Синица и Соловей. Притча

А мне ещё одна притча нравится:

СИНИЦА И СОЛОВЕЙ

Притча

Посвящается всем гениям на свете

На опушке сквера, что рос в самом центре большого города, обитала маленькая желтогрудая Синица. Она была уже старая и неповоротливая, но зато слыла мудрой птицей, хотя и была вечно чем-то озабоченной, откровенно говоря, немного рассеянной, отчего у нее в ушах зимой и летом звенели зеленые ветры, а в глазах плыли и плыли облака. Впрочем, этого никто не замечал, так как до нее мало кому было дело.

Но однажды о ней вспомнил Скворец.

— Вы знаете, уважаемая Синица, в нашем сквере поселился Соловей, — сказал он: — Во-он за теми деревьями, — и показал крылом куда-то в сторону.

— Странно, я слышала, что такие птицы водятся на свете, но видеть или слышать их здесь, в центре города, не доводилось… — равнодушно покачала головой Синица. — Неужели прямо в этом сквере поселился? — недоверчиво прищурила она глаз, отчего облака убрались оттуда восвояси, и он стал чист, как стеклышко.

— Да, — сказал Скворец, деловито смахнув с себя клювом кажущуюся соринку. — Я, собственно, по этому делу и беспокою вас. Новость ведь…

— О-о! — щебетнула Синица то ли досадливо, то ли удивленно, — о…

— Мне радостно, — продолжал Скворец. — А то ведь что получается? Люди начинают забывать Соловья, хорошие песни. И это беспокоит меня. Чего стоит мир, в котором каждый воробей считает себя певцом, засоряет эфир глупым чириканьем да без толку суетится тут и там, куда ни пойдешь? А следом, представьте только, и насекомые начинают мнить о себе. Пожалуйста, за примерами далеко ходить не надо — комары, и те теперь считают, что их визжание кого-то услаждает! Пора вспомнить о настоящих певцах. Да! И рассказать о них, чтобы каждый сверчок знал свой шесток.

— От меня-то что надо? — вздохнула Синица давным-давно не верящая в бескорыстность благих намерений.

— Просто познакомьтесь, уважаемая Синица, с Соловьем, поговорите с ним…

— Что-то ты не договариваешь, резвый молодец. Знаю я тебя. Небось, хочет Соловей, чтобы люди отдельную кормушку прикрепили к его дереву. Попросил пропиарить его? Признавайся.

— Да вы сами во всем разберетесь, — мелодично засвистел Скворец. — Ах, Синица, повествовать о явлениях жизни так, как умеете вы, никто не может. А я потом растиражирую ваш рассказ.

— И то… — согласилась мудрая птица, не желая огорчать Скворца. — Вы же знаете, от меня не убудет, если Соловью хорошего добавиться. Пускай.

Недолго думая, Синица, разжав крылышки, отряхнула, словно дождевые капли, свою неподвижность, раз-два чиркнула клювом о древесную кору, даже потанцевала на шершавой ветке, чтобы очистить с лапок мнимую пыль, и полетела к Соловью.

Соловей показался ей всем пернатым не чета — голосистый, приветливый, с открытой душой. «Да-а… — подумала Синица, невольно оживившись в его присутствии, — вот ради таких минут и стоит жить». И тут же почувствовала, как обидно было бы уходить в небытие без знания соловьиных песен. «Молодец Скворец» — с затаенным теплом похвалила она молодого друга, снова наивно уверовав в ненапрасность своих, давно, впрочем, забытых, усилий сделать мир чище и прекрасней.

Зеленые ветры — ах, как надоели ей эти братья тоски, налетевшие отовсюду в ее одиночество! — Синица с радостью растеряла на обратной дороге. Она возвращалась в свое гнездо, смешно признаться, просветлевшей и даже приободрившейся, а ее неспешные мысли потекли весьма уверенным стежками. Ей отчетливо стало понятно, что мир губят не молодая стихийная глупость и даже не настойчивость бездарей. Он рушится от усталости и безверия, нашей гордыни, от жалких попыток слыть достойнее других творений Бога, от страха показаться смешным в потасовках со злом, от желания, закрыв на него глаза, парить черт знает где, гнушаясь черной работы, без которой никак не обойтись. «Забыли, что большое состоит из мелочей, и значит, их нельзя не замечать ни в плохом, ни в хорошем», — назидательно для себя самой думала она, наполняясь молодой отвагой.

Вот на такой волне Синица и написала о Соловье. Задор ее, конечно, быстро исчерпался, но для заказанной работы его, слава Богу, хватило. Рассказ, хоть он и не показался таким уж удачным самой Синице — сказывалась вековая болезнь гипертребовательности к себе, — произвел сильное впечатление на Скворца.

— Пусть читают, — бодренько сказал он. — Может, хоть на короткий срок люди воодушевятся на добрые дела для птиц, да и в самом сквере воцарится затишье — миг всеобщей гармонии.

— Да уж, — снова угасла и впала в скепсис Синица. — Хотелось бы, чтобы мои усилия не пропали зря.

Хотите знать, что поделывал после этого Соловей? Он хандрил и капризничал, даже, говорят, нагрубил Синице, мол, написала-то она здорово, да вот лично сама выявила к нему мало почтения.

— Между нами говоря, он — надутый Удод, — снисходительно говорила друзьям Синица, неловко оправдываясь за хвалебный тон своего рассказа да за самомнение его героя. — Что же вы хотите? Только пусть об этом по-прежнему никто не догадывается.

Из книги - Овсянникова Любовь Борисовна "Медитации хазарки"

Рина Арчи   03.10.2021 22:28   Заявить о нарушении