Простые рифмы, или Жуткая история

В старом зале, что у нас при консерватории,
Приключилась как-то раз жуткая история;
Расскажу вам, господа, хоть болтать не велено,
Как сгорела со стыда целая империя!

Помнят, видимо, не все о тогдашнем бедствии -
Стали доблестью в стране ложь и безответствие;
Власть пронизана ворьём, вплоть до неприличия,
А с безвольным королём вмиг ушло величие.

Промышляли, как враги, истребляя лучшее,
Чтобы власть и пироги ухватить при случае;
А король предпочитал дам и развлечения,
И с любовью выпекал для друзей печенье.

И тогда один мудрец, как всегда, опальный,
Предсказал стране конец, скорый и скандальный:
Если мор и дальше длить, до позорной крайности,
То судьбу начнут вершить разные случайности.

Но не властен был король над своей империей -
Иногда такая роль королям отмерена;
И со свитой светских дам и придворной братии
Он в тот день приехал к нам на мероприятие.

То ли это был каприз, то ли дань традиции,
То ли выдумал сюрприз к тезоименитствию,
Только странный сей визит вызвал удивление,
Ведь давно бюджет отбит в нужном направлении.

В оркестровой яме пыль со времён Бетховена,
Пианист забил костыль под рояль расстроенный,
Сквозняки в щелях гудят скорбным унисоном,
А со стен в тоске глядят Вагнер с Мендельсоном.

Опасаясь угодить в скверную историю,
Приказали подрядить всю консерваторию:
Мол, особенным гостям, следуя традиции,
Будет сыграно с листа и без репетиции!

Композитор Трахтенброд сочинил симфонию,
Совершив переворот в средствах полифонии:
Навалил в большой пирог всё, что было велено,
И влепил, где только мог, квинты параллельные.

Там был хор, колокола, скрипки и валторны,
Гонг, рояль, орган, зурна, контрабас и горны;
Сжались классики в гробах, но, пройдя цензуру,
Привезли на трёх возах эту партитуру.

Посмотрели - полный мрак, мы такое сможем!
Начинайте! - дали знак в королевской ложе;
Увертюра полилась вкрадчиво, лирически,
Как предписывал канон правды исторической.

Но подспудно нарастал ритм железной воли -
Это знают короли, получая роли;
Каждый в зале понимал скрытую интригу,
И симфонию читал, как большую книгу.

Плыли звёзды, в стороне проносились грозы,
На освоенной Луне строились колхозы,
Пролетая над Землёй, песню доносило,
И всходило над страной гордое светило;

Но врагам претило жить по-дипломатически,
Захотели мир бомбить апокалиптически;
Вновь взыграл священный гнев, вновь сгустились тучи,
Вновь готовились к войне армии могучие.

Затаив дыхание, зал, не скрывая чувства,
Уж почти рукоплескал торжеству искусства;
С напряжением весь бомонд ждал святой виктории,
Но случилось, что должно, если знать историю.

Самый важный генерал <...> от волнения,
Чем в смущение вогнал всех без исключения!
Неожиданный сюрприз грянул прямо в паузе,
Кто-то даже крикнул "бис!" на четвёртом ярусе.

От сего король вскочил в гневном возбуждении,
И в вояку, что есть сил, запустил печенье;
Только всем известен факт: если предрекается,
То пойдёт совсем не так всё, что ожидается.

Был эпическим полёт сливочного кекса -
Прямиком за отворот нашему маэстро!
У того затакт снесло в самой кульминации,
Что едва не привело к поражению нации.

Органист решил: пора, разразился фугою,
Но вступили тенора с трепетной натугою;
Пианист помимо нот закатил секвенцию,
А солист - вот обормот! - опустил на терцию.

Скрипки взвыли, как коты, громко и отчаянно,
Им ответили альты -  скорбно, опечаленно;
На тылах проснулась медь, нагло и жестоко,
А тимпан, отстав на треть, врезал поступь рока!

Полетели вразнобой такты и гармонии,
Оставляя за собой хаос какофонии;
Не желая ждать оков или децимации,
Побежала из рядов вон администрация.

Здесь и Вагнер не сумел избежать бы сраму,
Если б сторож не успел вставить фонограмму!
Сразу всё пошло на лад, в верном направлении,
А оркестр изображал нужные движения.

Завершили, не вопрос, мы апофеозом,
Моцарт, Бах и Берлиоз отирали слёзы;
Понимаю, господа, ваше удивление,
Но сгорела со стыда старая империя!

Наступили для страны важные последствия,
Как движением руки прекратились бедствия,
Растворился, словно дым, морок клептократии -
Видно, было не простым то мероприятие.

Обновили старый зал и администрацию,
А оркестр - вот дела! - принят на дотацию;
Правда, с нами больше нет нашего маэстро -
Он сменил на кабинет хлопотное место.

Композитор Трахтенброд приглашён в Японию,
И теперь преподаёт симфокакофонию;
Генерал пропил пурген, взят на повышение,
И ему сдаются в плен сразу, без сражения.

А король? А что - король? Думали, в изгнании?
У него другая роль в нашем понимании:
Нынче в музыке, друзья, новое теченье -
В моде не "Полёт шмеля", а "Полёт печенья".