Мой самый жуткий сон

Мне снилось, что стояла глухая ночь.

Я находился один в своей квартире, на четвёртом этаже пятиэтажного дома с окнами на центральную улицу города. Я не спал. Какая-то смутная тревога, непонятное предчувствие не давали мне лечь.

Я абсолютно точно знал, что город пуст, что в нём нет ни одного жителя, кроме меня. Почему в нём нет жителей, я не знал. Я об этом не думал. Но в том, что он пуст, я был уверен.

Лечь спать и успокоится мне не давало предчувствие того, что в городе кроме меня находится ещё кто-то. И этот неизвестный кто-то, так говорило мне предчувствие, идёт в мою сторону, идёт ко мне.

Я гнал от себя эту мысль, но предчувствие того, что в городе кто-то, мне неизвестный, идёт ко мне только нарастало.

Я не зажигал свет в своей квартире, чтобы не привлечь к себе внимание этого странного незнакомца и не выдать своего присутствия в городе. Чем-то этот неизвестный пугал меня. Я не знал, прочему он мне опасен, но то, что от него исходит какая-то опасность для меня, я предчувствовал.

Изредка я подходил к окну и смотрел на ночную пустынную улицу, на которой тускло горели городские фонари, чтобы убедиться в том, что в городе никого нет и ко мне никто не идёт. Так оно и было. Стояла гробовая тишина. Улица была пуста. Тусклым, мертвенным светом её слабо освещали фонари.

Я изредка подходил к окну, всматриваясь в темноту ночи, в самый дальний, еле различимый во тьме конец моей улицы, чтобы убедиться, что никого на ней нет.

И вдруг я заметил, что вдали, во тьме появилась движущаяся фигурка медленно идущего по противоположной стороне улицы человека. И этот человек шёл по направлению к моему дому.

Я отпрянул от окна, чтобы он не заметил меня в окне. Меня ещё не оставляла надежда, что этот человек идёт не ко мне.

Через некоторое время я снова посмотрел украдкой в окно. Неизвестный, чьи черты я пока не мог различить во тьме этой жуткой, пустынной ночи, уже переходил дорогу и неспешно шёл к моему дому.

Тревога моя переросла в чувство страха. Я всё ещё надеялся, что этот человек идёт не ко мне.

На всякий случай, надеясь, что он пройдёт мимо моего подъезда, я открыл дверь, как можно тише вышел на лестничную площадку и заглянул в пролёт, на самое дно лестничного колодца, чтобы выяснить, не вошёл ли этот человек в мой подъезд ?

Никого не было. Всё было тихо и пустынно.

Я вернулся в квартиру, закрыв дверь на все замки. Я постарался успокоить себя. Но нарастающее чувство тревоги не давало мне успокоиться. Я понимал, что лучше не открывать дверь, не выдавать своего присутствия, но не удержался и открыл дверь снова.

На цыпочках, осторожно я подошёл к лестнице, заглянул в лестничный пролёт и вдруг увидел, что незнакомец мелькнул внизу, между первым и вторым этажами .

Ужас охватил меня. Я вернулся в квартиру и снова запер дверь на все замки.

Но мой страх, вопреки моей воле, снова вытолкнул меня на лестничную площадку. В состоянии паники, охватившей меня целиком, я подбежал к лестнице и заглянул в лестничный пролёт. И ясно увидел, что человек мелькнул уже на третьем этаже и сейчас, через несколько мгновений будет на четвёртом, на моём.

В состоянии панического ужаса я забежал в квартиру и руками, которые меня не слушались, запер дверь на все замки и на дверную цепочку. Я остался стоять у двери, понимая, что погиб.

Через несколько секунд раздался тихий стук в дверь.

Этот стук был очень тихим, настолько тихим, что в другом случае я бы и не расслышал его, но он ужаснул меня больше, чем взрыв тысяч ядерных бомб. Я понял, что никакие замки меня больше не спасут, как не спас философа Хому Брута в повести Гоголя "Вий" его магический круг.

Потеряв волю к сопротивлению, парализованный ужасом, я медленно начал открывать замки. Когда замки были открыты, я дрожащей рукой снял и дверную цепочку.

Запоров больше не было. Ничто не мешало тому, чтобы дверь открылась. И я открыл её. Так приговорённый к казни сам спокойно становится на колени перед палачом и кладёт голову на плаху.

За открывшейся дверью в полумраке слабо освещённого подъезда прямо передо мной стоял небольшого роста человек.

Арктическим холодом веяло от него. Он был облачён в тёмно-пурпурного цвета плащ с капюшоном. Плащ со множеством складок спадал до самого пола. Голова его с накинутым на неё капюшоном была опущена так низко, что лица я не видел.

Незнакомец очень медленно начал поднимать голову и я увидел его лик. Этот лик, изрезанный множеством крупных и мелких морщин, лик древнего старца был мертвенно спокоен и бледен. Тонкие губы, запёкшиеся и скорбно сжатые, тоже были бледны. Но глаза горели, как два прожектора. Незнакомец глянул мне в глаза и его взгляд ослепил и прожёг меня насквозь.

Помолчав несколько минут, старец глухим, но чистым как родник голосом изрёк :

"Смертный, радуйся ! Молитва твоя услышана богами. Редактор уволен. Твои стихи будут напечатаны в районной газете !"

Я проснулся в холодном поту.