по другому поводу.

Если в «Бесах» было раскрыто «свинство» в обществе (малообразованном и бескультурном), где могло произойти что угодно и даже «террор среди своих» (в частных разборках), то в апофеозе «Братья Карамазовы» Ф.М. раскрыл тему «нечаянного отцеубийства», но КОГО?

Кто такие братья Карамазовы? Неужто стал бы Достоевский тратить своё драгоценное время на повествование незаурядного сюжета с отцеубийством в некоем провинциальном городке, вкладывая смысл в образы братцев простолюдинов, живущих беспутно, каковых в России в то время было пруд-пруди?

Если б не было цензуры и запретов, может не только «пикантные места» с исповедями и размышлениями остались в тексте его последнего романа, – это всё же про отцеубийство императора Павла I ?

Вообще в «судьбе» Российской империи XIX века много «белых пятен», начиная с предсказаний монаха Авеля сыну Салтыкова и императрицы Екатерины II Павлу I. Но проклятия на род Романовых были наложены ещё Марией Мнишек, что было известно и Петру I, и другим относящимся к романовской династии досконально.

История замалчивается или искажается, если не выгодно открывать «тайны», или если о чём-то не положено знать «посторонним» из народа. Достоевскому, по всей видимости, было над чем задуматься, в частности, отчего братья были так не схожи друг с другом, хотя каждый из них оставался великолепным актёром.

Но рано или поздно всё проясняется. Попытка Ф.М. раскрыть сущность братьев и мотивы в «устранении» их родного отца, которые были известны безусловно двоим из троих, и четвёртого, рождённого вне брака (Смердякова), вполне подходила под описание происхождения рода Салтыковых (если говорить о том, что задуманное автором было осуществлено лишь частично, с учётом цензуры).

И фамилия Смердякова «смахивала» на Салтыкова, только завуалирована так, что Смердяков – родной братьям по отцу, а Салтыков (один из четырёх братьев, открыто «содействовавший» убийству отчима) – по матери.

Ф.М.Достоевский собирался написать вторую часть этого романа, и если б жизнь его не оборвалась, возможно читатель узнал бы подробности, что не только братья «Карамазовы-Салтыковы» родились от разных матерей, но ещё кое-кто из них – и от разных отцов!