Уленшпигель
Вдруг возникают из призрачных сфер:
Тиль Уленшпигель, Фландрия, гёзы,
Герцог Оранский, Шарль де Костер.
Славной легенды звенящие строки,
Словно заря, загорались и жгли, –
Тиль Уленшпигель бичует пороки,
Замки штурмует, ведёт корабли.
Как он мне нравился, смелый пройдоха,
Хитрый фламандец, задорный остряк!
Тиль и его огневая эпоха –
Это ушедшего детства маяк.
Нету ни гёзов, ни герцога Альбы,
Фландрии Тиля и Брейгеля – нет.
Только вот в памяти: выше, чем Альпы,
Давней зари обжигающий свет.
_____________
* Иллюстрация:
Афиши фильма "Тиль Уленшпигель", 1956 год,
Режиссёры: Жерар Филип и Йорис Ивенс,
в главной роли – Жерар Филипп.
В детстве книга Шарля де Костера с витееватым названием «Легенда о Тиле Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, их приключениях – забавных, отважных и достославных во Фландрии и иных странах» произвела на меня сильное впечатление. Перечитывал несколько раз. Да и великолепная киноэпопея Александра Алова и Владимира Наумова "Легенда о Тиле" до сих пор – в числе любимых фильмов. Хотя мне очень нравится и образ весёлого фламандца, созданный Жераром Филиппом в "Уленшпигеле" 1956 года, и, конечно же, блистательная игра Николая Караченцова в знаменитом спектакле "Тиль" (режиссёр Марк Захаров, музыка Геннадия Гладкова). А вот в поэзии самое удачное воплощение образа Уленшпигеля и духа великой книги, на мой взгляд, дано в стихах поэта восточной ветви Русской эмиграции Арсения Ивановича Несмелова – белогвардейца, антикоммуниста, вывезенного в 1945 году чекистами из захваченного Харбина и погибшего в советском застенке.
Арсений НЕСМЕЛОВ
(1889 – 1945)
ПЕСНИ ОБ УЛЕНШПИГЕЛЕ
По затихшим фландрским селам,
Полон юношеских сил,
Пересмешником веселым
Уленшпигель проходил.
А в стране веселья мало,
Слышен только лязг оков, –
Инквизиция сжигала
На кострах еретиков.
И, склонясь на подоконник, –
Есть и трапезам предел, –
Подозрительно каноник
На прохожего глядел:
«Почему ты, парень, весел,
Если всюду только плач?
Как бы парня не повесил
На столбах своих палач…»
Пышет. Смотрит исподлобья.
Пальцем строго покачал.
«Полно, ваше преподобье! –
Уленшпигель отвечал. –
Простачок я, щебет птичий,
Песня сёл и деревень:
Для такой ничтожной дичи
Не тревожьте вашу лень».
С толстым другом, другом верным,
Полон юношеских сил,
По гулянкам и тавернам
Уленшпигель колесил.
Громче дудка, резче пищик, –
Чем не ярмарочный шут?
Вопрошал испанский сыщик:
«Почему они поют?
Что–то слишком весел малый.
Где почтительность и страх?
Инквизиция сжигала
Не таких ли на кострах?»
И при всем честном народе
(Мало лиц и много рыл) –
«Полно, ваше благородье! –
Уленшпигель говорил. –
Не глядите столь ощерясь,
Велика ль моя вина?
Злая Лютерова ересь
Не в бутылке же вина?»
Но когда, забывшись с милкой,
Ник шпион к её ушку,
Звонко падала бутылка
На проклятую башку.
С дудкой, с бубном, с арбалетом,
Полон юношеских сил,
То солдатом, то поэтом
Уленшпигель колесил.
Он шагал землёю фландрской
Без герольда и пажа,
Но ему Вильгельм Оранский
Руку грубую пожал.
Скупо молвил Молчаливый,
Ус косматый теребя:
«Бог, к поэтам справедливый,
Ставит рыцарем тебя!»
Шляпу огненного фетра
Скинул парень не спеша:
«Я – не рыцарь, ваша светлость,
Я – народная душа!
Буря злится, буря длится,
Потопляет берега, –
Правь победу, честный рыцарь,
Опрокидывай врага.
Нету жребия чудесней,
И сиять обоим нам,
Если ж требуются песни,
Прикажи – я песни дам».
Гей, палач, не жди, не мешкай,
Завивай покрепче жгут:
С истребляющей усмешкой
Уленшпигели идут.
Кровь на дыбе – ей точило,
На кострах – её закал,
Бочке с порохом вручила
Огневой она запал:
– На! Довольно прятать силу,
Львистым пламенем взыграй:
Верных чествуй, слабых милуй,
Угнетающих карай.
Пусть рычат – не верьте в гибель:
Не на вас – на них гроза…
И хохочет Уленшпигель
В узколобые глаза:
«Поединка просит сердце,
Маски кротости – долой…
Герцог Альба, черный герцог,
Ты со шпагой, я – с метлой!»
Пил и пел. Рубил. Обедал.
Громоздился на осла.
И весёлая победа
Уленшпигеля несла.
Уленшпигель, Уленшпигель,
Не всегда ли с той поры
Ты спешишь туда, где гибель,
Палачи и топоры?
И от песен на пирушке,
От гулянок, ассамблей
С фитилем подходишь к пушке
На восставшем корабле.
Меткой шуткой ободряешь,
Покачаешь головой –
И, как искра, вдруг взрываешь
Весь запас пороховой.
Так. Живая сила ищет
Бега. Уровни растут.
У плотины встанет сыщик
И каноник встанет тут.
Но, как знамя, светит гёзам
Пламенеющий берет:
– Никаким не верь угрозам,
Для бессмертных смерти – нет!
Где ты нынче? В песнях, в книге ль
Только твой победный знак?
Где ты, тощий Уленшпигель,
Толстый Ламе Гоодзак?
Харбин, 1930–е гг.
Свидетельство о публикации №121100503301